Восемьдесят лет назад, не имея никакого летного или альпинистского опыта, Морис Уилсон совершил перелет из Англии в Индию, тайно пробрался в Тибет и пошел на небывалый одиночный штурм Эвереста. И все для того, чтобы доказать – человек способен преодолеть любые препятствия.
Иногда его встречают и сегодня. «Призраки, – твердо повторила она. – Помню, во время восхождения на Эверест я пересекла ледниковый каскад и увидела человека, сидящего на голых камнях в позе лотоса. Голову его украшал клетчатый шерстяной берет с помпоном, глаза были закрыты, и он распевал старую мантру: «Ом мани падме хум…»
Аллилуйя Коун, героиня романа Салмана Рушди «Сатанинские стихи», конечно, сразу же узнала призрак Мориса Уилсона – «йога, который в 1934 году готовился в одиночку взойти на Эверест и голодал три недели, дабы соединить тело и душу в столь нерасторжимом союзе, что горе будет не под силу их разлучить».
Его называли искателем приключений, мистиком, эксцентриком и просто умалишенным. Его отважное единоборство с высочайшей вершиной мира объявили безумной и бессмысленной авантюрой. Но есть и такие, для кого Морис Уилсон был и остается героем.
Один в поле воин
Морису на роду было написано стать уважаемым и скучным обывателем. Он родился и вырос в Брэдфорде, в сердце Йоркшира, где его отец управлял шерстяной мануфактурой. В семье водились деньги. Морис, третий из четырех сыновей, учился в приличной школе и готовился счастливо влиться в семейное дело.
Все карты спутала Первая мировая война. Морис и не думал отлынивать от патриотического долга. В 1916 году, как только ему исполнилось восемнадцать лет, он записался в славный боевыми традициями Западно-Йоркширский полк принца Уэльского.
Крепкий, выносливый, подвижный и улыбчивый Морис быстро продвигался по службе. Вскоре он получил звание капрала. В начале ноября 1917 года он прибыл в Европу в звании лейтенанта.
Часть Уилсона бросили в самое пекло, на ипрский фронт. Там, иссеченные пулями и осколками, отравленные горчичным газом, легли в землю Фландрии сотни тысяч солдат.
Однажды отряду Уилсона довелось сдерживать немецкую контратаку. Соседние отряды отступили, спереди и с флангов «боши» поливали позиции артиллерийским и пулеметным огнем. Все в отряде были убиты или ранены. Морис чудом остался невредим – и продолжал стрелять из пулемета до прихода подкрепления.
Уилсон был награжден Военным крестом. Несколько месяцев спустя он получил тяжелейшие ранения в руку и грудь. Подлечившись во Франции и Англии, вернулся в строй и был демобилизован в 1919 году в звании капитана. До конца жизни он страдал от сильных болей в левой руке и, видимо, так и не оправился от психологических ран. И все же война преподала ему важный урок – даже один человек многое может изменить.
Потерянное поколение
О таких, как он, писали Ремарк и Хемингуэй. Гертруда Стайн метко назвала этих молодых мужчин потерянным поколением. Как тысячи и тысячи других, Морис постоянно возвращался мыслью к ужасам войны и не мог найти себя в мирной жизни.
Он изменился не только внутренне, но и внешне. Стал шумным и назойливым, сыпал шутками, старательно изображал своего в доску парня и вечно рассуждал, как бы побыстрее разбогатеть. Людей он и привлекал, и отталкивал одновременно. На отцовской фабрике Морис продержался меньше года – собрал чемодан и уехал в Лондон. Женился, развелся и отплыл в Америку.
Но ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско Морис так и не прижился. Снова пересек океан: путь его лежал в далекую Новую Зеландию. Морис брался за любую работу. Торговал вразнос, а точнее говоря, «вразъезд» со своего автомобиля якобы чудодейственным змеиным маслом (смесью опиума и спирта), подвизался в роли коммивояжера и фермера и, наконец, открыл магазин дамской одежды.
