Плохой потребительский спрос - главный тормоз для экономики
— Более быстрого, чем 3,5 процента?
— Нет, я не видел ни одной модели, которая показывала бы потенциал роста российской экономики выше 3,5 процента, дальше наступит просто фаза перегрева. Но 3,5 процента — это очень хорошие темпы роста. И мы не говорим о выходе из стагнации, стагнации нет: если посмотреть на графики пяти основных отраслей экономики, которые определяют динамику ВВП, то там идет устойчивый рост темпом 1,5 процента в год начиная с середины 2016-го, и очень равномерно. Это те же темпы, которыми российская экономика росла до кризиса 2014 года. У нас есть инерционный рост, и нам надо добавить один-два процентных пункта к этому росту, чтобы выйти на оптимальную траекторию развития. Но, повторюсь, это невозможно без участия денежных властей, потому что такие масштабы изъятия ресурсов из экономики, какие предпринял федеральный бюджет в последние пять лет, просто нечем восполнить с точки зрения спроса.
— А чего можно ожидать от экономики через год?
— Поддерживать рост дальше — гораздо более серьезная проблема. В любом случае нынешняя бюджетная трехлетка предполагает возобновление бюджетного сжатия в 2021–2022 годах, что является стратегической ошибкой, на мой взгляд. Это недопустимо в текущей ситуации. То, что будет в 2021–2022 годах, разбивается на два альтернативных сценария. Первый: торможение мировой экономики переходит в глобальную рецессию. Это очень вероятный сценарий, более вероятный, чем второй: мировая экономика лишь слегка затормозит, а потом снова вернется к росту. Если действительно наступит рецессия в США и Западной Европе плюс сильное торможение в Китае, то Россия столкнется с угрозой очередного падения ВВП. Это будет вполне вероятно, поскольку рецессия приведет к падению цен на нефть. Здесь у России впервые за историю такого рода кризисов появляется возможность предотвратить рецессию внутри страны, несмотря на внешнее давление. Потенциал антикризисной политики у России сейчас один из самых высоких в мире — огромные возможности бюджетных расходов, инфляционные ожидания почти заякорены, что позволяет гораздо более свободно снижать процентные ставки и поддерживать при этом положительное сальдо счета текущих операций за счет умеренного ослабления рубля. В этой ситуации федеральному бюджету надо будет дополнительно потратить значительные деньги — по моей оценке, не менее трех-четырех процентов ВВП, — но это позволит предотвратить спад и продолжать экономический рост, несмотря на глобальный экономический кризис. А это крайне важно — не ради того, чтобы просто расти в противофазе с остальной экономикой мира (Россия и так развивается в противофазе с ней последние десять лет), а потому, что страна политически не может позволить себе очередного торможения роста: общество ждет улучшения ситуации. Общество устало от стагнации — мы видим это по поведению населения, по настроениям в бизнесе. И если мы войдем в очередной кризис, то к выборам 2024 года страна подойдет с доходами населения по-прежнему существенно ниже 2012 года и крайне негативно настроенным бизнесом, который более десяти лет не в состоянии был планировать инвестиционные проекты. Это очень опасная ситуация, и ее надо избежать, тем более что для этого есть все возможности. Таким образом, антикризисная политика в этом сценарии должна быть нацелена на решительное противодействие торможению российской экономики ценой наращивания бюджетных расходов. В том числе ценой пересмотра бюджетного правила, которое является анахронизмом в этой конкретной ситуации. Это не только мое мнение — очень многие экономисты, даже близкие к Минфину, полагают, что бюджетное правило в этом макроэкономическом контексте устарело.
А что касается сценария, в котором мировая экономика притормозит несильно, то, опять-таки, единственный способ не допустить торможения российской экономики после быстрого роста в 2020 году — поддерживать бюджетные расходы на более высоком уровне, чем заложено в трехлетнем бюджете. Как минимум нужно будет добавить один-полтора процента ВВП бюджетных расходов ежегодно и пустить их по каналам с наибольшими мультипликаторами, как уже говорилось.
Основной драйвер — бюджет
Андрей Клепач, главный экономист ВЭБ.РФ:
— Какой рост российской экономики вы прогнозируете в 2020 году и почему?
