В прокат выходит фильм «Игры шпионов» — история дружбы и сотрудничества британского бизнесмена и агента MI6 Гревилла Винна и полковника ГРУ Олега Пеньковского, перешедшего на сторону врага. Едва ли создателям фильма пришлось что-то выдумывать — история Пеньковского весьма кинематографична. Всего за полтора года он передал на Запад более 5,5 тысячи секретных документов, оставляя микроснимки в спичечных коробках в московский подъездах или передавая в коробках конфет многодетной матери на Цветном бульваре, а запись суда над ним и его связным-англичанином показывали в СССР по Центральному телевидению. Биографии шпионов вообще кинематографичны — кто еще проживает за одну жизнь несколько. К выходу фильма Ульяна Волохова изучила биографии известных шпионов, выяснила, что их связывало, и попыталась разобраться, что в них было прикрытием, а что настоящей жизнью
Что именно заставило Олега Пеньковского стать перебежчиком, точно не известно. До того как стать западным информатором, Пеньковский делал уверенную карьеру в советских спецслужбах: закончил артиллерийское училище, участвовал в польском походе и в «зимней войне», затем в Великой Отечественной. После нее закончил Военно-дипломатическую академию, был распределен в ГРУ и отправлен в Турцию. Официально — как помощник военного атташе при посольстве СССР, неофициально — как резидент и вербовщик советской разведки. Меньше чем через год после назначения его отозвали из Анкары, почему — неизвестно.
Ходили слухи, что в Турции он занялся перепродажей ювелирных украшений и был пойман; по другим источникам, у него случился конфликт с начальством. Как бы там ни было, в СССР он вернулся бесславно и его карьера застопорилась: его уволили из ГРУ, затем, правда, восстановили, обещали отправить военным атташе в Индию, но не отправили, а в 1960-м назначили заместителем начальника Управления внешних сношений Госкомитета по науке и технике. На этой должности его и завербовала MI6.
Спустя несколько лет его связной из MI6, британский бизнесмен Гревилл Винн, в своей книге «Человек из Москвы» так описывал сослуживцев Пеньковского: «Бодеников в нейлоновой рубашке, галстуке западного производства и в костюме, который он, похоже, не снимает даже на ночь; нечесаные волосы, руки, как у шахтера, с коричневыми от никотина кончиками пальцев и грязными ногтями; красное, обветренное, плохо выбритое лицо. Двое сидящих рядом с ним коллег — примерно такого же типа». Пеньковский в его описании резко выделялся на фоне коллег: «Не сутулится и не ерзает, а сидит прямо и спокойно, положив на стол белые, сильные руки с ухоженными ногтями. На нем шелковая рубашка, простой черный галстук и безукоризненно чистый костюм. У него лицо человека сильного и наделенного живым воображением». Всем своим видом Пеньковский демонстрировал, что не хочет принадлежать миру советской бюрократии. Чтобы выбраться из него, он пошел на радикальный шаг.
В 1960 году он написал письма 12 западным политикам, в том числе королеве Елизавете II, Кеннеди, Никсону и Даллесу. Каждому из них он сообщал, что готов присоединиться к делу борьбы за настоящий свободный мир для человека — то есть помочь западной демократии в борьбе с СССР. По некоторым сведениям, в письмах он даже для наглядности делился секретной информацией, которая могла заинтересовать западные спецслужбы. Проблема была лишь в том, как передать письма адресатам. Пеньковский находил на улицах Москвы иностранных туристов и просил их передать письма в посольства западных стран. Как ни странно, план сработал: сначала на связь с Пеньковским вышло ЦРУ, затем MI6. В 1961 году во время командировки в Лондон его завербовали официально и даже сшили мундир полковника британской разведки. Мундир, по словам агентов MI6, Пеньковскому особенно понравился, он надел его и долго смотрелся в зеркало.
На западные спецслужбы Пеньковский работал полтора года, раз в неделю передавая через связных пленки с секретной информацией — от сведений о состоянии промышленности и советского ракетного комплекса до списков личных составов военных частей и студентов ведомственных училищ. О его деятельности стало известно уже в конце 1961 года — еще какое-то время за ним следили, в 1962-м арестовали, в 1963-м — расстреляли. Рассекретили его по наводке Джорджа Блейка — шпиона и двойного агента, представлявшего собой своего рода зеркальное отражение Пеньковского: если тот мечтал стать частью западного мира, то Блейк, напротив, мечтал с ним расстаться.
