ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 26, 2024

— Вы упомянули, что вышло уже больше ста программ. А на какой почувствовали себя уверенно в роли ведущего?

— А вы знаете, сразу. Потому что мне интересны люди, которые к нам приходят. Для меня «Наши» — это не работа, а основная часть моей жизни. Это соавторство, сопереживание, сострадание, которое занимает очень много времени, энергии и мыслей.

— Сколько конкретно времени уходит на съемки?

— В месяц мы снимаем 18—20 программ, блоками. В эти дни встаю намного раньше, чем обычно, потому что мне надо еще доехать до студии (живу за городом, а снимаем мы в районе метро «Динамо»). Если нет работы, могу встать и в десять, и в одиннадцать, а тут поднимаюсь в восемь. Но мне это несложно. Если съемки, переезды, перелеты, я как солдат: надо значит надо.

— В программе «Наши» ваша партнерша — певица Юта. Вы раньше были знакомы?

— До этих съемок встречал Юту всего один раз — на программе «Квартирник у Маргулиса». И еще видел в каких-то телепрограммах, слышал ее песни. А тут мы очень легко с ней сошлись. И она во многом для меня открылась: не знал, что Юта умеет так душевно вести беседу! В нашей программе на нее ложится особенная нагрузка: она женщина, она сострадает. В студии звучит много тяжелых историй, и Юта не сдерживает своих эмоций, слез. Этим умением сопереживать, душевностью она напоминает мне легендарную советскую телеведущую Валентину Леонтьеву с ее программой «От всей души». Быть искренней — это особый, отдельный дар Юты, помимо певческого и композиторского. Ведение телепрограммы — это прямо ее. Кстати, я слышал ее радиопрограммы, и это тоже было очень хорошо...

— Настоящее имя Юты ведь Анна...

— Она сразу попросила в эфире звать ее Ютой, ведь под этим сценическим именем ее знают зрители. Но за кадром я зову ее Аней...

У нас в съемочной группе вообще сложились очень теплые, волшебные отношения. И свой день рождения в январе с удовольствием отметил здесь, в студии. Я на телевидении много работал, в разных компаниях. Но «М-Продакшн» отличается особой душевностью и теплотой, каждый работник на своем месте выполняет свои обязанности не формально, а с человеческим отношением. Ну и сама тема передачи нас всех объединяет: программа про наших людей, про наши ценности, про Родину нашу.

— Вы упомянули, что у вас большой опыт работы на телевидении...

— Лет двадцать, это точно... Вел программы разной тематики. Некоторые, может, уже мало кто помнит: «Страна Фестивалия» — про фестивали детского кино, тревел-шоу «Двенадцать негритят». А после них был большой, серьезный проект — рубрика «Звездный час» в ежедневной программе «Доброе утро, Россия». Тогда в ней придумали такой эксперимент: вместе с телеведущими последний час эфира вели звезды эстрады, театра, кино. На эту роль пригласили меня, Олега Газманова, Олю Будину, Ангелину Вовк.

Затем была еще одна очень серьезная программа «про людей» — «Большая семья» на «Культуре», которую я вел четыре года (после меня сменил Юра Стоянов). Потом на других каналах были «Куб», «Самый лучший муж», «Добрый вечер, Москва». Но в итоге, как видите, все равно вернулся на канал «Россия» и теперь веду программу «Наши». Для меня это подарок судьбы, невероятные радость и счастье.

— А в чем принципиальное отличие работы в кадре актера Харатьяна и телеведущего Харатьяна?

— Как актер в кино и театре я всегда создаю образ другого человека, персонажа, играю роль. А у телеведущего совсем другие задачи. Тут на экране важны мои эмоции и реакции здесь и сейчас, я такой, какой есть, просто живу. Особенно в такой программе, как «Наши», каждый сюжет которой отзывается в моем сердце...

— Тридцать лет назад, будучи очень популярным киноартистом, вы сразу согласились на предложение попробовать себя в амплуа телеведущего?

— В 90-е годы продюсеры центральных каналов не раз подходили ко мне: «Давай, приходи к нам работать». А я категорически отказывался, считал, что это не мое. Мне казалось, что быть телеведущим, как и сниматься в рекламе, это не совсем актерское дело. И хотя звали в неплохие программы и условия достойные предлагали, тогда для себя почему-то принципиально решил: «Я — поющий актер театра и кино, но не телеведущий. И точка!» Но прошло несколько лет, и я стал ведущим одной программы. Потом второй, третьей...

— Какая самая экстремальная телесъемка была в вашей жизни?