К тридцати годам Морис стал если не состоятельным, то вполне обеспеченным человеком. Вот только жизнь его была пуста, лишена цели и смысла. В ней не было ни родных, ни близких. С новой женой, из маори, он не сумел ужиться. И Морис поступил, как давно привык, – купил билет на почтовый пароход и отправился в Англию, чтобы начать все сначала. В дороге его ждала судьбоносная встреча.
Со второй половины XIX века благодаря теософии мадам Блаватской и прочим учениям так называемого оккультного возрождения на Западе начала активно распространяться мода на восточную мудрость. Поиск восточных ответов на вечные вопросы бытия особенно усилился в результате ужасающих травм, нанесенных Первой мировой войной.
Морис Уилсон, как никто, был далек от этих интеллектуальных веяний эпохи. С восточной философией он столкнулся не в книгах, а в Индийском океане – в Бомбее на пароход погрузилась целая делегация индийских «садху», направлявшихся покорять Лондон.
Морис был впечатлен аскетизмом и просветленностью индийских мудрецов. В письмах Уилсон утверждал, что и «садху» потянулись к нему, описывал долгие духовные беседы с ними. На берег он сошел окрыленным. Снова возобновил связи с семьей, обосновался в Лондоне и начал подыскивать себе занятие. Но не тут-то было…
У Мориса развилось то, что некогда называли различными туманными терминами наподобие «нервного истощения». Он был постоянно подавлен, исхудал, его мучили приступы изнурительного кашля. В конце концов он куда-то исчез. Друзья подозревали худшее.
Но Уилсон восстал из мертвых. Бодрость и силы вернулись к нему, он был полон энергии. Морис рассказал, что повстречал в Лондоне таинственного человека, который вылечил себя и сотню других от болезней, считавшихся неизлечимыми. Рецепт состоял в глубоком 35-дневном голодании (разрешалось только пить воду) и молитвах.
Уилсон ни разу не назвал имя своего таинственного наставника. Многие авторы подозревают, что чудесным излечением он был обязан собственной технике, основанной на смеси христианства и восточной мистики и заключавшейся в длительном посте и религиозных медитациях. Как бы то ни было, Уилсон не просто вылечился – в его жизни появилась миссия. С большой буквы.
«Я считаю, что с помощью веры можно добиться всего, – сказал он своим молодым английским друзьям, Энид и Леонарду Эвансам. – Не думайте, что я сошел с ума или стал религиозным фанатиком. Но я готов показать миру, на что способна вера. Я выберу самую трудную, невероятную задачу, какую можно исполнить лишь с божественной помощью. Я в одиночку совершу восхождение на Эверест!»
Крыша мира
В начале 1930-х Эверест был у всех на слуху. Впервые со времен трагической экспедиции 1924 года, стоившей жизни Сэнди Ирвину и Джорджу Мэллори, одному из самых известных альпинистов эпохи, англичане начали готовить новый штурм высочайшей горы мира. Одно-временно группа пилотов во главе с шотландским аристократом и авиатором Дугласом-Гамильтоном объявила о своих планах облететь вокруг вершины.
Кричащие заголовки газет попались на глаза Морису Уилсону, когда он отдыхал в Шварцвальде. Отныне он знал, что делать. Он принялся засыпать организаторов летной экспедиции письмами. План его был прост и безумен: Уилсон собирался выпрыгнуть из самолета с парашютом и приземлиться высоко на склоне горы. Большая команда будет только мешать, а в одиночку он очень быстро доберется до вершины – нужны всего-навсего «палатка, спальный мешок, теплая одежда, немного еды и вера».
Понятно, ему отказали. Но сломить Уилсона оказалось нелегко. Не хотите – не надо! Он сам полетит через Индию к Эвересту и вместо прыжка с парашютом посадит самолет на склоне.
