16 мая президент России Владимир Путин в сочинском Олимпийском парке, в ледовом дворце керлинга «Айс-куб», принял участие в пленарном заседании медиафорума «Общероссийского народного фронта». Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников отмечает, что все стали свидетелями совершенно нового формата таких заседаний, но что главным событием оказался классический вопрос про то, что Владимир Путин думает о противостоянии в Екатеринбурге.
Медиафорум «Общероссийского народного фронта» (ОНФ) в Сочи шел уже третий день. Поэтому члены прессы, как выражается президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, выглядели… нет, не то что навсегда уставшими, но по крайней мере несвежими уж точно. Сочинские вечера и ночи, может быть, подтачивали их высокую социальную ответственность, которую они вынуждены были демонстрировать днем, особенно в четверг, 16 мая, во время встречи с Владимиром Путиным.
Да, это был тот случай, когда кругом были одни журналисты. И только в представлении депутата Госдумы так, наверное, выглядит рай. На самом деле мы находились в лихорадке жизнерадостного ада.
Очередь участников форума ОНФ состояла из журналистов. Очередь журналистов, освещающих Форум журналистов, тоже состояла из журналистов. И очередь журналистов, пытающихся пробраться без очереди через очередь журналистов, освещающих Форум журналистов, тоже состояла из журналистов.
И поэтому все тут, мне казалось, было обречено. В фойе за столиками тоже ведь стояли журналисты. Поэтому ни у кого не вызывало досады, что один журналист может занять и держать обеими руками сразу два столика, притом что и все остальные уже заняты журналистами, и объяснять, что ничего страшного, коллеги могут попытаться успеть выпить свой кофе за его столиком, но только до прихода его собственных коллег.
— Попробуйте успеть! — при этом старался приободрить этот человек подходящих к нему (но не ему) журналистов.— А вдруг?!
И никто не обижался. Понятно же, что все тут журналисты. Поэтому просто пытаются успеть.
И если на фоне логотипа «Общероссийский народный фронт—2019» фотографируется журналист, то он ведь пластиковую цифру «2019» обязательно не только в руки возьмет, но и попытается на всякий случай обязательно забрать с собой.
Но это все не то, не то. Не тем тут все-таки эти некоторые занимались. Журналисты, которые действительно понимали, зачем они сюда пришли, за два часа до начала панели с Владимиром Путиным заняли все подходы к двум лестницам в зал. Они намерены были сидеть в первых рядах. Это было так по-журналистски.
Призывы диктора в холле принять участие в кофе-брейке только смешили этих людей. Да неужели же они до этого не выпили весь этот кофе?
Но они ведь не знали, как многое уже предрешено. И что пустующие пока еще места на самом деле уже давно заняты. И что формат этого мероприятия вообще-то непоправимо изменился по сравнению с предыдущим таким же: теперь не журналисты будут задавать вопросы Владимиру Путину, а он им — посмотрев проблемные сюжеты и выслушав тут же, в зале, мнение экспертов, чьи места здесь тоже были предопределены.
Впрочем, были здесь, конечно, и региональные журналисты, которые честно трудятся в своих газетах, на радио и ТВ (ну да, не своих, а чужих) и получают за это, как рассказывали мне без боли две оренбургские журналистки, 25 тыс. руб. в месяц вместе с гонорарами (но все-таки не на двоих, а на каждую). И вот про это, про зарплаты, больше всего и было тут, честно говоря, разговоров перед началом этой великой панели. И трудно было этот разговор поддерживать.
Владимира Путина в заполненном зале ждали минут сорок. Участникам будущей встречи пришлось стать свидетелями некоторых активностей. Так, телеведущая Елена Малышева ходила с телефоном в руках между рядов и честно предупреждала:
— Я вас сейчас сниму.
Все это продолжалось не одну минуту, в какой-то момент стало выглядеть изматывающе, и у модератора Эдуарда Петрова в конце концов сдали нервы, и он сообщил госпоже Малышевой:
— Елена, это не ваша программа!
То есть он прямо дал ей понять, что это программа Владимира Путина.
Но ей, судя по всему, это еще надо было доказать.
Еще одним модератором стал писатель Захар Прилепин, который предупредил, что он здесь отвечает за блогосферу.
— Блогосфера,— пояснил писатель, когда встреча с президентом наконец-то началась,— стала занимать аномальное место! Кто-то с кем-то подрался, а потом смотришь: полная площадь людей, и все кричат!