— Мы оцениваем рост ВВП в 2020 году на уровне 1,8 процента к предыдущему году. Это выше, чем в 2019-м (1,3 процента). Благоприятным фактором станет високосный год, который дает дополнительные 0,3 процентного пункта в рост ВВП. Основным же фактором ускорения роста экономики в 2020 году должен стать рост инвестиций, который составит, по нашим оценкам, 3,6 процента в реальном выражении. Основным драйвером инвестиций будет фондирование нацпроектов, прежде всего в части транспортной инфраструктуры, но также проектов улучшения демографии, экологии, цифровизации экономики. В целом госинвестиции должны внести вклад в размере полутора процентных пунктов в общий рост инвестиций, или около 40% прироста инвестиций. Получается, что госбюджет будет основным драйвером роста инвестиций в 2020 году. Перенос части госрасходов по нацпроектам на следующий год даст дополнительный толчок для роста госкапвложений в 2020 году. В итоге инвестиции могут достичь 23 процентов ВВП (по методологии нацсчетов).
Среди крупных проектов в среднесрочной перспективе ожидаются инвестиции в такие проекты, как «Арктик-СПГ», «Ухта — Торжок», «Бованенково — Ухта» (третья нитка) и «Сила Сибири» (ответвления) — в ТЭКе. В химической промышленности это амурский проект «Сибура». В металлургии строительство комбината «Удокан», Тайшетского алюминиевого завода. Продолжится также модернизация банковских услуг, например Сбербанком, другими крупными банками.
Инвестиции некрупных частных компаний, конечно, находятся в более рискованной зоне, чем госкапвложения. Снижение процентных ставок по кредитам должно поддержать их инвестиционный спрос. Однако сохранение высоких рисков в экономике и слабый потребительский спрос будут сдерживать инвестиционную активность. Мы прогнозируем рост инвестиций в частном секторе всего на 2,5 процента, в то время как госкапвложения вырастут в 2020 году на 9,5 процента.
Я не вижу условий для роста экономики темпами быстрее двух процентов, а тем более быстрее трех процентов. Потребительского спроса нет, доходы населения растут медленно, а доля сбережений высока. Потенциально инвестиции могли бы быть на триллионы рублей выше, чем сейчас, но по причине отсутствия спроса никто не собирается вкладывать деньги.
— Каким будет влияние на экономику столь большого профицита бюджета и в целом жесткой налоговой и бюджетной политики?
— В первой половине 2019 года бюджетная политика значительно ужесточилась. По сравнению с первой половиной 2018-го профицит бюджетной системы увеличился с 3,2 до 5,2 процента ВВП, а профицит федерального бюджета — с 2,0 до 3,3 процента ВВП. Это стало одним из основных факторов замедления роста экономики в первом полугодии текущего года. Так, государственные инвестиции упали в первой половине года почти на 15 процентов, что определило общее замедление роста инвестиций с 2,9 процента в четвертом квартале прошлого года до 0,6 процента в первом полугодии 2019-го.
Но начиная со второго полугодия бюджетная политика начала несколько смягчаться. По итогам десяти месяцев 2019 года профицит федерального бюджета был ниже профицита за январь–октябрь 2018 года всего на 0,2 процентного пункта ВВП. В исполнении консолидированного бюджета прослеживается аналогичная тенденция: по итогам трех кварталов 2019 года профицит был выше показателя 2018-го только на 0,5 процентного пункта ВВП.
Можно ожидать дальнейшего ускоренного расходования средств Минфином. По оценке Минфина, федеральный бюджет за 2019 год будет исполнен с профицитом 1,7 процента ВВП, что ниже рекордного профицита 2,6 процента ВВП, полученного в 2018 году. В соответствии с принятым законом о федеральном бюджете на 2020–2022 годы размер профицита продолжит снижаться с 0,8 процента ВВП в 2020 году до 0,2 процента в 2022-м. Но в целом избыточные сбережения продолжат расти.
— Как повлияет на экономику расходование средств ФНБ в соответствии с последними критериями — необходимость доходности проектов не ниже ставки ОФЗ и так далее?
— Финансирование проектов внутри России за счет средств ФНБ —важный фактор поддержания роста инвестиций, что может стать серьезным фактором преобразований и ускорения экономического роста. По состоянию на начало ноября 2019 года объем свободного остатка ФНБ, размещенного на валютных счетах в Банке России составляет почти 99 миллиардов долларов, или около 5,8 процента от прогнозного значения ВВП за 2019 год. По оценке, объем покупки иностранной валюты в 2019 году составит около 49 миллиардов долларов, однако эти средства будут перечислены в ФНБ во второй половине 2020-го. В соответствии с нормами Бюджетного кодекса вложение средств ФНБ в финансовые активы разрешается только после того, как его ликвидная часть на конец года превысит семь процентов прогнозного ВВП. Таким образом, размещение части средств, превышающих семь процентов ВВП, в финансовые активы может начаться с 2021 года, хотя фактически ликвидная часть ФНБ превысит семь процентов ВВП уже в следующем году. Такие лаги приводят к формированию избыточных государственных сбережений, которые длительное время не могут быть использованы, и такой подход нуждается в корректировке.