Сказано – сделано. Морис купил подержанный биплан DН.60 Gypsy Moth, вывел краской на фюзеляже слова Ever Wrest («Вечный порыв») и начал брать уроки летного мастерства. Он разгуливал по Лондону в кожаной куртке, палевых бриджах для верховой езды и тяжелых ботинках: именно так, по его мнению, должен был выглядеть авиатор-альпинист.
Уилсон торопился. Он хотел вылететь в апреле 1933 года и опередить новую экспедицию Хью Рутледжа. Его манера пилотирования ужасала инструктора – самолет дергался и трясся, как необъезженная лошадь. На получение лицензии у Мориса ушло вдвое больше времени, чем обычно. Инструктор заметил, что он никогда не долетит до Индии. «Я доберусь до Эвереста или погибну», – отвечал Уилсон. И добавил, что эта миссия вручена ему судьбой.
По вечерам он изучал карты и репортажи о предыдущих экспедициях, планируя маршрут. В отчетах того времени опасности горных восхождений традиционно преуменьшались, а горной болезни вообще уделялось мало внимания. Уилсон счел, что пяти недель на холмах Озерного края вполне достаточно для подготовки. Он даже не озаботился приобретением кошек и ледоруба.
Тем временем Леонард Эванс, новоиспеченный пресс-агент Мориса, пытался привлечь к нему внимание журналистов. Увы, газеты лишь смеялись над горе-авиатором. В довершение всех бед Уилсон, объявив во всеуслышание о пробном перелете в Брэдфорд, разбил самолет.
На ремонт ушел почти месяц. Но Морис был счастлив – пресса наконец-то стала его замечать, экспедицию Рутледжа постигла неудача. Беспокоило его только одно: бюрократы из министерства авиации никак не соглашались дать разрешение на полет. А какой-то газетный писака дошел до того, что назвал его великую миссию «сложным способом самоубийства».
Был ли Уилсон действительно безумен? Не исключено, что он страдал циклотимией или биполярным расстройством психики, а его странствия были попыткой избавиться от этих навязчивых состояний, считает один из биографов Мориса, канадский альпинист и психолог Джефф Паутер.
Грандиозные планы и вызывающее поведение Уилсона, его самолюбование, полнейшее равнодушие к мнению окружающих и готовность пожертвовать всем ради избранной цели – безошибочные на первый взгляд приметы маниакальной одержимости. Но разве не такими же, задается вопросом Паутер, были многие исследователи и искатели приключений?
«В конечном счете, «безумие» Уилсона мало чем отличается от «безумия» других героев экстремальных горных восхождений», – утверждает его немецкий биограф Петер Мейер-Хюзинг.
Воздушные приключения
21 мая 1933 года Уилсон снова собрал репортеров и друзей на летном поле. Пришли и соученики по летной школе – Мориса недолюбливали, и коллеги-авиаторы заранее потирали руки, ожидая, что биплан амбициозного наглеца рухнет вниз. На глазах у толпы Морис разорвал полученную из министерства бумагу с запретом полета. «Перчатки сняты! – гаркнул он. – Остановить меня? Да у них нет никакого шанса!» Он поднял самолет против ветра, пролетел буквально в нескольких сантиметрах над верхушками деревьев и растаял в воздухе.
На момент взлета Уилсон успел налетать всего девятнадцать часов. Подобный полет был бы достижением для любого начинающего летчика – не говоря уж о том, что власти на каждом шагу ставили Морису палки в колеса. Или старались подрезать крылья.
Он приземлился в Италии, вновь взлетел и, подгоняемый попутным ветром, на большой скорости врезался в облака у побережья Северной Африки. Сел в Тунисе. В Бизерте его по неизвестной причине арестовали и велели немедленно убираться. Пришлось возвращаться в Тунис. Уилсон сам заправил самолет – и совершил большую ошибку. Вскоре после взлета двигатель забарахлил. Морис с трудом посадил самолет на маленьком аэродроме у ливийской границы. Там ему объяснили, что горючее было смешано с водой.
Наконец, он добрался до Каира. Власти отказались дать ему разрешение на полет в Персию. Разъяренный проволочками Уилсон разработал новый маршрут и вылетел в Багдад, покрыв более тысячи миль за один день.
