Страхи, что коронавирус станет пандемией, на минувшей неделе увели нефть Brent ниже 50 долларов за баррель — к локальному дну декабря 2018-го. Таким образом, как это ни парадоксально, коронавирус всего за месяц сделал для балансировки рынка нефти и газа больше, чем ОПЕК за последние пять лет, обострив технологические и финансовые проблемы в сланцевой индустрии. Проблемы за последние годы достигли таких масштабов, что даже такого небольшого толчка может оказаться достаточно для начала обвала. Цены на нефть на уровне 50 долларов за баррель приближают конец эпохи сланцевого нефтегаза, поскольку при таких котировках игроки этого рынка обречены на быстрое вымирание.
То, что сейчас, несмотря на провалы нефтяных цен, страны ОПЕК+ отказываются сокращать добычу в связи с падением спроса, — первый хороший для нефтяников (за исключением американских сланцевиков) знак наступающей весны на рынке энергоресурсов. Нефтедобытчики и трейдеры пристально следят за состоянием сланцевой отрасли в США — и идти ей на помощь не хотят. Рост цен на нефть затянет агонию сдувающего пузыря. Поэтому лучше немного подождать.
Рынок нефти еще какое-то время (несколько кварталов) поштормит, но каждый день низких цен — это еще один гвоздь в крышку гроба сланцевой добычи, и возродиться она при сегодняшних технологиях не сможет. За пятнадцать лет американские нефтяники сняли все сливки со сланцевых залежей (см графики 1 и 2). Оставшиеся части нефтяных формаций (см. карту) богаты нефтью, однако эффективных способов добычи этих ресурсов нет. Выстроенная инфраструктура даст США еще три-пять лет энергоизбыточности, а потом страна вернется к нетто-импорту энергоресурсов, который будет нарастать с каждым годом.
Котировки знают всё
Отношение к нефти на рынке поменялось. Казалось бы, информационный фон вокруг главного энергоносителя кошмарный: в Китае потребление нефти в моменте опустилось на 20% ниже уровней пика 2019 года на фоне остановки экономики Китая. При этом ОПЕК+ бездействует. А ведь еще четыре-пять лет назад переизбытка мощностей в один-два процента хватало, чтобы отправить в нокдаун цены на Brent.
Сейчас моментальное перепроизводство в масштабах планеты около трех-четырех процентов, однако котировки прочно зависли в коридоре 50–60 долларов за баррель, и нефть чувствует в себе силы расти на любой позитивной новости. Да, сегодняшний уровень цен невысок, но нынешнее дно выше, чем в 2018, 2017 и 2016 годах (см график 3), — а значит, тренд восходящий. Истощение сланцевого бума все очевиднее для игроков рынка.
Учитывая, как вела себя нефть в последние годы, можно предположить, что теперь она стала контрцикличным активом: цены на нее снижались на фоне роста мировой экономики — и могут начать расти на фоне рецессии в экономике США, так как вероятным источником этой рецессии станут сворачивающие свою инвестиционную активность американские нефтяники.
Уже пошли тревожные новости из нефтяных регионов США и связанных с ними секторов. Так, данные по занятости Федерального резервного банка Далласа (Техас), показали, что число рабочих мест в этом ключевом для добычи сланцевой нефти регионе в 2019 году выросло лишь на 0,7%, тогда как в 2018-м рост составил 11,4% год к году. В январе 2020-го производители пробурили 1014 скважин во всех сланцевых провинциях — это наименьшее количество с июня 2017 года; помимо этого они вывели из эксплуатации 1048 скважин на территории самых крупных сланцевых бассейнов.
Резко замедлились и темпы роста сектора. Суточная добыча сланцевой нефти в США вырастет лишь на 11 тыс. баррелей в феврале 2020 года и на 18 тыс. баррелей в марте — такого низкого роста не наблюдалось в течение трех лет.
Ослабление добычной активности сказывается не только на нефтяном бизнесе и количестве рабочих мест, но и на крупных корпорациях. Так, эксперты производителя промышленной техники Caterpillar видят причину снижения продаж нефтегазового оборудования в 2019 году в тех изменениях, которые претерпел бизнес добычных компаний в нефтеносной провинции Пермиан. Со снижением продаж столкнулся производитель химикатов Balchem — его продукцию закачивают в пласт для гидроразрыва.