Условия предоставления средств из ФНБ предполагают, что доходность по ним не должна быть ниже ставки по ОФЗ. В настоящее время Минфин заимствует по относительно низким ставкам (рыночная доходность по ОФЗ составляет шесть-семь процентов), которые, как ожидается, будут и дальше снижаться. Поэтому для многих заемщиков такие ставки должны быть привлекательными.
— Ожидать ли в 2020 году заметного влияния на рост ВВП нацпроектов?
— Нацпроекты позволят увеличить потенциальный рост ВВП на 0,5–0,6 процентного пункта в год в 2020–2024 годах. Ведущий вклад в этот период ожидается от транспортных проектов, тогда как макроэффект от проектов образования и здравоохранения разворачивается в более долгосрочной перспективе и в основном будет приходиться уже на период после 2024 года.
Нацпроекты в сфере транспорта обеспечат ускорение потенциального экономического роста на 0,4 процентного пункта. Около 0,1 процентного пункта ежегодного прироста будет обеспечивать реализация нацпроектов «Цифровая экономика», «Жилье и городская среда» и «Экология». Повышение качества человеческого капитала и увеличение расходов на научную деятельность и опытно-конструкторские разработки тоже дадут в среднесрочной перспективе дополнительно 0,1 процентного пункта экономического роста.
— Что будет происходить с кредитованием юрлиц и с банковской системой в 2020 году? Заменит ли растущий долговой рынок в какой-то степени банковское финансирование?
— Темп роста корпоративных кредитов в 2019 году будет на уровне пяти-шести процентов, а в следующем году — на уровне шести-семи процентов. Темпы весьма умеренные, и они могут говорить о низкой доступности кредитования для широкого круга компаний. Несмотря на снижение ставок по банковским продуктам, стоимость кредита остается существенно выше показателей рентабельности бизнеса. Текущая средняя ставка по кредитам от года составляет около девяти процентов, в то время как уровень рентабельности активов у обрабатывающих предприятий в первом полугодии 2019-го составил 3,9 процента. Единственный сектор, который может похвастаться стабильно высокими показателями рентабельности, — это добыча полезных ископаемых, и компании этого сектора, как правило, не испытывают проблем с финансированием. В то же время в секторах экономики, которые в настоящее время особо остро нуждаются в инвестициях, уровень рентабельности сопоставим с уровнем инфляции или даже ниже ее.
Чем уже круг заемщиков, тем чаще банки могут сталкиваться с проблемой концентраций долга на небольшом числе заемщиков и тем выше кредитные риски. По данным Банка России, больше трети (35 процентов) общего долга нефинансового сектора приходится на 92 крупнейшие компании. В случае финансовых проблем у крупных заемщиков снижается устойчивость и банка-кредитора. Такая ситуация увеличивает системный риск банковского сектора и может негативно повлиять на экономику в целом.
Недавний кейс: Греф просил у Путина льготы для Антипинского НПЗ (находится на грани банкротства, крупнейший НПЗ в стране — до девяти миллионов тонн переработки нефти в год, общий долг превышает пять миллиардов долларов, из которого большая часть — задолженность перед Сбербанком). Однако если крупные банки имеют политический ресурс и внутренние ресурсы на случай, если поддержки не получают, то остальные банки на такое рассчитывать не могут.
Но кредиты и не могут быть основным источником инвестиций. В любом случае надо не столько наращивать объем кредитов, сколько менять структуру кредитования. Основные заемщики наших банков — металлурги, химики, это предприятия, у которых и так есть деньги. А высокотехнологические предприятия, машиностроение закредитованы. К примеру, «Ростеху» и ОАК требуется реструктуризация долгов.
Что касается долгового рынка, то его масштабы пока существенно меньше размеров рынка банковских кредитов и он вряд ли скоро сможет их заместить. По данным на конец первого квартала совокупный объем облигаций нефинансовых предприятий в обращении составил 6,3 триллиона рублей. Основной рост облигационного долга произошел в 2012–2017 годах, тогда рост был почти четырехкратным (с 1,7 до 6,1 триллиона рублей). С 2018 года объем долга практически не изменился и сейчас находится на уровне около шести процентов ВВП.
Объем долгового рынка по сравнению с традиционными для российского заемщика кредитами и займами несопоставим. Для сравнения: объем обязательств предприятий по кредитам и займам перед внутренними и внешними кредиторами в настоящее время на порядок больше — 77,1 триллиона рублей.