Возможно, он таким способом кратко описал происходящее в Екатеринбурге. Во всяком случае, очевидно, что у Захара Прилепина с блогосферой непростые отношения. Она по крайней мере не оставляет его равнодушным. А он — ее.
Обсуждение началось с темы «Школьное питание». Журналистка представила сюжет о проблемах, связанных с ним, и рассказала, что «чиновники сразу после материала зашевелились, забегали и через несколько дней детям вернули право на бесплатное питание!».
— То есть вы почувствовали силу журналистики? — даже, кажется, немного волнуясь, переспросил Эдуард Петров.
И разве могла она не кивнуть?
Захар Прилепин добавил, что он будет выступать «как злобный тип» — то есть и в самом деле от блогосферы.
И был продемонстрирован сюжет, который снимали дети в школьных столовых. Честно говоря, это был лучший сюжет за все следующие почти три часа (а речь идет о сюжетах профессиональных журналистов).
— Бесплатников,— возмущенно рассказывал мальчик лет восьми,— сегодня покормили кашей, а нам дали тушеную капусту, которую есть невозможно!
Папа из-за кадра начал было задавать мальчику наводящие вопросы, но тот перебил его:
— Даже твой плов, папа, намного лучше, чем в школе делают!
Логика мальчика была беспощадной. Да и сам мальчик оказался слишком, я считаю, жесток. Стоило только представить это себе: папа, делающий плов… Он по крайней мере пытался… И только одно слово мальчика «даже»… Отцы и дети…
Очевидную мораль из этих сюжетов извлечь было сложно, но совершенно очевидно: они скрашивали это пленарное заседание, которое без них могло бы быть совсем другим, то есть таким же, как год назад или два.
Встала с места телеведущая Елена Малышева, и модератор, по-моему, инстинктивно вскрикнул:
— Елена Малышева, если можно, коротко!
Нет, нельзя. Участники пленарного заседания узнали про детское питание в школах все, что, по ее мнению, должны. Правда, не было ожидаемых (мною) макетов, на которых могло быть продемонстрировано влияние платного и особенно бесплатного питания на пищевод и другие жизненно важные органы. Но они не были задеты в выступлении телеведущей. Елена Малышева ограничилась тем, что предложила сделать бесплатным питание в младших классах (какой беспроигрышный ход). То есть ответ на вопрос, «каша или капуста», стал более очевидным.
А также Елена Малышева предложила перевести контроль за школами на уровень губернаторов — просто потому, что губернаторов удобнее контролировать самому Владимиру Путину, который, впрочем, некоторое время объяснял теперь, что школы имеют как муниципальное подчинение, так и региональное, а также и всякое другое, так что предложение выглядит наивным, что ли.
Но все-таки это все было нескучно и даже интересно. И есть смысл настаивать, что новый формат имеет безусловное право на существование в следующий раз тоже.
Последовал сюжет про рабочие тетради для детей в школах, которые, возможно, тоже должны быть бесплатными. Так же было предложено поступить и с учебниками.
Господин Путин участвовал в обсуждении. Он рассказывал, что учебники и так бесплатные и что передаются из одних детских рук в другие после годичного употребления. Не то — рабочие тетради, которые, впрочем, не вписываются в программу цифровизации, ну и пусть.
Производило впечатление, как после переговоров с господами Помпео и Ван дер Белленом Владимир Путин вгрызается в историю использования детских рабочих тетрадей в учебном производственном процессе. Вернее, вызывало недоумение. Но, с другой стороны, показывали-то его сейчас по «России 24», а не по Fox News.
Проблема строительства детских садов была раскрыта на примере Ивановской области. Проблема была признана тяжелой, и был интересен вывод автора сюжета: «Программа строительства детских садов сдвинулась с мертвой точки, только когда Ивановскую область возглавил Станислав Воскресенский».
Возникал только один вопрос: что же тогда должно произойти, чтобы проблема строительства детских садов решалась в рамках страны? И вопрос этот был, надо полагать, прежде всего теперь к Станиславу Воскресенскому.
Сюжеты задавали темы обсуждений, и Владимир Путин на пленарном заседании оказался вдруг не главным спикером. То есть говорили все: Эдуард Петров, Захар Прилепин, авторы сюжетов, доктор Рошаль («я с ужасом вспоминаю развал 1990-х годов, развал первичного звена!..») и многочисленные эксперты. Да, голос Владимира Путина время от времени тоже раздавался, но в основном чтобы уточнить:
— Расширить количество бюджетных мест в медицинских вузах для работников села? Это вопрос для правительства, такое поручение дадим!..
