Одна из серьезных проблем русской литературы — периодическое несовпадение таланта большого художника и могучего сердца патриота, искренне и сильно любящего Россию и русский народ.
Периодически это случалось и в XIX веке, когда душа Тургенева оцепенела перед демонами западничества, Толстой от патриотизма «Войны и мира» перешел к пораженческим размышлениям Левина в финале «Анны Карениной», Чехов старался быть вне политики, но со всеми интеллигентскими предрассудками.
В ХХ веке и вовсе возникла трагическая разделенность, когда любить Родину и любить режим оказалось не совсем одним и тем же, а потому многим стало проще не любить все скопом. Фигура «писателя-патриота», совершенно естественная для Пушкина и Достоевского, внезапно оказалась внутренне противоречивой. «Если он большой писатель, то не патриот, а если патриот, значит пытается компенсировать этим свою вторичность как писателя», — нашептывали моему поколению критикессы из «Огонька».
Но все эти хитросплетения разрушал один феномен — деревенская проза 1950–80‑х годов и, прежде всего, лидеры этого направления — Василий Белов и Валентин Распутин. Никто ни по какому самому строгому счету не рискнул бы назвать их слабыми писателями — очевидно было, что перед нами одна из вершин русской прозы. И в то же время рядом с нами жили люди убеждений, люди пламенной русской идеи, бескомпромиссные ко всем и ко всему, что разрушало любимую ими Россию — будь то западническая пошлость интеллигенции, нравственная деградация, утопические хозяйственные эксперименты советской власти или историческое беспамятство.
В декабре 2012-го мы лишились Василия Ивановича Белова. 14 марта сего года от нас ушел последний великий — Валентин Григорьевич Распутин. Человек, в котором дар писателя и страсть патриота слились, возможно, в предельном синтезе. Абсолютное владение русским словом и кристальная ясность русских национальных убеждений.
Единственным «недостатком» Распутина было раннее признание. Удивительный случай, когда одному и тому же человеку были вручены звезда Героя Социалистического Труда и премия Александра Солженицына — за одни и те же произведения. Его острый, полемичный, язвительный, терпкий и угловатый талант оказался уже для моего поколения, родившихся в 70-е, отчасти забетонирован «хрестоматийностью» обязательного внеклассного чтения. А вы же знаете отношение школьника ко всему, что надобно освоить по программе? Раз надо — значит нудиловка. А потому многие успешно притворялись, что читали Распутина, отделывались общими фразами, заимствованными у критиков, и добровольно лишили себя восхождения на одну из вершин русской прозы.
Поэтому я не стану мудрствовать лукаво, расписывая значение писателя тем, кто его якобы читал. Читавшему ничего объяснять не надо. Вместо этого в двух словах расскажу не читавшим о том, какие рассказы и повести Распутина им нужно прочесть.
Начать следует с рассказа «Уроки французского» — одного из шедевров не только Распутина, но и всей русской литературы вообще. Это незатейливая история о становлении сильного мальчишеского характера в условиях послевоенного голода. Тома любимого русского жанра — книг о мальчишеском детстве, спрессованные в несколько страниц. История помощи одного человека другому, солидарности и поддержки, без которых жизнь человеческих обществ невозможна. История любви мальчика и молодой учительницы, лишенная какой-либо сексуализации и малейшей пошлости. Еще один любимейший в русской литературе мотив — игра, созданный с юмористической сибирской практичностью. Всякий русский мальчишка попадал так или иначе в коллизии, переживаемые героем рассказа, и от стопроцентного узнавания и от чувства, что можно в столь немногих словах взойти на такие вершины прозы, захватывает дух.