Что же касается инвестиций компаний, то в основном это деньги госкомпаний, а у них ситуация очень разная. Так, инвестпрограмма РЖД сдвинулась вправо, и компания собирается привлекать заемное финансирование, так как собственных средств ей не хватит. «Газпром» планирует выплачивать 50 процентов чистой прибыли по МСФО в виде дивидендов. О состоянии «Ростеха» и ОАК было сказано выше
Ошибка экономической политики
Заведующий лабораторией структурных исследований РАНХиГС, ведущий научный сотрудник лаборатории финансовых исследований Института Гайдара Алексей Ведев.
— Каких темпов роста ВВП России вы ожидаете в 2020 году и почему?
— Я ожидаю один процент и ниже. Прежде всего, я считаю, что ожидания Минэкономразвития 1,7 процента — весьма утопичны. Если вы помните конфигурацию этого прогноза, то он сделан из расчета, что частное потребление, которое составляет 48 процентов ВВП, вырастет на 0,6 процента, а инвестиции — на целых пять процентов. По замыслу Минэкономразвития, инвестиции должны вытянуть следующий год. То, что потребление будет слабым, я не сомневаюсь, а в том, что у нас будет инвестиционный бум, я очень сильно сомневаюсь, с учетом того, что за девять месяцев этого года темпы роста инвестиций составили 0,9 процента. Более того, не вижу источников для этого бума, если не будет принято каких-то кардинальных мер. Я всегда стараюсь быть оптимистом, но пока считаю, что 2020 год с точки зрения экономической политики ничем не лучше 2019-го. В 2019 году, если Росстат совсем не потеряет связь с реальностью, я ожидаю где-то 0,8–0,9 процента прироста инвестиций и примерно столько же в следующем году.
— Может быть, помогут нацпроекты и инвестиции из Фонда национального благосостояния?
— Во-первых, не надо забывать, что капитальные инвестиции — это более 20 триллионов рублей в год. Нацпроекты, включая потребление инвестиций, это примерно 3,7 триллиона рублей. Более того, нацпроекты находятся в очень низкой степен проработки, и Минфин это признает, поэтому идет недофинансирование. Каких-то кардинальных улучшений в этой области я не вижу. Поэтому эти инвестиции погоды не сделают.
Что касается Фонда национального благосостояния, то его, без сомнения, надо расходовать. Какие-то решения якобы приняты, я не видел этот документ. Дмитрий Медведев якобы согласился, но на очень жестких условиях. Однако необходимо помнить, что средства из ФНБ зачисляются в июле-августе следующего года. Соответственно в экономику они поступят в лучшем случае в 2021 году. Поэтому про влияние ФНБ на 2020 год с точки зрения макроэкономики можно забыть.
— Что вообще будет происходить с привлечением капитала и инвестициями? Ускорится ли корпоративное кредитование?
— С инвестициями пока все плохо. Это неудивительно при стагнирующем внутреннем спросе и, скажем так, не растущем внешнем спросе. В таких условиях склонность к инвестированию у предприятий достаточно низкая. Я пока не вижу, что что-то должно измениться. С учетом доминирования на нашем рынке госкомпаний и добывающих компаний, которые ограничены в расширении мощностей, я думаю, что инвестиции расти не будут. Никакого пятипроцентного роста я не ожидаю.
— Может быть, менее крупные компании внесут вклад?
— Минэкономразвития на прошлой неделе признало, что доля государства составляет 47 процентов, я думаю, что примерно так и есть. Кроме того, как рассказал в одном из выступлений министр экономического развития Максим Орешкин, предприятия боятся быть прибыльными, чтобы у них это не отняли. В таком предпринимательском климате я не ожидаю никакого роста инвестиций у менее крупных компаний тоже.
— При таком раскладе у нас сохраняется сверхжесткая налоговая и бюджетная политика и накапливается огромный профицит? Во что это выльется?
— Профицит бюджета будет сохраняться и дальше. Я считаю, что это ошибка экономической политики. Постоянно делаю выступления на эту тему. Мы, наверное, единственная страна в мире, которая находится в стагнации и при этом планирует трехлетний бюджет с профицитом. Профицит бюджета означает, что государство изымает денег из экономики больше, чем дает. К этому надо еще добавить полтора триллиона рублей, которые оттягивает на себя рынок ОФЗ. Фактически государство аккумулирует ресурсы и их недорасходует. Вместо контрциклической и стимулирующей бюджетной политики у нас получается крайне консервативная. В последнем прогнозе даже Минэкономразвития это признает.