С кризисом начинают сталкиваться и нефтесервисные компании. Так, выручка североамериканского подразделения компании Halliburton снизилась в четвертом квартале прошлого года на 21% из-за сокращения объемов работ, а также падения цен на бурение и обслуживании нефтегазовых месторождений.
Прогнозы от Schlumberger, крупнейшей нефтесервисной компании мира, тоже мрачные. Ее операционная деятельность в США уже сократилась в 2019 году, и ожидается, что 2020-й станет вторым годом сокращения в Северной Америке. Главный исполнительный директор Schlumberger Оливье ле Пош полагает, что снижение может быть двузначным. Производственные мощности компании будут сокращены на 30%.
А дальше нефтегазовый негатив может затронуть и банки, которые вслед за акционерами начнут фиксировать убытки по долгам сланцевых компаний.
Нефть снова ценный ресурс
Нефть и газ труднопроницаемых коллекторов (англ. tight oil and gas), как правильно называют сланцевые месторождения, — все те же привычные нефть и газ, просто размещенные «в неудобном месте». Труднопроницаемый коллектор — это обычно даже не сланец (прессованный песок, по сути), а еще более плотный, напоминающий камень песчаник, пропитанный нефтью. Чтобы добыть из него нефть или газ, его приходится раскалывать с помощью гидроразрыва (англ. fracking).
Сланцевая революция в США началась довольно давно. Одним из пионеров такого способа добычи была компания Chesapeake Energy. Именно она начала строить дорогие горизонтальные скважины еще в 1990-е годы для добычи газа — дефицитного тогда в США ресурса.
Компания активно развивалась, поскольку методы ее работы были инновационными, а газ и нефть все время росли в цене. Постепенно рынок инновационного горизонтального бурения увеличивался, вытесняя традиционные вертикальные скважины.
Но прорыв в отрасли случился, когда нефть оторвалась от фундаментальных оценок; на рынке в 2006–2007 годах надулся ценовой пузырь, а потом, в 2010–2014-м, цена зависла на комфортном для входящих в ОПЕК стран уровне сто долларов за бочку. В это время сотни небольших частных компаний в США обкатывали технологию добычи нефти из плотных пород с помощью горизонтальных скважин и многостадийного гидроразрыва пласта.
Однако нигде за пределами США повторить сланцевую революцию не удалось, даже в энергодефицитном Китае. Причин тому несколько. Во-первых, США — страна с огромным финансовым рынком, позволяющим масштабировать любые технологии практически одномоментно. Во-вторых, в США огромный технологический задел и передовая нефтедобывающая школа. В-третьих, в Штатах есть месторождения нефти, добыча на которых долгое время была нерентабельной. И вдруг все сошлось: деньги, технологии, месторождения. В США началась очередная золотая лихорадка (то есть в данном случае нефтяная), когда множество предпринимателей ринулись добывать нефть. На пике в 2014-м на сланцевых месторождениях работало более 1600 бурильных станков (половина всех установок мира).
Благодаря этой активности добыча сланцевой нефти в США выросла с миллиона баррелей в сутки в 2011 году до 9,2 млн в 2020-м. А суммарный объем нефтедобычи в США вышел на новый максимум — 13 млн баррелей в сутки.
За десятилетие объемы добычи сланцевой нефти в США выросли в десять раз. Это позволило стране существенно снизить дефицит торгового баланса, обеспечить заказами машиностроение, сервис, транспорт, создать высокооплачиваемые рабочие места, запустить модернизацию энергетики, выстроить индустрию экспорта сжиженного природного газа, поскольку вместе с нефтью добывается и попутный нефтяной газ, с избытком которого столкнулась страна.
Пионер пузыря
На минувшей неделе акции пионера американской сланцевой индустрии Chesapeake Energy Corporation обновили исторический минимум (см график 6). А в одну из сессий на прошедшей неделе потеряли сразу 30% стоимости, упав до 30 центов за бумагу. За всю Chesapeake Energy сегодня дают 500 млн долларов. На заре сланцевой революции, в 2008-м, акции Chesapeake разлетались как горячие пирожки по 60 долларов, а капитализация всей компании превышала 35 млрд долларов. Для понимания масштабов пузыря: капитализация «Газпрома» сегодня 86 млрд долларов.