Шпион, пришедший из лагеря
Джордж Блейк (1922–2020)
Даже если бы Джордж Блейк не стал двойным агентом, его биография все равно представляла бы собой приключенческий роман. К 25 годам он успел пожить в Египте, вернуться в родные Нидерланды к началу войны, поучаствовать в Сопротивлении, переехать в Англию, вступить в Королевский флот и стать агентом MI6. В секретную разведывательную службу Великобритании он пришел в 1944-м — его завербовали в отдел, занимавшийся помощью партизанам в Нидерландах. После войны Блейк был командирован в Гаагу — обустраивать голландскую резидентуру MI6, затем в Гамбург — вербовать бывших морских офицеров вермахта, а затем — в Корею. Там под прикрытием должности вице-консула британского посольства он должен был заняться налаживанием агентурной сети в советском Приморье — в лондонском офисе MI6 были уверены, что из Сеула Блейк сможет легко наведываться во Владивосток и вербовать там агентов для британской разведки. Вышло иначе.
Блейк приехал в Сеул в ноябре 1948 года, а 25 июня 1950-го началась корейская война. Всего через несколько дней северяне захватили Сеул и сотрудники дипмиссий были взяты в плен. 30-летие Блейк встретил в лагере для интернированных, а менее чем через год вернулся в Англию настоящим героем. В 1954-м он женился на сотруднице MI6, в 1955-м отправился в Берлин рекрутировать двойных агентов. К этому времени, однако, он и сам был двойным агентом.
Много лет спустя в интервью Блейк рассказывал, что перейти на сторону врага он решил, когда был в лагере: наблюдая за тем, как американские самолеты без разбору бомбят нищие корейские деревни, не щадя ни стариков, ни детей, он ощутил острый стыд за то, что воюет на стороне сильных против слабых. Там же в лагере он впервые прочитал «Капитал» Карла Маркса, и чувство стыда оформилось в твердые убеждения. Это, впрочем, было не первым знакомством с левыми идеями, он был очарован ими еще в юности, когда, отправленный матерью в Египет к состоятельным родственникам отца, слушал рассказы своего двоюродного брата — будущего основателя египетского прокоммунистического Движения за национальное освобождение. Тогда марксиста из Блейка не вышло — он всерьез собирался стать священником и не смог принять атеизма. В Корее такой проблемы уже не было, и он сообщил советскому офицеру, посещавшему лагерь, что готов работать на СССР.
За десять лет работы двойным агентом Блейк сдал СССР около 40 западных агентов, работавших в странах соцблока. Это по версии MI6, по подсчетам самого Блейка их было почти в десять раз больше. Он был настолько ценным агентом, что советские спецслужбы предпочли почти год делать вид, что не знают о существовании подземного туннеля, прорытого совместными усилиями ЦРУ и MI6 в Восточный Берлин, чтобы получить доступ к телефонным коммуникациям штаба советских войск в Германии. Возможная утечка данных представляла для СССР меньшую угрозу, чем разоблачение Блейка, благодаря которому о туннеле узнали еще до начала строительства.
Несмотря на такие меры предосторожности, Блейка все-таки разоблачили в 1961-м, и в том же году лондонский суд приговорил его к рекордным 42 годам лишения свободы. Как гражданин Великобритании, осужденный в Великобритании, на обмен он рассчитывать не мог — и, казалось бы, был обречен умереть в тюрьме. Но Блейк и здесь не проявил покорности судьбе. 22 октября 1966 года он вылез в тюремный двор через окно, пока остальные заключенные и охрана были на киносеансе. Его незадолго до того освободившийся сокамерник перекинул через семиметровую стену веревочную лестницу, и Блейк выбрался на свободу. Весь побег из тюрьмы не занял и пяти минут, побег из Англии занял дольше — страну он покинул, спрятавшись под пассажирским сиденьем фургона, в котором другой его бывший сокамерник вместе с женой и детьми под видом рождественского путешествия доехал до границ ГДР.