— На крыше высокого здания под бой курантов 31 декабря. Меня часто приглашают в новогодние проекты. Например, не первый год веду праздничные выпуски программы «Романтика романса» с Катей Гусевой, Аглаей Шиловской, Женей Кунгуровым. Но там запись происходит в концертном зале, все как-то без приключений.

А вот когда вел прямой новогодний эфир на ТВЦ — эту программу как раз делает компания «М-Продакшн», — возникла проблема. За пару недель до эфира подхватил какой-то вирус. А у меня в тот период было невероятное количество выступлений на концертах на открытых площадках. В общем, здоровье сильно подорвал.

Мне начали делать уколы, заливали лекарства в связки, но быстро прийти в форму было невозможно. Поэтому в день телесъемки меня все еще сильно колбасило: и высокая температура была, и голос почти исчез — я хрипел. Кстати, может, это был коронавирус, но мы тогда просто еще не знали, что бывает такая болезнь. И вот началась съемка — на улице, в жуткий холод и на диком ветру. Мы же снимали на крыше — на смотровой площадке знаменитой гостиницы на Манежной площади. Там шикарный вид на Красную площадь, мы слышим бой курантов, но ветер, точнее пурга, чуть не сбивает с ног!

Этот час я как-то выстоял, что называется, на последнем издыхании, хрипел в кадре. Но мне сказали, что так даже прикольно вышло: мой сиплый голос звучал очень душевно! Кстати, я потом его почти месяц восстанавливал...

— Дмитрий, телеведущим вы стали после того, как снялись в десятках фильмов, некоторые из них можно назвать культовыми...

— Знаете, когда недавно отмечали вековой юбилей «Мосфильма», я вдруг сообразил, что из этих ста лет имею непосредственное отношение к этой киностудии почти полвека! Я же снимался там в «Розыгрыше» в 1975-м, когда мне было 15 лет. Так что в следующем году будет полвека моей работы в кино...

— Какие годы для вас были самыми плодотворными?

— 1990, 1991 и 1992-й, когда снялся в «Черном квадрате», «Мордашке», «Новом Одеоне», «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди», третьих «Гардемаринах» — и это еще не все. И дело тут не в количестве, а в качестве, знаковости этих картин.

— Трудно были совместить практически одновременные съемки в таком количестве фильмов?

— Да нет, как-то нормально, без проблем. Это же не сериалы в 12, 16, 20 серий. Вот их совмещать с чем-то другим просто невозможно, потому что это 12-часовая рабочая смена шесть дней в неделю. Я так снимался в двух сезонах «Джентльмена сыска Ивана Подушкина»: по три месяца безвылазно сидел в Одессе. Был у меня еще один довольно длинный сериал — «Вера, Надежда, Любовь». В нем мы с Машей Порошиной играли семейную пару врачей, а Кирилл Плетнев был нашим сыном.

— Но все-таки сериалов с большим количеством эпизодов у вас совсем немного, если сравнивать с другими актерами. Вы принципиально отказываетесь от таких проектов?

— Сериалы бывают разные, как фильмы. И «мыло» может быть очень интересным. Повторюсь: дело не в количестве серий, а в качестве материала...

— У вас огромная фильмография. Но тем не менее, если верить «Википедии», был большой перерыв в съемках — целых шесть лет. В 2014-м вы снялись в фильмах «Тайна Снежной королевы» и «Боцман Чайка». А потом только в 2020-м в картине «Зеленый фургон. Совсем другая история» — продолжении очень популярного приключенческого фильма 1983 года...

— Все не совсем так. Настолько большого перерыва в кино не было. К тому же если в какой-то момент я и не снимался, то много играл в спектаклях. И в Театре Джигарханяна в «Не телефонном разговоре», и в мюзикле «Любовь и шпионаж» Максима Дунаевского (считаю его своим крестным отцом в кинопесне — я запел на экране в фильме «Зеленый фургон», к которому он написал музыку). А еще был спектакль «Люди и мыши» — моя первая антрепризная постановка, и очень удачная: мы играли ее какое-то рекордное количество лет — аж с 1996 года!

И если уж быть совсем точным, то продолжение «Зеленого фургона» снимали в 2017-м, просто на экраны оно вышло позже. Кстати, оба упомянутых вами фильма вспоминаю с удовольствием. В «Тайне Снежной королевы» Наташи Бондарчук снимались Василий Лановой, Александр Леньков, Инна Макарова, Аня Снаткина, а я играл Короля. Съемки были долгими и масштабными. Мы уехали в экспедицию в Германию, снимали в настоящих замках, у нас были великолепные костюмы.