Он нигде не сумел найти подробные карты региона. Ха! Могла ли эта мелкая неудача остановить Мориса Уилсона? Он запасся школьным атласом и на следующий день вылетел в Бахрейн. Британский консул не желал выдать ему разрешение на дозаправку. Не было и карт. Что делать?
Уилсон сообщил, что возвращается в Англию. Но вместо этого он снял грубую копию карты, висевшей на стене аэропорта, оснастил биплан дополнительным баком и рассчитал предельную дальность полета. Через девять с половиной часов, изможденный и обожженный солнцем, со стрелкой указателя горючего на нуле, он приземлился в далеком индийском Гвадаре.
Уилсон, совершенно неопытный летчик, умудрился меньше чем за две недели преодолеть около восьми тысяч миль! Мудрено ли, что недавний безумец тотчас превратился в героя?
Газеты взахлеб писали теперь о «знатоке летного дела и альпинизма», который намеревался взойти на Эверест с «запасами риса и фиников». Уилсон в свою очередь радостно раздавал интервью, рассказывая о своей особой диете и технике дыхания. Да что там – самого Махатму Ганди он вызвал на поединок по голоданию!
«Тут нет никакого фокуса, – уверял он. – Моя экспедиция спланирована во всех деталях. Люди не понимают, что я являюсь опытным альпинистом, что я занимался голоданием и лежал в герметически закрытом ящике, чтобы изучить воздействие разреженного воздуха».
Власти запретили Уилсону полет через Непал. На его самолет был наложен арест. Деньги были на исходе, начался период муссонов. Оставалось добираться до Эвереста пешком. Уилсон продал Ever Wrest и отправился в Дарджилинг, решив провести зиму в посте и тренировках.
Морис голодал по три недели кряду и бродил по лесам. Власти отказали ему в разрешении на переход через Сикким и Непал. К счастью, он познакомился с тремя опытными носильщиками-шерпами. Ринцинг, Теванг и Церин, люди добродушные, молчаливые и надежные, согласились тайно провести его в Тибет. Нашли лошадь, снаряжение спрятали в мешки для пшеницы. Морис оплатил гостиничный номер на полгода вперед и сообщил, что отправляется охотиться на тигров.
21 марта 1934 года четверо спутников покинули Дарджилинг. Уилсон оделся бродячим тибетским монахом: длинный халат чуба, красный шелковый пояс, темные очки, скрывавшие голубые глаза. Он записал, что стал похож на «помесь принца Уэльского и Санта-Клауса». Выдавал себя за глухонемого. Передвигались в основном ночью.
12 апреля 1934 года Уилсон занес в дневник восторженную запись: «Я видел Эверест!» Эти лаконичные записи в его записной книжке – едва ли не все, что известно нам о его дальнейшей одиссее…
Дорога была тяжелой: снегопады, бурные потоки, все более высокие перевалы. Уилсон вспоминал о доме, жаловался в дневнике на одиночество. В некоторых записях начало появляться слово «ты». И наконец путешественник раскрыл секрет. «Конечно же, я записываю все это для Энид, – занес он в дневник. – С самого начала она была путеводной звездой». Видимо, Уилсона привела в Тибет не только вера, но и неразделенная любовь.
14 апреля путники достигли монастыря Ронгбук. Неустрашимый Уилсон, глубоко уважавший буддийские традиции, произвел большое впечатление на монахов. Верховный лама удостоил путников аудиенции и дал им свое благословение. В дневнике Морис записал: «Завтра выхожу!»
Он тронулся в путь один – и вскоре потерялся в лабиринте из ледовых башен и трещин на леднике Ронгбук. Уилсон плутал и терял дорогу, не умел ходить по льду, а найденную в одном из старых альпинистских лагерей пару кошек по незнанию выбросил. Он провел трудную ночь в палатке, двинулся вверх и через два дня на высоте 6250 метров был застигнут снежной бурей. За пять дней он так и не сумел добраться до лагеря III прежних экспедиций у подножия Северного седла.