Блейк умер в Москве два месяца назад, 26 декабря 2020 года. Он успел увидеть конец Холодной войны и развал СССР, получить орден из рук Владимира Путина и выпустить автобиографическую книгу «Прозрачные стены». Говорят, еще в 85 лет он продолжал участвовать в работе секретных служб, но что еще удивительнее — до конца жизни он так и оставался верен идеям коммунизма, не разочаровавшись в них ни за 25 лет жизни в СССР, ни за почти 30 лет жизни в постсоветской России. Возможно, это одна из самых счастливых шпионских биографий, большая часть которой оказалась возможной благодаря шпиону, сдавшему Блейка. Им был поляк Михал Голеневский.
Шпион, бежавший от жены
Михал Голеневский (1922–1993)
Одно из самых громких предательств в истории разведки стран соцблока было вызвано не идеологическими разногласиями с властью и не мечтами о богатстве, а проблемами в личной жизни. Карьеру Михал Голеневский начал в 1945 году в польской контрразведке — выслеживал антикоммунистические группировки и бывших сотрудников гестапо, при допросах избивал подозреваемых плеткой, что обеспечивало ему высокий уровень раскрытых дел. В 1957 году его перевели в управление внешней разведки. Причиной послужила жалоба подчиненных — по отношению к ним Голеневский тоже злоупотреблял властью. Партийный комитет МВД, который проводил проверку жалобы и оценку личности Голеневского, рекомендовал уволить его из государственных структур, но руководители не захотели терять ценного сотрудника.
Новая работа наложилась на сложный период семейной жизни. У жены Голеневского много лет прогрессировала параноидная шизофрения, которая плохо поддавалась лечению. Центральным героем ее бреда был Голеневский — она настраивала против него детей и выдумывала про него фантастические истории. Вымотанный приступами жены, Голеневский сам стал страдать от неврозов и старался как можно чаще уезжать в командировки. Во время поездки в ГДР он встретил Ирмгард Кампф и у них начался роман. Кампф уговорила Голеневского наладить контакт с американской разведкой, чтобы при необходимости иметь возможность уехать на Запад.
Два с половиной года Голеневский под псевдонимом Снайпер передавал в американское посольство секретную информацию и копил деньги на счастливую жизнь на Западе. Но осенью 1960 года начальство узнало о его романе с Кампф и запретило Голеневскому выезжать из Польши. Связь с гражданкой пускай и дружественной ГДР делала его в их глазах ненадежным сотрудником. После долгих переговоров Голеневский смог наконец добиться разрешения на несколько дней выехать в Берлин, чтобы — как он утверждал — навсегда расстаться с Кампф, а на самом деле — чтобы вместе с возлюбленной прийти в американское консульство и объявить, что Снайпер просит политического убежища.
Голеневского и Кампф перевезли в США, где бывший польский разведчик стал сотрудником ЦРУ. Два года он рассказывал своим новым коллегам о десятках советских и польских шпионов в Англии, Швеции, США, ФРГ и Израиле и об известных ему спецоперациях. Казалось бы, он обрел желаемое благополучие, но все оказалось сложнее. В США у самого Голеневского стало развиваться психическое расстройство, выражавшееся в бредовых идеях и мании величия. Роль просто информатора ЦРУ его не устраивала, и Голеневский стал публично утверждать, что он Алексей Романов, сын Николая II. Из его рассказов следовало, что царская семья была не расстреляна в Екатеринбурге, а вывезена в Польшу, откуда, повзрослев, дети бывшего императора разъехались по миру. То, что он слишком молодо выглядит для 60-летнего цесаревича, Голеневский объяснял гемофилией, которая якобы замедлила его старение, но от которой ему удалось вылечиться. Откровенный бред информатора заставил ЦРУ в конце концов отказаться от его услуг, а вскоре от него ушла и Кампф с маленькой дочерью. Всю оставшуюся жизнь Голеневский прожил в Нью-Йорке на скромную пенсию от ЦРУ. Он издавал ультраправый конспирологический журнал «Двуглавый орел», продолжал называть себя цесаревичем Алексеем и требовал дать ему доступ к деньгам Романовых в западных банках. Мечта о другой, более шикарной жизни не оставляла его и после конца шпионской карьеры. В этом смысле он был полной противоположностью одного из рассекреченных им советских шпионов — Конона Молодого, чья биография должна была вызывать у Голеневского непомерную зависть.