Главная же сложность в этом фильме для меня была в том, что приходилось играть два дубля — на русском и английском языках, потому что Бондарчук планировала международный прокат картины. А я английский знаю плохо! За несколько лет до этого в фильме Оксаны Байрак «Аврора» играл звезду советского балета, эмигрировавшую в США (там еще снимался Эрик Робертс). Тогда тоже было нелегко: пришлось зазубривать наизусть на английском куски роли.

— А в комедии «Боцман Чайка» вы сыграли закоренелого холостяка и одновременно бабника...

— Которому, чтобы остаться работать на флоте, надо срочно жениться! И мой герой четыре серии ищет себе жену, хотя на самом деле невеста все время была у него под носом. Моими партнершами там были замечательные актрисы — Нонна Гришаева, Ира Апексимова, Оля Тумайкина, Катя Дурова, Женя Дмитриева. А из мэтров там играл Армен Джигарханян, это был один из его последних фильмов.

Вы знаете, перед его уходом из жизни столько грязи было вылито на его жену Виталину Цымбалюк-Романовскую — совершенно незаслуженно! Потому что на самом деле она продлила жизнь Армену Борисовичу. Таких заботы, внимания и любви, как у нее к Джигарханяну, я в жизни не встречал. Она же с ним ни на минуту не расставалась...

Для меня «Боцман Чайка» — особый фильм, потому что в нем я выступил и как продюсер. Был симпатичный сценарий, веселая, хорошая история, но с финансированием что-то там буксовало. И мы с моим другом Анатолием Воропаевым решили войти в проект как сопродюсеры...

С Евпаторией, где шли съемки, у меня очень многое связано. Так, с 2015 года мы делаем там кинофестиваль детского и семейного кино «Солнечный остров» — я его президент. Еще в этом городе Гайдай снимал несколько эпизодов картины «На Дерибасовской хорошая погода...». Например, сцену на пляже, где суперагента Соколова, то есть меня, вытаскивают из воды.

А еще в Евпатории моя будущая жена Марина Майко снималась в 1989 году в фильме «Закат». Ей было 19 лет, это была ее первая роль. Я тогда снимался неподалеку, у Гайдая в картине «Частный детектив, или Операция «Кооперация». И приехал в Евпаторию, чтобы купить свою первую машину — подержанную иномарку, а потом на ней отвезти Марину в Москву. Ну хотелось мне произвести на девушку впечатление! Увидел на рынке подходящее авто, приобрел его и потом повез Марину в Москву. А буквально за километр до дома мы на этой машине перевернулись.

— Как это произошло?

— Я был неопытным водителем, да еще и курил тогда. Начал сбрасывать пепел в окно, сноп искр полетел в салон, попал Марине на волосы, я начал их тушить, отвлекся от управления. Из-за этого мы съехали в кювет и перевернулись. Хотя было четыре часа утра, нас тут же вытащили: за нами ехал автобус с какими-то рабочими. Они очень удивились, обнаружив в искореженной машине гардемарина с девушкой. К слову, крышу машине починили, но она уже не ездила. Так что я на ней больше ни метра не проехал...

Так вот, возвращаясь к Джигарханяну. Сняться в «Боцмане Чайке» его пришлось уговаривать, хотя у него там было всего два съемочных дня. Я рассказал о проекте Виталине, и она передала это предложение Армену Борисовичу. Как уже упоминал, я плотно сотрудничал с Театром Джигарханяна — лет пять играл в спектакле «Не телефонный разговор» по мотивам замечательного многосерийного фильма «Ольга Сергеевна», в основе сценария которого лежит повесть Радзинского. Главные роли в этой картине были у Джигарханяна и Дорониной, там звучала прекрасная музыка Таривердиева. В спектакле у меня была та же роль Володи Луговцева, что в фильме у Джигарханяна. Виталина играла на фортепиано. А «за кадром» звучал голос Армена Борисовича: он разговаривал по телефону с героиней и даже пел «Я спросил у ясеня...».

Мы с Арменом Борисовичем и до театра были очень хорошо знакомы: вместе снимались и в фильме «На Дерибасовской хорошая погода...», в сериале «Королева Марго» (он там графу де Ла Молю, то есть мне, голову отрубал), и в картине «Лицом к стене» студии «Арменфильм». Но все равно он не сразу согласился сниматься в «Боцмане Чайке»: мол, там очень много текста. А я его успокаивал: «Во-первых, мы, где можно, текст сократим, во-вторых, вас подстрахуем, специальный человек будет подсказывать реплики. Не беспокойтесь, мы вас сильно не нагрузим...»