Chesapeake Energy за 13 лет добыла 308 млрд кубометров газа (в среднем 23,5 млрд кубометров в год), заодно накопив убытков на 13,8 млрд долларов. Опять-таки для сравнения: «Газпром» в год добывает более 450 млрд кубов с годовой EBITDA более 30 млрд долларов.
Chesapeake в своем падении не одинока. В пропасть несется не только значительная часть сланцевой добычи США — сложившаяся на рынке ситуация затрагивает уже и американских нефтегазовых гигантов из числа тех компаний, что «сделали Америку великой».
Так, с начала этого года в штопор пошли бумаги ExxonMobil. Акции этой компании держат самые консервативные и уважаемые инвесторы и фонды во всем мире. Сегодня ExxonMobil потеряла почти половину капитализации с пика 2014 года (см график 5). На минувшей неделе ее акции торговались вблизи отметки 49 долларов за бумагу. По такой низкой цене их можно было купить шестнадцать лет назад. А ведь еще пять лет назад ExxonMobil была самой дорогой компанией в мире. Для нее были открыты практически все новые нефтяные месторождения, за компанией стояла технологическая, политическая и военная мощь США. Для полноты картины стоит добавить, что ExxonMobil — наследница знаменитой рокфеллеровской Standard Oil, самая красивая, умная и богатая нефтяная «сестра» из семи «сестер» — старых англосаксонских компаний, стоявших в основании сегодняшнего нефтяного рынка.
Пик капитализации Exxon пришелся на 2014–2016 годы — начало пузыря сланцевой революции. Инвесторы покупали бумаги Exxon даже на фоне минимумов на рынке (35 долларов за баррель американской нефти WTI), веря в сланцевую революцию. Возможно, та поддержка инвесторов, а возможно, и американские власти, применившие санкции к России, подтолкнули ExxonMobil к неверному стратегическому выбору, плоды которого пожинают сегодняшние акционеры. На момент введения антироссийских санкций у «Роснефти» и ExxonMobil было десять совместных проектов, в том числе геологоразведка и освоение российского шельфа в Черном море и Арктике, а также проекты в Западной Сибири. В итоге девять из десяти проектов в России были приостановлены. Санкции не затронули только нефтегазовый проект «Сахалин-1» в Охотском море, где Exxon являлась оператором. Выход из российских активов и заход в сланцевые активы произошли примерно в одно время — хотя, конечно, нельзя утверждать однозначно, что второе было следствием первого.
А сейчас сланцевый пузырь сдулся прямо на наших глазах, потащив за собой символ американской нефтедобычи. Китайский коронавирус лишь обнажил этот факт.
Падение капитализации ExxonMobil крайне важно для рынка нефтегазовой индустрии. В американской корпоративной среде менеджмент получает основную часть вознаграждения от роста стоимости акций. А в случае с ExxonMobil капитализация идет под откос. И теперь для любого топ-менеджера нефтегазовой компании этот пример — лучшая прививка от сланцевых авантюр. Хочешь лишиться бонусов и поста — иди добывай сланцевую нефть.
Дакота в слезах
Нефтегазовый сектор США, представленный сланцевыми компаниями, потерял сотни миллиардов долларов капитализации по сравнению с пиками 2008 и 2014 годов. Важно, что эти потери, несмотря на кажущуюся виртуальность рыночных котировок, вполне реальны, потому что для компании капитализация — это способ привлечь долевое и заемное финансирование. Один из способов оценки платежеспособности компании — ее стоимость на бирже, а акции выступают в качестве залога. Чем они дороже, тем больше можно занять. И наоборот: когда акции заемщика серьезно дешевеют, возможности привлечь деньги акционеров или дешево перекредитоваться стремительно сжимаются.
Таким образом, низкая капитализация — это фактически лишение американского сектора сланцевой добычи его главного конкурентного преимущества: дешевого и обильного финансирования. Это важно, поскольку не технологии, не месторождения, не профессионализм буровиков, а именно грамотно выстроенная финансовая система стала источником бурного взлета этого сектора. Без обильного финансирования сланцевая добыча так и оставалась бы уделом отдельных малоизвестных компаний, работающих на ниве «альтернативной энергетики», и не играла бы никакой роли в глобальном энергобалансе.