«Погода победила меня – какое невезение!» – записал он. В монастырь Уилсон вернулся измученным, с болями в суставах, распухшими ногами и обожженными глазами. Пока шерпы подогревали суп, Морис бессвязно рассказывал им о своем одиночестве, усталости и разочаровании. Он успел записать в дневнике: «Я не сдаюсь. Я по-прежнему уверен, что сделаю это...» Затем Уилсон заснул и проспал 38 часов.
Он восстанавливался больше двух недель и готов был вновь ринуться на штурм горы, на сей раз в сопровождении шерпов. Но тут его левый глаз заплыл, а половина лица онемела. Около 10 дней Уилсон лечился голодом. Вечером 11 мая он записал: «Завтра мы выходим. Будь что будет. Хочу, чтобы скорее все кончилось».
Вместе с Тевангом и Ринцингом Уилсон сравнительно быстро дошел до лагеря III, хотя ощущал слабость и страдал от горной болезни. В лагере обнаружились запасы продовольствия, оставшиеся от экспедиции Рутледжа. Уилсон прошел чуть вперед в сторону Северного седла и простодушно записал в дневнике: «Вершина и путь к ней теперь окончательно разведаны».
16 мая началась снежная буря. Пять дней Уилсон и шерпы пролежали в палатках.
Морис впал в апатию и испытывал муки голода. Как-то он не выдержал и в один присест съел целый фунт шоколада.
Когда буря улеглась, Ринцинг провел его к склонам у подножия Северного седла. Четыре дня он сражался с горой, неумело пытался вырубать во льду ступени, пересек по снежному мосту десятиметровую трещину – и остановился у высокой и гладкой ледовой стены. Он вернулся в лагерь, без сил свалился в палатке и три дня не произносил ни слова. Шерпы умоляли его вернуться, но никакие уговоры не помогли. Морис велел шерпам ждать его возвращения две недели. 29 мая
он записал в дневнике: «Это будет последняя попытка. Я чувствую себя уверенно…» Он вновь начал одиночное восхождение, но был слишком слаб и разбил палатку всего в нескольких сотнях метров от лагеря. Весь день 30 мая Уилсон пролежал без движения. Наутро он занес в дневник последнюю запись: «Снова в путь. Великолепный день!»
Тот парень Уилсон
Действительно ли Уилсон верил, что сумеет победить Эверест? Предпочел ли верную смерть унизительному возвращению в Англию? Никто не знает. …9 июля 1935 года Чарльз Уоррен, врач разведывательной экспедиции Эрика Шиптона, заметил в снегу чуть повыше лагеря III чей-то ботинок. В десяти метрах поодаль альпинисты нашли изорванную ветрами палатку и высохшее тело, скорчившееся в позе зародыша. «Говорю вам, – воскликнул Уоррен, – что это тот парень, Уилсон».
Морис, заключили альпинисты, умер от голода или переохлаждения. В маленьком рюкзаке они обнаружили его записную книжку и несколько катушек фотопленки. В клочьях палатки запутался британский флажок с подписями Энид и Леонарда Эвансов – Уилсон называл его «флагом дружбы». Забрав находки с собой, участники экспедиции похоронили тело Уилсона в ледовой расщелине.
Первое одиночное восхождение на Эверест совершил лишь в 1980 году Рейнхольд Месснер, один из величайших альпинистов современности. Его вдохновляли Мэллори и Ирвин, покорители Эвереста Тенцинг Норгей и Эдмунд Хиллари – и Морис Уилсон. В своей книге «Хрустальный горизонт» Месснер завершил посвященную ему главу такими словами:
«Движение к цели есть сама цель» – гласит буддистская мудрость, и это подтвердил безумный Уилсон. Мне нравится этот упрямый донкихот, он мне милее легиона тех, что живут в уютных домиках и копят деньги на старость».
132.0
115.00