Джигарханян был уже пожилым человеком, и ему действительно было непросто запоминать большие куски текста. За несколько лет до этого Виталина возродила пьесу Радзинского «Театр времен Нерона и Сенеки», в которой в свое время Джигарханян в Театре Маяковского блистал в роли Нерона. Только теперь, спустя четверть века, на сцене своего театра Армен Борисович играл Сенеку.

Так вот, в руках у Сенеки постоянно был свиток. Никто из зрителей и не догадывался, что там был написан текст роли и Джигарханян его периодически подсматривал, — так органично это все смотрелось. До этого у него было несколько инсультов, а Виталина вернула Армена Борисовича на сцену, продлила радость общения с публикой. И, к слову, в нашем фильме благодаря Виталине он снялся. И сыграл блестяще, как всегда...

— Последние по времени ваши киноработы — сериал «Мастодонт» и очередные эпизоды исторической киносаги, которую снимает Светлана Сергеевна Дружинина...

— «Мастодонт» — это народное кино в лучших традициях кинокомедий Рязанова. Там даже одна музыкальная тема взята из «Служебного романа», потому что история перекликается с шедевром Эльдара Александровича. Очень рад, что будут снимать второй сезон. Главная роль в «Мастодонте» у Феди Добронравова, а я играю Домбая — его друга еще со студенческих времен.

Кстати, мы с Федей в 2001 году играли в одном спектакле — в «Чайке». Точнее, та постановка называлась «Опыт освоения пьесы «Чайка» системой Станиславского», продюсером которой выступил Паша Каплевич. Актерский состав был звездным: кроме Добронравова, который играл Сорина, там были заняты Наталья Коляканова и Юлия Рутберг (они играли Аркадину), Татьяна Друбич и Мария Миронова (Нина Заречная), Александр Балуев и Владимир Симонов (Тригорин), а еще Толя Журавлев и Саша Самойленко.

Я играл Дорна. Первой фразой у моего персонажа были слова «Мне 55 лет». А в тот момент мне был 41 год. И я думал: «Господи, ну как я могу играть такого пожилого человека...» А потом очень быстро пролетели годы, и мне стукнуло пятьдесят пять. И я понял, что это совсем не возраст!

— Вашей партнершей в «Мастодонте» была и Елена Яковлева...

— А мы с ней за 30 лет до этого уже снимались вместе — в фильме «Черный квадрат». Я играл следователя Александра Турецкого, а она — его коллегу, судмедэксперта. Турецкий ее любил, но героиню убивали практически на его глазах. Потом в сериале «Каменская» я играл брата главной героини, то есть Лены. А в «Мастодонте» мы с ней — бывшие однокурсники.

Лена — великая, большая русская актриса. И с ней, и с Федором огромная честь находиться в кадре, они профессионалы очень высокого уровня. Такое партнерство безусловно обогащает. А Федя еще и прекрасно поет. В первом сезоне «Мастодонта» мы вместе поем песню Визбора «Домбайский вальс». И во втором сезоне тоже споем...

— У «Мастодонта» только будет второй сезон. А киносагу о гардемаринах Светлана Дружинина начала снимать почти сорок лет назад! И совсем недавно на экраны вышло окончание четвертой части истории — «Гардемарины 1787. Война».

— Это вообще счастье, что были первые «Гардемарины» и что у них есть продолжение, в котором снимаются уже кинодети героев — например, мой сын Шурка, которого играет актер Андрей Лаптев. Работа над двумя фильмами, образующими четвертую часть «Гардемаринов», заняла пять лет. И я рад, что они вышли на экран.

Снимать кино в 88 лет (столько стукнуло Дружининой в декабре, когда как раз выходила серия про войну) — это вообще профессиональный и режиссерский подвиг. Потрясающе, что Светлана Сергеевна так заряжена, так настроена! Она очень целеустремленная женщина, которая показывает, что можно в пожилом возрасте быть такой активной, работать, творить, жить полной жизнью!

— Если самые первые, четырехсерийные «Гардемарины» были приняты зрителями на ура, а исполнители главных ролей стали народными любимцами, то продолжения истории все-таки воспринимаются неоднозначно...

— А это естественно. Потому что продолжение всегда сложнее принимается зрителями. Очень трудно соревноваться с оригиналом, с первоисточником, который полюбился публике. Поэтому продолжения изначально, что называется, находятся в группе риска и обречены на сравнение. И не всегда ожидания сходятся с тем, что люди видят.