Инвесторы, поверив в бесконечный рост сланцевой добычи, выписывали под прогнозную экспоненту ее роста чеки, а компании пытались оправдать доверие.
Геологи подсчитали, что в целом в американских недрах сегодня залегает до 58 млрд баррелей извлекаемой сланцевой нефти. При годовой добыче 3,2 млрд баррелей этих запасов хватит на восемнадцать лет, хотя их все время переоценивают в сторону увеличения. Однако нужно понимать, что за пятнадцать лет активных работ были извлечены самые «сладкие» и рентабельные залежи. Извлечение каждой новой тонны нефти обходится все дороже — это так называемое проклятие падающей отдачи (англ. diminishing returns), когда каждый следующий баррель нефти или кубометр газа дается все труднее и труднее. Добывать их приходится из все более неудобных месторождений и с гораздо большими затратами, чем вначале.
Долгое время фактор падающей отдачи получалось нивелировать ростом эффективности технологий. За последние десять лет средний срок бурения скважины снизился с четырех-пяти месяцев до двух недель, но, по всей видимости, быстрее бурить нефтяники не могут. После достижения предела по скорости бурения сланцевики начали активно работать над дебетами скважин, увеличивая количество гидроразрывов, меняя химикаты и т. п. Вся эта интенсификация позволила сектору еще несколько лет агрессивно наращивать добычу. Как отмечает председатель совета директоров сланцевой компании Pioneer Natural Resources Скотт Шеффилд, производительность нефтяных скважин в его организации выросла на 300% за последние пять лет. Рост эффективности технологий сланцевой добычи подтверждает и статистика. С момента пика в 2014 году количество активных буровых станков в США сократилось почти на 60% — до 680 единиц. При этом добыча нефти и газа все время растет.
Однако рано или поздно наступает ситуация, когда технологии становятся настолько эффективными, что каждое последующее улучшение не дает соразмерного экономического эффекта.
Добурились до предела
Для сланцевой отрасли текущее падение котировок нефти не первое. Индустрия прошла кризис 2014 года, после чего сумела восстановить темпы роста добычи даже на фоне низких цен на нефть. Уровень 60–70 долларов за баррель позволял американским сланцевикам вести работы. Так в чем же отличие сегодняшней ситуации от той, что была пять лет назад?
Отличие в том, что на 2014 год пришелся пик веры инвесторов в сланец. Инвесторы, в общем, взяли на себя убытки сланцевых компаний того периода. Небольшие компании, добывающие нефть и газ в США, как раз в 2014–2016 годах оценивались рынком в десятки миллиардов долларов, и поток от новых акционеров позволял закрывать убытки прошлых лет, рассчитываться с банками и вести операционную деятельность.
Вера основывалась на том, что добыча сланцевой нефти может расти бесконечно. Из семи сланцевых провинций более 85% добычи нефти ведется в четырех: Ниобрара (0,8 млн баррелей в сутки), Баккен (1,5 млн), Игл-Форд (1,2 млн) и Пермиан (4,5 млн). Однако в 2014 году пик добычи прошла формация Игл-Форд, сейчас сильно замедляются Баккен и Ниобрара. Единственная провинция, где продолжается рост, — Пермиан. Еще три нефтегазовые провинции слишком малы, чтобы существенно влиять на добычу.
Месторождения сланцевой нефти бурят с огромной скоростью уже пятнадцать лет, и за это время разбурены все возможные участки добычи нефти и газа (там, где это разрешено законом), большинство «легких» запасов уже иссякли. Да и «нелегкие» тоже. На многих скважинах наблюдается обводнение. Новые пробуренные скважины обеспечивают куда меньшую отдачу, нежели первые, они дают теперь не дорогую нефть, а все чаще дешевые конденсат и газ.
Именно это объясняет радостный на первый взгляд факт, что добыча сланцевого газа в США выросла за десятилетие почти в четыре раза, до 577,9 млрд кубометров. Ежегодный прирост составлял более 50 млрд кубов. Это половина годового импорта такой развитой страны, как Германия. Однако те, кто решил, что газ — эта манна небесная (в данном случае подземная), которая решит все энергетические проблемы США на десятилетия вперед, ошибались. Избыток газа — это признак того, что сланцевая добыча входит в состояние предсмертных конвульсий.