— Переходим к теме «Культура», и вот в этой теме хорошо разбирается Захар Прилепин! — восклицал Эдуард Петров, легко признавая таким образом, что культура — это не его конек.
И Захар Прилепин не давал уронить впечатления о себе. Следовал заряд публицистики, смыслом которого были сгоревший Нотр-Дам и боль от того, что «на починку собора собирали деньги у россиян…» (впрочем, вряд ли на самом деле можно было припомнить хоть один такой случай, скорее россияне сами торопились отнести деньги на починку собора, и это могло стать даже более интересной темой для публицистического исследования Захара Прилепина, но не стало).
Вообще, интересно было, что происходит с двумя этими модераторами, Захаром Прилепиным и Эдуардом Петровым, в мирной жизни автором криминальных расследований. Они вдруг на глазах становились очень разговорчивыми с Владимиром Путиным, с ними что-то не то делала эта близость к нему в студии, возможность не только напрямую обратиться к нему с вопросом, а и напрямую порассуждать вместе с ним… Их собственное мнение начинало, такое впечатление, интересовать их самих уж по крайней мере не меньше, чем мнение всех остальных людей в студии, и, наверное, если бы их спросили сейчас, то, конечно, они бы подтвердили, что да, они на одной волне с президентом, конечно, на одной!..
И в этом смысле третий модератор, Ольга Тимофеева, выглядела просто образцово. То есть была жизнеутверждающа и немногословна. От нее по крайней мере не исходила потребность высказаться.
Выступление Захара Прилепина по поводу забора было между тем, оказывается, лишь подводкой к сюжету о разрушающихся памятниках культуры. Но он все-таки успел рассказать и про то, что сам живет в Нижегородской области, и про то, что бывает при этом, конечно, в Италии и что там люди себя чувствуют патриотами не всей Италией, а только тех городов, где сами живут… Но тут же он спохватывался, что нам надо сохранить и наш большой патриотизм, но ведь не обойтись и без нашего малого…
Нет, все же это была программа не только не Елены Малышевой, но и не Захара Прилепина. Впрочем, уверенности в этом уже не было.
Между тем наибольшее впечатление на Владимира Путина произвел, пока без сомнения, сюжет про то, как в Рязани сдали в эксплуатацию площадку в парке, которой на самом деле до сих пор не существует.
— Какая наглость! — не мог поверить президент, который вроде бы должен был уже привыкнуть: и с целыми космодромами в его стране так бывает.
— Нет, в этом случае, конечно, удивительно!..— поражался Владимир Путин.— Я думаю, Александр Иванович Бастрыкин нас слышит и случая проявить свои профессиональные качества не упустит!
Последовали, впрочем, несколько позитивных сюжетов, снятых блогерами: Захар Прилепин рассказал, что зря блогеров упрекают в том, что бесплатно они снимают все только плохое, а за деньги — все только хорошее. Мы убедились, что и на Чукотке есть что снять не за деньги: блогер из Певека призналась, что никак не ожидала, что сможет ходить на каблуках под окнами собственного многоквартирного дома.
— Надо же,— вздыхал Захар Прилепин,— на каблуках можно пройти — и уже счастье у людей!
Еще один сюжет повествовал о тяжелом положении 90 «сирот и членов их семей». Тут надо понимать, что в этой фразе нет противоречия здравому смыслу и что речь шла, видимо, о бывших сиротах, которые теперь женились или вышли замуж. Их вселили в дом, построенный по специальной программе для них, и теперь в этом доме были трещины в стенах, грибок, отваливались батареи, вздымались полы, размножались клопы…
— Да это криминальный случай! — недоумевал Владимир Путин.
— У нас все случаи криминальные! — со странным восторгом подтверждал Эдуард Петров.
— Не все,— не соглашался Владимир Путин.
Согласиться с таким он, видимо, в самом деле не мог. Или не должен был.
Бесчисленные сюжеты на бытовые темы, с одной стороны, снижали пафос встречи. То есть региональные журналисты не спрашивали его о туманных перспективах продления договора СНВ-3. С другой стороны, всем, по-моему, хотелось уже и какого-то более оперативного простора.
И он, кажется, в конце концов открылся, когда журналисты, уже не обращая внимания на то, что не все еще снятые к этому дню сюжеты показаны, начали спрашивать президента, и все тут.