И конечно, мы, артисты, снимавшиеся в «Гардемаринах» в 80-х и 90-х, изменились. И я, и Боярский, и Мамаев, и Домогаров уже не те юнцы на экране. Но сама история по-прежнему интересная — славная победа русского оружия на Кинбурнской косе в устье Днепра. И, как оказывается, актуальная: сейчас там снова отстаиваются государственные интересы России. А еще наши фильмы блестяще сняты оператором Анатолием Михайловичем Мукасеем. Я считаю, что это одна из лучших его работ. Как здорово, что в январе этого мастера отметили, вручив почетного «Золотого орла» за выдающийся вклад в советский и российский кинематограф. Какую прекрасную речь он сказал на этой церемонии!

— Скажите, когда вы снимались в самом первом, четырехсерийном фильме про гардемаринов, предчувствовали, что картина станет настоящим хитом?

— А это нельзя предугадать. Просто все должно сойтись: сценарий, режиссер, актеры, музыка — как случилось в «Гардемаринах». А еще добавилась и моя личная история. Ведь среди моих предков со стороны матери были гардемарины! Об этом я узнал, когда обратился в архивы...

Мой прапрапрадедушка Степан Гомзяков был мореплавателем, в 1815 году прибыл на Аляску, участвовал в деятельности Российско-американской компании (в 2014 году я стал продюсером фильма «Форт Росс: В поисках приключений», в котором рассказывалось о Русской Америке XIX века). Прапрадед Дмитрий Алексеевич Тизенко был писарем Морского корпуса, а его сын Петр — офицером русского флота, участвовал в испытаниях того самого крейсера «Аврора», имел много военных наград. А сын Петра Борис, родной брат моего деда, учился в Морском кадетском корпусе — той самой Навигацкой школе, которую основал Петр Первый и из которой вышел мой герой, гардемарин Алеша Корсак. Борис Петрович погиб в 27 лет (его в 1917 году расстреляли революционные матросы), а я в 27 лет начал сниматься в «Гардемаринах»...

— А были кинороли, от которых вы отказались, а эти фильмы потом вдруг выстрелили? Часто ли при чтении сценариев вас подводила актерская интуиция?

— На самом деле нет. Просто бывают разные обстоятельства, почему актер не снимается в той или иной роли. Например, Юнгвальд-Хилькевич видел меня в роли молодого Эдмона Дантеса в своей картине «Узник замка Иф». И я тоже надеялся, что попаду в этот проект, но на кастинге был не в форме — говорю как есть. И Георгий Эмильевич взял Женю Дворжецкого, у которого были прекрасные пробы. Однако буквально через три-четыре года Юнгвальд-Хилькевич снял меня в обоих продолжениях фильмов о мушкетерах.

Пробовался я на главную роль и в телефильм «Подросток» Евгения Ташкова. Но там все просто: он, конечно, взял своего сына Андрея. Формально сделал пробы других артистов для худсовета, но понятно, что видел в этой роли именно его.

Заметной, яркой для своего времени была драма Аиды Манасаровой «Оглянись» по сценарию Эдуарда Володарского, там играли Андрей Мягков и его жена Анастасия Вознесенская, Олег Табаков. Я прошел пробы, но в картину не попал, и роль сыграл Дмитрий Щеглов. Однако сейчас этот фильм мало кто помнит, он канул в небытие.

— Читала, что у вас были блестящие пробы у Шахназарова в картину «Мы из джаза»...

— Это правда, сам Карен это подтверждает. И Панкратов-Черный до сих пор вспоминает, что мы с ним очень хорошо пробовались (я пробовался со всеми участниками будущего джазового квартета). Но тогда, в мае 1982 года, вот что произошло.

Случился большой скандал с Марленом Хуциевым: закрыли его фильм про Пушкина, где я должен был играть главную роль. Эта громкая история была еще очень свежа. И когда Карен показал мои пробы в «Мы из джаза» членам худсовета, те сказали начинающему режиссеру: «Ну зачем тебе этот Харатьян? Только что с ним произошла не очень хорошая история у Хуциева. Понятно, что там дело было совсем не в Диме, но все равно не надо лишний раз дразнить гусей. Возьмите лучше Игоря Скляра...»

Было решено сделать более подробные пробы с обоими кандидатами. А я в тот момент уехал в Белоруссию сниматься в картине «Водитель автобуса». Вдруг мне приходит телеграмма: «Просим такого-то числа приехать на дополнительные пробы фильма «Мы из джаза». Иду к директору «Водителя автобуса», а он: «Дима, посмотри, у нас по графику никак не получается отпустить в Москву даже на сутки. Ты же у нас каждый день снимаешься».