Специалисты объясняют этот феномен так: нефтяная скважина имеет начальное пластовое давление 400 атмосфер. По мере отбора нефти давление снижается. При 200–300 атмосферах в пласте из нефти начинает выделяться растворенный газ. Обладая более высокой подвижностью, газ блокирует доступ нефти к стволу скважины. Когда давление снижается до ста атмосфер, количество газа в порах пласта уже в шесть раз больше, чем нефти, и движение нефти прекращается. В итоге из-за нерентабельности скважину останавливают, а 60–70% нефти остается в пласте навсегда.
Справедливости ради стоит отметить, что в США остались штаты, в которых запрещен гидроразрыв пласта, например штат Нью-Йорк, и эти единичные участки — последний резерв для сланцевиков.
На грани дефолта
В итоге за последние пять лет отношение к сланцевому сектору поменялось. Он так и не смог показать стабильный положительный денежный поток, и финансовый рынок разочаровался в инновационных нефтяных компаниях. Их капитализация упала в десятки раз. И теперь ждать поддержки терпящим убытки американским нефтяникам неоткуда, а проблемы нарастают. Вслед за акционерами в сланцевой добыче начинают разочаровываться и банки.
Рейтинговое агентство Moody’s сообщает, что долг спекулятивного уровня в сланцевом секторе США составляет более 60% от общей суммы, подлежащей погашению до 2024 года. Это подразумевает высокую степень риска дефолта для отрасли. Сейчас, полагают в Moody’s, в зоне риска дефолта находятся долги на 86 млрд долларов. А пик платежей (и возможных дефолтов) придется на 2022 год.
При этом, согласно отчету американской юридической фирмы Haynes and Boone, с начала 2015 года по ноябрь 2019-го 208 компаний, добывающих сланцевую нефть, объявили о своей финансовой несостоятельности. Их совокупная задолженность достигла 121,7 млрд долларов.
В целом же, по данным компании Dealogic, в 2008–2017 годах сланцевые добытчики привлекли 293 млрд долларов от эмиссии бондов. Таким образом, с учетом прямого банковского кредитования и эмиссии акций сланцевая революция, по самым грубым оценкам, могла суммарно абсорбировать до 500 млрд долларов инвестиций за десять лет, или по 50 млрд долларов в год. Это гигантская сумма, особенно для компаний без устойчивой отдачи. Например, капитальные вложения крупнейшей газовой компании мира, «Газпрома», — 20 млрд долларов в год, второго по величине нефтяника в мире, «Роснефти», — 15 млрд долларов.
Настало время, когда за привлеченные инвестиции приходится отвечать.
Трамп-спаситель
В любом случае еще какое-то время отрасль по инерции будет развиваться. Даже если Chesapeake Energy обанкротится, ее активы будут санированы, а скважины и дальше будут давать газ, но уже новому оператору. Однако экспоненциального роста добычи в США отныне не будет — и это самое главное изменение.
Несколько лет назад сланцевый бум нанес ощутимый удар по позициям стран ОПЕК+, и российским в том числе: США, законодатель сланцевой моды, начали экспорт нефти, а потом и сжиженного газа и стали нетто-экспортером углеводородов, надавив таким образом на их предложение на мировом рынке и пошатнув позиции традиционных добывающих держав.
Но теперь сланец рикошетом ударил по самим США. То есть сначала он убил традиционную добычу газа в Штатах, изменив энергобаланс страны и вытеснив уголь, доля которого опустилась с 50 до 25% на сегодня — а теперь начинает тормозить. При этом до 2025 года доля угля в энергетике страны снизится до 10%, но заменить сланцевый газ в США уже нечем. Даже если завтра в Штатах откроют новое гигантское месторождение традиционного газа, способное удовлетворить все потребности страны в метане, потребуется минимум шесть лет для того, чтобы оно начало давать газ, и десятилетие для выхода на полную мощность.