Шпион, ставший миллионером
Конон Молодый (1922–1970)
По-настоящему интересные биографии начинаются уже в детстве. Конон Молодый родился в Москве, в семь лет остался без отца, а когда ему было девять, из США приехала погостить сестра его матери. Увидев нищенскую жизнь сестры с двумя детьми, она предложила забрать детей в США, пообещав обеспечить им нормальную жизнь и хорошее образование. Его сестра отказалась, а Конон согласился. За этим последовала настоящая спецоперация по получению визы: у СССР и США еще не было дипломатических отношений, и Конону подделали метрики, чтобы выдать его за эстонца. Говорят, руководил операцией сам Генрих Ягода, почему-то проявивший большую заинтересованность в деле Конона. Не исключено, что с расчетом впоследствии использовать его.
Молодый прожил в США шесть лет и в 1938 году вернулся в Москву. Ягода к тому времени был уже арестован, Конон закончил школу, ушел в армию, потом на фронт — в общем, жил обычной жизнью советского человека. На войне служил в разведке, после поступил в Институт внешней торговли и в 1951 году был наконец завербован внешней разведкой: длительный опыт жизни в капиталистической стране и прекрасный английский делали из него идеального агента времен Холодной войны.
В 1953 году Молодого тайно вывезли в Канаду и выдали документы на имя Гордона Лонсдейла; под этим именем он недолго работал в США, а потом обосновался в Лондоне, где внезапно сделал Лонсдейлу невероятную биографию. Как резидент советской разведки Молодый управлял лондонской резидентурой, руководя сбором информации о британских и американских военных базах, ядерных и бактериологических разработках и т. д. Как Гордон Лонсдейл Молодый оказался фантастически успешным предпринимателем. Свой бизнес он начал скромно: завел в разных концах Лондона около десятка музыкальных автоматов в кафе, что позволяло ему в любое время суток перемещаться по городу, не вызывая вопросов. Бизнес расширялся: к музыкальным автоматам добавились сигареты, жвачка, снеки — Молодый становился успешным бизнесменом. В 1958 году он узнал, что отец одного из его техников изобрел электронное устройство против воров, которое при попытке вскрытия блокировало замок. Он помог запатентовать устройство, а затем купил права на его производство и получил за него золотую медаль на выставке в Брюсселе, после чего королева Елизавета пожаловала ему грамоту — за «прославление Великобритании на престижной международной выставке».
Предприятия Молодого оказались такими успешными, что он быстро стал миллионером, но богатство не очень его интересовало. «Маска миллионера давала мне право на роскошную жизнь, но я правом этим пользовался сдержанно — ровно настолько, чтобы не быть среди миллионеров белой вороной»,— вспоминал он впоследствии. Он и правда покупал себе дорогую недвижимость и яхты, но параллельно содержал всю резидентуру и не зависел от финансирования Москвы. Его связной Моррис Коэн рассказывал, что Молодый на самом деле гордился своими предпринимательскими успехами, но исключительно потому, что верил, что зарабатывает деньги на строительство социализма. Его рассекретили в 1961 году благодаря информации, полученной от Михала Голеневского, Молодый был арестован и осужден на 25 лет тюрьмы, но спустя три года обменян на британского шпиона Гревилла Винна, работавшего с Олегом Пеньковским,— как это было, советские люди увидели в 1968 году в фильме «Мертвый сезон».
Шпионы, ставшие ячейкой общества
Моррис Коэн (1910–1995) и Леонтина Коэн (1913–1992)
В истории случалось, что шпионам помогали супруги, но даже тогда их чаще не посвящали в суть задания. Моррис и Леонтина Коэн работали иначе — они были коллегами, напарниками, двумя выдающимися шпионами, а также мужем и женой.
Моррис Коэн родился в США в семье эмигрантов из Российской империи и в детстве часто слушал рассказы о далекой родине. Воспоминания о них ожили во время Великой депрессии, когда на фоне тотальной безработицы в США из СССР приходили новости о бурном экономическом росте и всеобщей счастливой занятости. В 1935 году Коэн закончил колледж, подрабатывал разнорабочим и вступил в компартию — бороться за лучшее будущее. В 1937-м он уехал сражаться за это будущее в Испанию — там его завербовала советская разведка, и в США он вернулся в статусе связного нью-йоркской резидентуры.