Короче, меня не отпустили, на перепробах я не появился, и в фильм, который оказался грандиозным, утвердили Скляра. И слава богу, потому что для Игоря это была судьбоносная роль, она его прославила. С этого он по большому счету начался как артист кино. Хотя раньше у него и была картина «Берегите женщин», где звучали гениальные песни Юрия Антонова.

— А почему вас не утвердили к Хуциеву на роль Пушкина?

— Наверное, худсовет решил, что начинающий актер, да еще с армянской фамилией, не может играть «солнце русской поэзии». На самом деле было много причин, по которым Хуциев не снял эту картину. Недаром он сменил трех операторов. И каких — Павла Лебешева, Георгия Рерберга! Это был очень затратный исторический проект. К тому же сценарий показывал Пушкина с необычной стороны...

Самое поразительное, что в прошлом году один режиссер показал мне мои пробы в «Пушкина». Я-то думал, что их нет, что их давно смыли. А они, оказывается, где-то хранились столько лет. Это всего девять минут, но пробы потрясающие! Их монтировал сам Хуциев — для Госкино. Там в меня не верили, не допускали, что 21-летний парень может сыграть 37-летнего Пушкина. А для Хуциева как раз было принципиально, чтобы эту роль играл один артист. Ему предлагали: «Хорошо, возьмите Харатьяна, но на молодого Пушкина. А взрослого пусть играет Шакуров». А мы с Сергеем Каюмовичем действительно очень похожи. Марлен Мартынович согласился с этим навязанным решением — снял пробы со мной и с Шакуровым. Но потом все равно сделал так, как хотел: в этих пробах я играю поэта в разных возрастах.

Когда увидел ту старую кинопленку, поразился: на экране два Пушкина. Один — уже уставший от жизни, запутавшийся, идущий к гибели Александр Сергеевич. И с ним разговаривает юный, с горящими глазами, задорный такой щенок — Саша Пушкин. Я был просто потрясен.

Если честно, в свое время сам не очень-то верил, что смогу сыграть два возраста Пушкина. Но Хуциев меня убеждал целый год, потому что он это во мне видел. А вот худсовет убедить в этом не смог. В общем, фильм в итоге закрыли... Наверное, Пушкин — это единственная кинороль, о которой жалею. Хотя, с другой стороны, неизвестно, какой бы это получился Пушкин, ведь у каждого он свой. И какой в итоге вышел бы фильм, ведь в кино результат всегда непредсказуемый. И неизвестно, как бы сложилась моя творческая судьба, если бы я сыграл эту роль...

— Роль Пушкина от вас ушла, но по независящим от вас причинам...

— Да, и никто другой ее не сыграл. До меня Хуциев полгода «примерял роль» на Сергея Колтакова, но потом они разошлись. А затем почти год Марлен Мартынович работал со мной. Мы вместе ездили по пушкинским местам: в Михайловское, в Питер, в Царское Село. Хуциев дал мне редкий двухтомник Вересаева «Пушкин в жизни», изданный в 1936 году. Это издание я постоянно читал, буквально жил с ним.

И открыл для себя совершенно другого Пушкина. Не хрестоматийного, который написал «У лукоморья дуб зеленый...», а сложнейшего человека с очень непростой судьбой, и при этом гения. Хуциев как раз хотел сделать фильм про Пушкина-человека, а не про творца. Марлен Мартынович задумал картину о гении, который живет в человеке, о том, как Пушкин распоряжался своим даром, с этим справлялся. Потому что поэт чувствовал масштаб своего таланта, но при этом был абсолютно «бытовым» человеком со своими страстями, обидами, слабостями, ревностью, злобой.

В конце жизни от него же все отвернулись, кроме Вяземского. Нечто подобное случилось и с другим поэтом — Геннадием Шпаликовым. Ему в конце жизни друзья перестали открывать двери, пускать его в дом, потому что он приходил вечно пьяный. Пушкин в последние годы тоже растерял друзей из-за своего характера: он был раздраженным, обидевшимся на всех, весь в долгах. Он надоел окружению со своей Натальей, с этим Дантесом. Ему все говорили: «Да успокойся ты». А он все не успокаивался. Кстати, Наташа Бондарчук хорошо передала это в своем фильме, где Пушкина замечательно сыграл Сергей Безруков. В последние дни, недели жизни Пушкин нарывался на смерть, он прямо провоцировал ее. Вот что в свое время я тоже мог сыграть у Хуциева, но не сыграл...