До выборов в США (они пройдут осенью этого года) вряд ли случится громкое падение «крупняка» сланцедобычи. Президент США Дональд Трамп — республиканец, и традиционный объект его поддержки — нефтегазовые компании. Трамп как президент много сделал для развития сланцевой отрасли: снизил налоговое бремя, добился контроля над ФРС и ставками для реальной экономики, упростил получение разрешений на добычу. Возможно, у Трампа есть еще козыри для поддержки отрасли: прямые дотации, санкции, 11 авианосцев, способных «вырубить» на время или навсегда практически любую страну-нефтеэкспортера даже без санкций Совбеза ООН.
Однако после выборов, если цены на нефть кардинально не вырастут, удерживать банкротов на плаву будет сложно, и в секторе начнется разброд. А уже к середине десятилетия США могут превратиться в нетто-импортера газа и нефти, то есть вернутся в привычное для себя состояние.
Поэтому нефтегазовая война между США и Россией не закончилась — скорее, она только начинается. Штаты получают от сланца огромные экономические, научные, технологические драйверы развития. Порука между ExxonMobil, Chesapeake и т. д. как национально ориентированными компаниями и США как государством — взаимна. Давление на нефтяников во всем мире (Ливия, Сирия, Иран, Венесуэла и Россия; список может пополняться) будет продолжаться. Американским компаниям нужен рост цен на нефть.
Сегодня сланец дает девять процентов мировой добычи нефти. Очевидно, что сейчас сектор начал активно тормозить в своем развитии и выходить на «полку». И это уже революционное событие. Глобальный рынок энергоресурсов начнет балансировку. Однако после «полки» наступает спад. И уже сегодня пора начинать думать, как компенсировать потенциальный дефицит.
Сейчас США пытаются поддержать сланцевую добычу интересным решением: в связи с банкротством многих малых и средних сланцевых компаний уже в этом году в американской нефтяной отрасли ожидается большое количество слияний и поглощений. ExxonMobil и Chevron уже начали распродажу своих активов за рубежом, чтобы сосредоточиться на месторождениях Пермиан и Баккен, приобретая активы уходящих с рынка операторов. И это показывает, насколько важна для страны сланцевая добыча, если ради ее удержания США рискуют национальным достоянием — нефтегазовыми гигантами. На карту поставлено очень многое.
Однако если гиганты не справятся и не смогут удержать текущий уровень добычи, то мировой рынок энергоресурсов ждут потрясения. Ведь США и самый крупный добытчик газа в мире, и самый крупный его потребитель. Дешевый газ, как уже говорилось, убил традиционную угольную генерацию в стране. А есть еще коммунальный сектор, газохимия и т. п. Если добыча газа в США начнет падать, то возникнет очень неприятный дефицит ключевого энергоресурса для экономики. Индустрии и энергетике придется перестраиваться под эти изменения. А учитывая скорости строительства новых энергоблоков или переустройства заводов и т. д., задумываться об этом американцам нужно уже сейчас.
Если же говорить об остальном мире, то там прямо сейчас нужно думать, как компенсировать нарастающий дефицит нефти в связи с исчерпанием сланцевых провинций. При этом нужно понимать, что спрос на нефть крайне неэластичен. Например, если у судовой (или авиационной) компании дефицит судового мазута (керосина), то она купит его практически по любой цене, лишь бы отправить рейс.
Небольшой дефицит нефти в 2007–2014 годах был способен держать ее котировки на очень высоких уровнях. Что же будет с рынком, когда добыча в США (скажем, в бассейне Пермиан) начнет падать?
Проблема в том, что традиционные месторождения нефти и газа требуют довольно больших и продолжительных предварительных вложений. От первого рубля (доллара) вложений до первой капли нефти, полученной из недр, обычно проходит шесть–десять лет.
Сланцевый бум в 2014 году нанес колоссальный удар по традиционной нефтедобыче во всем мире. Тогда компании сократили инвестиции до минимума за четверть века. Даже секвестры 2007–2009 годов были намного меньше. Экономия продолжалась и в 2015–2016 годах. Инвестиционная активность начала более или менее восстанавливаться лишь в 2017 году, хотя на уровень пикового 2013-го она до сих пор не вышла. И вот в 2020 году рынок начинает ощущать на себе не сделанные шесть лет назад вложения. Пока он реагирует на это осторожно, однако по мере торможения сланцевой отрасли в США это будет становиться все более явным.
0
120.00