С будущей женой, Леонтиной Петке, Моррис познакомился еще до поездки в Испанию, на антифашистском митинге — она тоже была членом компартии США. Они поженились в 1941 году, и вскоре Леонтину также завербовала советская разведка. Вместе они успели провести одну блестящую спецоперацию — подкупили работника завода, где выпускался новейший авиационный пулемет, и течение нескольких месяцев по частям получали его с завода. Когда все детали были собраны, Коэны переправили его в футляре от контрабаса в советское посольство. Затем Морриса мобилизовали в американскую армию и отправили сражаться в Европу, но жена не осталась без дела — стала главным курьером между информаторами Манхэттенского проекта и советскими спецслужбами и добыла для СССР чертежи плутониевой бомбы «Толстяк» и образцы урана.
После войны Коэны работали связными с советским шпионом Вильямом Фишером, но в 1950-м их отозвали в Москву — на фоне маккартизма и всеобщей красной паники их пребывание в США становилось опасным: оба были членами компартии, Моррис в прошлом состоял в испанских интербригадах, что не могло не привлечь внимания ЦРУ. Впрочем, в Москве они задержались всего на три года — мирная жизнь оказалась слишком скучной: «Разведка для нас — это как героин для наркоманов. Мы теперь не мыслим без нее своей жизни, в ней мы познавали истинное воодушевление и великую преданность идее. Мы готовы на все. Если нужно, сделаем пластические операции, лишь бы поскорее приступить к делу».
Новое назначение они получили в Лондон, где стали Крогерами — владельцами букинистического магазина, а заодно — связными и помощниками руководителя английской резидентуры Конона Молодого. Их рассекретили вместе с ним: Морриса приговорили к 25 годам тюрьмы, Леонтину — к 20. Срок они отбывали в разных тюрьмах, но раз в месяц им устраивали свидание. Сотрудничать с MI6 супруги напрочь отказались. Через восемь лет их обменяли на Джеральда Брука, который ввез в СССР антисоветские листовки, и двух наркокурьеров — Майкла Парсонса и Энтони Лоррейна. Всю оставшуюся жизнь Коэны прожили в СССР, занимались подготовкой молодых разведчиков и продолжая верно служить делу коммунизма.
Шпион, мечтавший быть художником
Вильям Фишер (1903–1971)
Вильям Фишер родился в семье марксистов и профессиональных революционеров. Его родители были членами «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», созданного Владимиром Лениным, и в 1901 году бежали из России в Англию. Сам Вильям Фишер никакого интереса ни к общественной жизни, ни к политической деятельности не проявлял — гораздо больше ему нравилось заниматься музыкой и рисованием. Когда в 1920 году семья вернулась в СССР, Вильям решил стать художником и через два года без труда поступил в Высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС). Правда, проучился он там недолго — его эстетические пристрастия были далеки от авангарда. Над его консервативными вкусами посмеивались и преподаватели, и однокурсники, так что спустя какое-то время он перевелся в Московский институт востоковедения. Останься он художником, его, возможно, ждало бы большое будущее в СССР — в 1930-е годы на смену авангарду пришел реализм самого консервативного извода, но Фишер в этот момент уже жил другой жизнью.
В 1930 году он устроился на работу в иностранный отдел ОГПУ, где его подготовили в разведчики. Как родившийся в Англии, он подходил для этой роли идеально. Получив британский паспорт, он вместе с женой и ребенком уехал в Норвегию налаживать работу советской резидентуры, а в 1935 году — с тем же заданием в Англию. В 1937-м он вернулся в Москву, во время войны обучал радистов, а в 1948-м оправился с новым заданием в Нью-Йорк.