— А как изменились условия работы за эти годы? Вы же застали еще советское кино...

— Конечно, сегодня условия в корне отличаются от того, что было. Особенно если речь идет о востребованных артистах, которые в обойме... Помню, как в 17 лет поехал в Одессу сниматься в фильме «Фотографии на стене» режиссера Анатолия Васильева, где моей партнершей была Марина Неелова. Меня поселили в «Куряже», знаменитом общежитии Одесской киностудии, в четырехместном номере вместе еще с тремя молодыми артистами, с удобствами «на этаже».

В этом старинном двухэтажном здании до революции находилось киноателье. Во время войны дом пострадал, но его восстановили и поселили там работников киностудии, которые назвали общежитие «Куряж», как в романе Макаренко о беспризорниках. Там подолгу жили Марлен Хуциев, Петр Тодоровский, Евгений Ташков, Григорий Поженян, Станислав Говорухин. Во время съемок на студии там останавливались Василий Шукшин, Владимир Высоцкий с Мариной Влади, Булат Окуджава... А сейчас на съемках предоставляют фешенебельные гостиницы, номера «люкс». На съемочной площадке у звезд — отдельный вагончик с душем и туалетом. И гонорары у артистов выросли. Ну, тут понятно: чем больше востребован артист, тем выше у него ставка...

Изменилось само кино. В советское время оно было режиссерским, а в роли продюсера, финансирующего съемки, выступало государство, киностудия. Тогда на площадке главным был режиссер, который за все отвечал. А сейчас кино продюсерское. Концептуальные и идеологические вопросы решают продюсеры, а остальные члены съемочной группы являются скорее инструментами в их руках. Тут важно, как договорятся режиссер с продюсером, какую степень творческой свободы даст первому второй. Но с артистами в любом случае работают именно режиссеры.

— Сейчас существует некая ностальгия по советскому кино, когда создавались настоящие шедевры....

— Думаю, тут имеется в виду не только высокое качество советского кино, но и темы, которые оно исследовало. Все-таки советские фильмы прежде всего отличаются гуманным началом, когда в финале всегда есть надежда на лучшее, есть утешение. Тогда кинокартины показывали или лучшую жизнь, или ту, к которой нужно стремиться. Главными героями были хорошие люди, человек труда. Возьмите ранние фильмы того же Хуциева — «Весна на Заречной улице», «Два Федора», «Мне двадцать лет». Там именно такие герои.

А в 90-е пошла чернуха с ее беспросветностью. Прекрасный профессионал Балабанов снимал абсолютно безысходные фильмы. Великолепные мастера Лопушанский, Звягинцев делают очень высококачественное кино, но у них в картинах торжество зла и разложения. Да, много темного есть в жизни, в обществе. Но нельзя же только об этом думать, только это показывать, лишая людей надежды, веры в будущее. Такое кино расчеловечивает, оно антигуманное.

В советском кино, даже если там были боль, страдание и смерть, все равно показывали, во имя чего все это было. И поэтому зрителю хотелось жить. А зачем снимать кино, если в нем говорится, что все плохо, безысходно и, главное, безнадежно?! Ницше сказал, что искусство дано человечеству, чтобы не умереть от истины. Потому что истина печальна, на самом деле ведь мы все умрем. А искусство наполняет жизнь смыслом и дарит надежду. И этим, собственно, я и пытаюсь заниматься все эти годы в кино, в театре, на телевидении...

— А как вам удается так прекрасно выглядеть?

— Быть в хорошей форме — это моя профессиональная необходимость. А способ тут один: ежедневная регулярная многолетняя работа над собой. Я давно не пью и не курю. И по примеру великого композитора Александра Сергеевича Зацепина, моего кумира и образца в деле сохранения здоровья и бодрости, каждый день делаю зарядку — по 40 минут. Еще играю в теннис, в том числе принимаю участие в турнирах, хожу в бассейн, в тренажерный зал. Все просто, если заниматься регулярно.

— А вы по-прежнему живете в Московской области, в Красногорске? Не собираетесь переехать в Москву?

— А зачем? Красногорск — это моя родина. Хотя я появился на свет в узбекском городе Алмалыке...

— К слову, давно там не были?

— Очень давно: с тех пор, как вскоре после рождения меня увезли оттуда родители. Вот в Ташкент много раз приезжал — с концертами, спектаклями. Для меня это особый город: там мои родители жили, встретились, любили друг друга, там жила моя сестра двоюродная (потом она переехала в Германию). Там похоронена моя бабушка Клавдия Ивановна Заплаткина. Кстати, я бы мог носить ее фамилию, быть Дмитрием Заплаткиным...