Первый же вопрос между тем оказался по существу. Владимира Путина спросили, что он думает о ситуации в Екатеринбурге, где продолжаются протесты против строительства храма. Вопрос был задан очень сбивчиво, но господин Путин, видимо, уловил главное.
— Они безбожники? — переспросил он.
— Нет! — воскликнул журналист.
На лице господина Путина отразилось недоумение: тогда кто?
— Ни те, ни другие друг друга не слышат! — объяснил журналист.
Судя по тому, как Владимир Путин начал интересоваться тем, не безбожники ли эти люди, можно было предположить, что он вообще не в курсе истории. Но это оказалось не так.
— Я об этом услышал, и то мельком, вчера! — сообщил президент.— Это чисто региональная история…
Он рассказал, впрочем, что есть простой способ решить проблему: «провести опрос, и меньшинство подчинится большинству», и вот «так работает демократия…»
При этом президент добавил, что если речь идет о местных жителях, а не о приезжих из Москвы, «которые приехали пошуметь», то «этого нельзя не учитывать».
Но было очевидно, на чьей стороне сам Владимир Путин. Он не стал дистанцироваться. Он просто сказал, что если проблема в деревьях, то где-то рядом надо высадить другой лес и «чтобы был разбит другой сквер».
Наверное, это был главный вопрос и ответ этой встречи. Господин Путин, конечно, рискует: количество противников храма может после его слов ведь и возрасти, и храм тут будет уже совсем ни при чем.
Вопросы продолжались, и все это благополучно сваливалось в традиционную ежегодную пресс-конференцию Владимира Путина. Региональные журналисты чувствовали себя здесь еще даже лучше: тут не было ни федеральных, ни иностранных корреспондентов, на которых можно обижаться потом, что из-за них не дали слова, еще ровно год, пока не забрезжит новая надежда…
И я думал, что уже с секунды на секунду отовсюду появятся плакатики, те самые: «Пенсии», «Детство», «Владимир Владимирович!!!», «Крым» и «Колыма».
Ну хорошо, в конце концов их можно было понять. Но не уверен, что можно было простить.
Каким-то титаническим усилием воли модераторам удалось еще раз вернуться к сюжетам. Один был от «Молодежки ОНФ», то есть от молодого человека, снимающего, как он тушит пожары. Но нельзя было повернуть эту реку вспять — через минуту встала женщина, два с половиной часа честно отсидевшая прямо за спиной Владимира Путина, и вопросы теперь она задавала ему ровно из-за его спины. То есть он сидел, а она стоя разговаривала с его затылком. Это была неловкая ситуация, но только не для нее. Дама не была при этом журналисткой, а представляла, кажется, некое движение за демографию. Она старалась прямо сейчас вместе с Владимиром Путиным выработать дорожную демографическую карту.
— Мы спрашиваем потенциальных женщин, почему вы не рожаете…— рассказывала она президенту.
— Как «потенциальных женщин»? — удивлялся тот.— Что вы говорите?
Ему, видимо, доставлял неудобство формат общения, он к нему не привык, поэтому казался даже резким.
— Потенциальных матерей вы имеете в виду? — переспросил президент.
У господина Путина хватило еще сил следить за русским языком, причем не своим.
Дама рассказала, что потенциальные то ли женщины, то ли матери не хотят рожать, потому что у них, как правило, был отрицательный опыт первых родов (то есть речь идет скорее все-таки о потенциальных матерях). Она рассказала, что зря между прочим: сейчас роддома-то стали просто отличные!
— Такое впечатление, что вы меня уговариваете! — воскликнул Владимир Путин.
— Вы не первый! — разочаровала она президента, засмеявшегося было своей шутке.— Все мужчины мне так говорят!
Между тем поговорили уже и про кредитные мошенничества, и про то, что не все надо смотреть по телевизору, что показывают («Например, рассказывают, как волосы вырастить, нам с Захаром (Прилепиным.— А. К.) это важно, но не всем…» — делился Владимир Путин более или менее сокровенным).
И вот, наконец, Эдуард Петров после очередного вопроса, понимая, что выбраны все мыслимые лимиты времени, прямо спросил:
— Что делаем дальше?
— Заканчиваем,— сказал президент и объяснил, что его в Бочаровом Ручье ждут военные и что уж давно надо было туда поехать. Вывод, впрочем, был парадоксальный:
— Так что давайте… Три сектора по три завершающих вопроса!
И вся эта безумная машина закрутилась только что не с самого начала.
0
75.00