Самое знаменитое произведение Распутина — «Прощание с Матёрой». Трагическая история деревни на острове посреди Ангары, которая попала в зону затопления Усть-Илимской ГЭС (в книге название ГЭС не упоминается, но попытки иркутской интеллигенции, в частности, знаменитого историка Шерстобоева, остановить затопление уникальной Илимской пашни — часть местного исторического предания). Остров Матёра — это своеобразный символ России, чья неспешная жизнь с природой, историческая память вдруг становятся жертвой бездушного утопического проекта. Вроде бы и нужен технический прогресс, но проведен он как-то не по-людски, перепахивая человеческие души и судьбы.
Эту вещь часто называют страшной, тяжелой, депрессивной. Но такой она покажется только человеку, у которого совсем нет деревенских корней. Я же, взявшись недавно перечитывать ее, буквально хохотал над каждой страницей — так изящно схвачены узнаваемые типажи и ситуации из деревенского быта. Распутин писатель очень ироничный, даже саркастичный и беспощадный в своем сарказме.
Этот сарказм позволил ему, прорвавшись сквозь цензурные рогатки брежневской поры, по сути, остановить шедший полным ходом геноцид русского этноса, когда бывшие основой системы расселения малые деревни безжалостно уничтожались, сливаясь в безликие поселки. Именно «деревенщики» и особенно Распутин своими протестами остановили эту подрубавшую нацию на корню варварскую программу.
Обязательно следует прочесть рассказ «Деньги для Марии» — еще одно пронзительное повествование о дефиците взаимопомощи в нашем обществе. Пророческий «Пожар» — невероятно реалистическая повесть о борьбе со стихией огня, описанного со всей детальностью, и в то же время символическое изображение краха дурного, неорганичного устройства жизни, которому оказался подчинен русский человек. Повесть была написана в 1985 году. Очень скоро этот пожар стал реальностью, которой сам Распутин отважно, с открытым забралом пытался противостоять, будучи одним из лидеров сопротивления «перестроечным силам».
Последним крупным произведением Распутина стала повесть «Дочь Ивана, мать Ивана», вызвавшая настоящую истерику у нашей рукопожатной общественности. На дворе стоял 2003 год, еще не было ни Кондопоги, ни Бирюлево, но уже видно было, что вслед за затоплением водой на русских людей пришла новая напасть — затопление ордами чужих людей, не желающих ни знать этой земли, ни уважать ее.
И снова Распутин с его удивительным пророческим даром шел на шаг впереди — он в привычной для него спокойной манере рассказывает историю простой сибирской женщины, которая покончила с негодяем, изнасиловавшим ее дочь. История не то чтобы новая — она уже была в «Ворошиловском стрелке» Станислава Говорухина. Но Распутин — как всегда, реалист — осмелился говорить не просто о насильнике, а о насильнике, чью национальность называть неполиткорректно. Ответом стали потоки брани, заявления о том, что Распутин исписался, выжил из ума, что угодно, лишь бы не сложилась картинка, что русский писатель говорит о простых русских людях, которые не дают себя убивать и насиловать.
Впрочем, Валентин Григорьевич никогда не боялся быть под огнем. Творчество писателя всегда соединялось у него с деятельностью публициста, оратора, в каком-то смысле — политика. Он был кремневой скалой на защите русского народа, его традиционных ценностей, был консерватором в лучшем смысле этого слова — защищающим не трухлявое «как бы чего не вышло», а саму суть народной жизни и право народа на жизнь. И его творчество было сохранением живой и великой стихии русского языка — удивительно конкретное, образное, лишенное ходульности и банальных общих мест. Распутин показал, что русский реализм успешно пережил приставку «соц», по-прежнему жизнеспособен и позволяет создавать литературные шедевры.
Русский писатель Валентин Григорьевич Распутин ушел от нас, до конца совершив свой труд. По счастью, нет никакой необходимости прибавлять фразу «последний из великих». Делом Распутина и всего направления «деревенщиков» было восстановление традиции живого русского слова. И это дело увенчалось успехом. Нет никакого сомнения в том, что вослед за великим Валентином Распутиным придут другие писатели. Великие. Русские.
52.0
14.96
