Богатство имеет свойство завораживать. Очарованию миллиардных состояний подвержены все народы — в этом отношении, скажем, американцы практически не отличаются от россиян. Когда «маленькие люди» видят на фотографиях интерьер личного самолета Дональда Трампа с позолоченными умывальниками и пряжками ремней безопасности (sic!) или три вертолетные площадки на борту яхты Романа Абрамовича, многие впадают в безудержный восторг: вот это да! (Есть, правда, и немало тех, кто не восторгается, а возмущается).
Если говорить конкретно об Америке, там всегда был и остается культ больших денег, а народу, как и в былые столетия, втюхивают «американскую мечту»: у всех равные шансы, трудись в поте лица, шевели извилинами — и при определенном везении станешь Вандербильтом или Рокфеллером, Блумбергом или Трампом. Наиболее сообразительные индивидуумы из числа рядовых людей давно поняли, что их «нагибают» с помощью этих сказок, и придумали свои, американские версии наших прибауток про «хочешь — жни, а хочешь — куй». В этом плане тоже есть общее.
Но вот завороженность властью — это чисто наше, российское явление. Объяснить данный феномен можно разве что тем, что у нас власть и деньги слились воедино: кто власть, тот непременно богат — причем по-крупному. Мы узнаем об этом лишь изредка, когда кто-то из губернаторов, министров или мэров по неведомым для нас причинам впадает в немилость и приносится в жертву нашему (всего лишь потенциальному) негодованию. Вот вам Ляпкин-Тяпкин на растерзание! Хотя порой и не отдают своих на расправу, а легонько шлепают по ручке, как в случае с Сердюковым: не балуй, меру надо знать!
Если бы в какой-то другой стране народ увидел, что слабая работа госчиновников идет рука об руку с их непомерным обогащением, там давно бы вышли на улицы с гневными лозунгами. Но россиян подобный симбиоз почему-то не смущает — отсюда благоприятные рейтинги, например, российских законодателей, которые, по всем законам жанра, должны бы иметь рейтинг одобрения хуже, чем в США, где законодателями удовлетворены не более 15% населения.
Они у нас что, больше работают? Или лучше? Проштамповывать спущенные, сами знаете, откуда, решения — это не законодательная работа. В Америке они в поте лица ведут открытые дебаты и закулисные переговоры, пытаются убедить друг друга, мобилизовать голоса в пользу того или иного законопроекта, а наши что? Соревнуются в усердии, предлагая абсурдные законопроекты в русле «мыслей свыше»? Хотя нет: видимо, что-то они все-таки еще делают помимо этого — иначе трудно понять их выдающееся материальное благополучие, которое позволяет их сопоставить с крупными бизнесменами. Лоббируют чьи-то интересы, как и их американские коллеги. Но куда более «по-взрослому».
Удивительно, но факт: Совет Федерации и Госдума заслужили по 40% доверия россиян по результатам недавнего опроса «Левада-Центра». Еще лучше выступили в левадовском опросе правительство (45%) и органы безопасности (50%). Ну а дальше идут уже самые доверенные и любимые: церковь (53%), армия (64%) и на вершине этой сияющей пирамиды — президент страны (80%). Впрочем, рейтинг одобрения главы государства растет быстрее, чем пишутся эти строки. Свежий опрос ВЦИОМ показывает, что он перевалил за исторический максимум и составляет уже рекордные 89,9%.
У российской власти есть повод ликовать: народ поддерживает все, что она делает. Если не все, то по крайней мере «главное», по версии государственных СМИ, — Крым, Сирию, антисанкции, конфронтацию с Западом и деятельность лично президента Путина. Поддерживает солидным большинством — даже если сделать поправку на боязнь некоторых граждан «дать неправильный ответ» на вопросы анкетирующих, а также старание последних произвести желаемый для власти результат.