В США он приехал как руководитель нелегальной резидентуры, но теперь его прикрытием была жизнь, о которой он всегда мечтал: он был художником. Под именем Эмиля Гольдфуса он снял небольшую мастерскую и сблизился с группой молодых художников, разделявших его эстетические взгляды. Они выступали против авангарда и модернизма, ругали Поллока и де Кунинга и проводили ночи напролет, споря об искусстве и политике,— почти все они придерживались левых взглядов, осуждали правительство США и мечтали о справедливом обществе. Фишер рассказывал им об истории искусства, они ему — о теории цвета и технике живописи. Эта счастливая жизнь продлилась до 1957 года, когда Фишера сдал собственный радист. Фишера арестовали, приговорили к 32 годам тюрьмы, но через пять лет обменяли на пилота разведывательного самолета Фрэнсиса Пауэрса и студента Фредерика Прайора (впоследствии Фишер выступал консультантом на съемках фильма «Мертвый сезон»). Ходит легенда, что за время заключения Фишер написал портрет Кеннеди, который впоследствии был подарен американскому президенту и даже висел в Овальном кабинете. В СССР Фишер помогал готовить разведчиков и до конца жизни занимался живописью, но такой художественной жизни, какая была у него в США, здесь больше не было. Та поездка, кстати, была бы невозможна без участия еще одного советского шпиона — Иосифа Григулевича: именно он нашел ему свидетельство о рождении Эмиля Гольдфуса, умершего в младенчестве.
Шпион, дослужившийся до посла вражеской страны
Иосиф Григулевич (1913–1988)
Биографии Иосифа Григулевича могло бы хватить на десяток шпионских фильмов и книг. К подпольной работе он обнаружил интерес уже в 13 лет и стал членом тайной коммунистической организации в Литве; через год полиция рассекретила организацию и добилась отчисления Григулевича из гимназии. Мать переехала с ним в соседнюю Польшу, надеясь отдалить его от коммунистического подполья, но он и там стал фигурантом дела о коммунистической пропаганде. В 1934 году он по линии Коминтерна уехал в Аргентину, в 1936-м вернулся Европу — участвовать в испанской войне, а в 1937-м приехал в СССР.
В Советском Союзе Григулевич прошел ускоренный курс разведчика и получил задание ликвидировать в Мексике Троцкого. На подготовку покушения ушло почти два года, Григулевич успел жениться и собрать группу из 20 человек, которая 24 мая 1940 года устроила налет на дом Троцкого. Но после этого покушения Троцкий выжил, а Григулевичу пришлось бежать из Мексики в Аргентину. Там ему было поручено развивать советскую резидентуру и мешать отправке из Латинской Америки в нацистскую Германию продовольственных и военных грузов. Григулевич организовал целое террористическое подполье, которое уничтожало готовую к отправке селитру, казеин и другое сырье. Самая выдающаяся его операция была еще впереди.
В 1945 году Григулевич завел знакомство с консулом Коста-Рики в Чили и убедил его, что является внебрачным сыном его умершего друга, потерявшим документы во время землетрясения. Растроганный консул выдал Григулевичу новый паспорт, и по этим документам в 1949 году он вместе с женой переехал в Рим. В Риме он занялся торговлей коста-риканским кофе и невероятно в этом преуспел — поставлял обжаренные зерна даже ко двору папы римского. Успешного бизнесмена-соотечественника, регулярно выступавшего с критикой коммунизма, заметили в правительстве Коста-Рики, и в 1951-м году назначили его секретарем генконсульства Коста-Рики в Италии, а спустя год учредили для него должность посла. Так советский шпион стал первым послом Коста-Рики в Италии, хотя сам никогда не бывал в стране, которую представлял.
Григулевич ездил от Коста-Рики на ассамблеи ООН, знакомился с американскими дипломатами, регулярно встречался с папой римским, заключал выгодные для Коста-Рики контракты, был назначен также послом Коста-Рики в Югославии и Ватикане, стал рыцарем Мальтийского ордена, а параллельно работал на советские спецслужбы. Все это длилось до конца 1953 года, когда неожиданно посол вместе с женой и новорожденной дочерью пропал из своей резиденции в Италии. Чем был вызван стремительный отъезд, до сих пор точно не известно — вероятно, Григулевич был на грани разоблачения. Переезд в Москву, однако, не оставил Григулевича без дел: за следующие 34 года он сделал полноценную научную карьеру, специализировался на истории Латинской Америки и истории католичества, стал доктором исторических наук и членом-корреспондентом Академии наук, выпустил более 30 книг и 100 научных статей.