Так вот, для меня родина — это подмосковный Красногорск. Здесь живу с трех лет, здесь родились оба моих ребенка — дочка Александра и сын Иван. Здесь все родное, знакомое. Детский сад, школа, электричка, на которой ездил в Москву: сначала на киностудию «Мосфильм», а потом на учебу в Щепкинское училище — приезжал и уезжал со станции Павшино. Отсюда ушел в армию.

Здесь рядом музей-усадьба «Архангельское», тоже любимое место моего детства и юности. И сейчас я там периодически гуляю, хожу-брожу, насыщаюсь этим воздухом, вдохновляюсь. Ведь по этим аллеям когда-то гулял и Пушкин. А еще в Красногорске в 2013 году мы с женой открыли «Центр творческого развития и патриотического воспитания «Школа гардемаринов». В нем школьники от десяти до 16 лет занимаются актерским мастерством, вокалом, сцендвижением, фехтованием. А еще учатся быть достойными, порядочными людьми, любящими свою родину. Это очень дорогой для меня проект, я там художественный руководитель, а Марина — директор...

— Почти во всех интервью вы с любовью упоминаете пионерский лагерь «Метеор»...

— Да, это еще одно мое место силы. В пионерлагере под Коломной я отдыхал с третьего по десятый класс. И сейчас два раза в год приезжаю туда, чтобы просто побродить по заросшим тропинкам, полуразвалившимся корпусам-баракам и вспомнить детство и юность.

У Шпаликова есть такие строки:

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем,

Ни тебе, ни мне.

Но тут я с поэтом не согласен, потому что нахожу в развалинах «Метеора» то, что меня вдохновляет. Кстати, в лагере я был руководителем ВИА «Аргонавты». И мечтал: когда вырасту, соберу музыкальную группу и буду петь, выступать по всему свету. И это свершилось: уже несколько лет я очень много гастролирую со своим коллективом Coctail project.

— Вы один из самых популярных артистов, столько лет в топе...

— Разные поколения меня знают по разным картинам. Старшее — по «Розыгрышу», «Зеленому фургону» и первым «Гардемаринам», по комедиям Гайдая. А нынешние дети — по мультфильмам «Тачки», где моим голосом говорит главный герой Молния Маккуин. Кстати, мне в этом смысле повезло, я озвучивал очень интересные проекты. В фильме «Выше Радуги» моим голосом говорил Дима Марьянов (а пел за него Вова Пресняков). Озвучивал Леонардо Ди Каприо в фильме «Человек в железной маске». А потом сыграл его роль, точнее, две роли — Филиппа и Людовика XIV — в продолжениях приключений мушкетеров в фильмах Юнгвальд-Хилькевича. Такое вот совпадение.

— А с какими самыми необычными проявлениями народной любви вам пришлось столкнуться?

— Таких случаев было много. Расскажу два. В первом меня узнали в Турции. Шел по набережной, навстречу мне — женщина и девочка. Увидев меня, девочка сказала: «Мама, смотри — Харатьян!» И в этот момент она врезалась в столб! Хорошо, что ничего страшного с ребенком не случилось. А я подумал: «Да, сногсшибательная у меня популярность получается...»

А во второй раз мне пришлось доказывать, что я — это я, хотя к тому времени уже снялся в очень популярных фильмах. Девятого марта 1998 года у меня родился сын Ваня. И в этот день я играл в Челябинске спектакль «Нина», моими партнерами были Лена Шанина и Сергей Никоненко. Мы отыграли и сразу отправились в следующий город тура — Магнитогорск.

Я проголодался и решил перекусить в придорожном кафе. Остановил машину у какого-то ларька, чтобы заказать шашлык. А мне владельцы, кавказские люди, говорят:

— Уже поздний вечер, мясо кончилось...

Я им:

— Братья, ну что вы! Я же армянин...

В доказательство произнес несколько фраз на армянском. А они отвечают:

— Какой ты армянин!

Я продолжаю:

— Я Харатьян!

— Э, зачем нас обманываешь, сказал бы просто, что хочешь покушать. Ну посуди сам: что Харатьяну в нашей глуши делать?!

— Да я могу паспорт показать!

Когда они увидели документ, обалдели! Тут же нашли мясо и пожарили отличные шашлыки. И мы почти до утра сидели, отмечали рождение Вани...