В свете нашей социологической статистики впору начать хрестоматийный разговор об особом пути и непостижимом менталитете России. Эти данные социологов действительно «аршином общим не измерить». Практически ни в одной стране мира, где существуют хотя бы частично независимые барометры общественного мнения, любви к власти не бывает — в отношении ее есть своего рода «презумпция виновности». Власть по определению коррумпирована, лжива, эгоистична, некомпетентна и недостаточно полезна для своих граждан — из этого исходят люди не только в западных демократиях. Вспомним, что у большинства жителей СССР было точно такое же отношение к советской власти — с фигой в кармане. Сходили на партсобрание или на избирательный участок, проголосовали, не важно за что или кого, а потом пошли травить антисоветские анекдоты под водку с пивом.
Еще один момент: никто, кроме россиян (режимы типа Северной Кореи в расчет принимать не будем), не выделяет президента в отдельный институт, даруя ему статус небожителя, наблюдающего из заоблачной выси за земным копошением смертных. Президент — это всего лишь глава исполнительной власти, который несет прямую ответственность за ее функционирование. Если американцы или французы недовольны правительством (плохо работают почта или медицина, пенсия слишком маленькая и т.п.), они автоматически недовольны президентом. У нас в России своя, особая диалектика — можно быть недовольным правительством и при этом превозносить заслуги президента. В чем? Видимо, в укреплении военного потенциала страны и ее великодержавного статуса.
Тут мы подходим еще к одной удивительной особенности российского менталитета. Везде в мире на первом месте по важности стоят свои, домашние дела, а происходящее в ближних и дальних странах — дело десятое. Для рядовых граждан главное — это местные события, даже не общенационального масштаба, а городские, районные, деревенские. И это естественно: происходящее где-то за тридевять земель оказывает на жизнь людей гораздо меньшее воздействие, чем то, что у них под боком. Но у нас все иначе: «Снова меня Гондурас беспокоит», как поет Тимур Шаов. Наши новости начинаются с Украины и Сирии, продолжаются на танковых полигонах и авиасалонах, потом перемещаются в белокаменные дворцы, где заседает начальство, а местные события... — ну, разве что про погоду.
Особенности нашего национального сознания обусловлены историей нации. В Западной Европе крепостное право пошло на закат еще в Средние века, его сильно укоротила эпидемия бубонной чумы, начавшаяся в 1347 году, а в эпоху Возрождения оно уже было редким явлением. В странах Северной Европы — Швеции, Норвегии, Финляндии — его не было вовсе. А у нас оно благополучно просуществовало до 1861 года. При этом с 1649 года было установлено бессрочное прикрепление к земле (то есть невозможность перехода крестьянина от одного барина к другому) и власть владельца над крестьянином, находящимся на его земле. В конце ХVIII века под крепостничество подгребли даже украинских «посполитых» — крестьян, которые подлежали мобилизации, хотя и не несли постоянную воинскую службу, в отличие от казаков.
На казачество, а также на «государственных крестьян» Севера и Сибири крепостное право не распространялось. Наверное, поэтому им всегда было присуще большее свободолюбие, чем остальному российскому народу. Свободные люди ценят свою свободу. Холопы ценят свободу барина творить произвол, свободу начальства мздоимствовать, свободу царя творить мир или войну.
...На днях посмотрел я удивительный сюжет по Первому каналу: рассказывали о легально действующих фирмах, которые за большие деньги помогают «откосить» от армии. Интересно, почему у честных и малоимущих граждан не возникает желания потребовать ответа у власти: кому и сколько платят «откосители» за их чудесное превращение из уголовников в респектабельных бизнесменов? И когда этому наступит конец?
Видимо, не скоро, рассуждает наш народ. Да и разве только эти жулики покупают покровительство чиновников? Уж, кажется, лежит на поверхности, что дробление квартир на мелкие доли (типа 1/64) — противозаконный абсурд, который существует только потому, что это кому-то выгодно. Но абсурд продолжает существовать, обрекая на страдания бесчисленных россиян, а виновных в его существовании никто не привлекает к ответственности. «Пипл хавает» и это тоже.
Так вот и живем, по-холопски любя власть и не задавая ей «лишних» вопросов. На то она и власть, чтобы быть богатой и знаменитой. А наше дело — радоваться ее успехам (не имеющим отношения к нашей жизни) и поддерживать ее борьбу против врагов, которые кишмя кишат внутри страны и за ее пределами. Правда, их вражескую суть мы на себе не ощущаем, но верим власти и ее верному «зомбоящику»...