Гордость Донецка, «воздушные ворота» города, сейчас похожи на груду плохо сожженного уличного мусора — потекший пластик, копченый алюминий и вялый дымок. Все, что могло гореть в новом терминале, уже сгорело. Реставрировать здание бессмысленно.
Еще в начале восстания в Новороссии новые власти пытались сохранить аэропорт. Но Киев не захотел. Революционеры упивались свободой в только что захваченной ОГА, а в аэропорту происходило странное. Граждан России заворачивали домой практически всех, а некоторых украинцев отправляли прямиком с паспортного контроля в Киевское СБУ. Так был взят, например, заместитель мэра Славянска — возвращался из Москвы со съемок какой-то телепередачи. Но заместителя мэра вместе с Павлом Губаревымудалось обменять на пленных сотрудников СБУ. А десятки гражданских активистов просто исчезли бесследно.
17 апреля группа граждан с флагом Новороссии пришла в аэропорт, при их приближении на крышах терминалов появились снайперы, а с полосы взлетел чей-то частный реактивный самолет. Разговора с властями аэропорта не получилось, сотрудники СБУ общаться отказались. Решить дело миром не удалось, аэропорт начали набивать военными, спецназом, оружием и боеприпасами.
И даже сейчас в искореженных конструкциях бьются насмерть ополченцы, хотя по дипломатическим бумагам здесь должно быть очень тихо. В реальности, мы лежим в траве под бетонным забором, и над нами крест-накрест проходят со свистом разные боеприпасы. Точно за углом забора — новый терминал, прямо по курсу — диспетчерская башня, похожая на тщательно обглоданный скелет хищной реликтовой рыбы. Командир подразделения «Спарта» Моторола комментирует перемирие и отвод тяжелой артиллерии на 15 км от линии разграничения в частности:
- 155-миллиметровые самоходные гаубицы работают. С Авдеевки бьют. С Песок вон 120-миллимитровые минометы бьют. Никто никуда ничего не отводил. Если они отойдут на 15 километров, то уже не смогут обстреливать аэропорт и прилегающий частный сектор.
Мы осторожно снимаем терминал. Прямо от нашего перекрестка начинается кладбище, за ним храм, которому серьезно досталось. В него, наверное, заходили пилоты и стюардессы, те, кто верил и кто нет. В крыше попадания, оконные проемы в подпалинах от пожара. В зеленке за храмом блеснуло огнем, еще раз, с металлическим звоном — так бьет танковая пушка. Танки всего в полукилометре отсюда, их несколько, обрабатывают огнем пустой частный сектор, сам терминал, улицы Взлетную и Стратонавтов. В терминале сидят бойцы Моторолы, он видит, как их расстреливают прямой наводкой. Но отсюда ничего сделать не может. Командир по рации наводит огонь на рощу. И через полминуты сюда летят 82-х и 120-миллиметровые мины.
- Подарочек! Огонь! - командует расчетом боец.
И смертоносные заряды с шуршанием улетают в сторону украинских позиций. Оттуда разворачивают орудия уже в нашу сторону и начинают бить по высотке. Разрывы рядом с домом практически не причиняют ему вреда. Все, что могло оторвать взрывной волной — давно оторвано, окна выбиты. Внезапно — мощный разрыв, по зданию проходит дрожь, в коридоре одного из верхних этажей распахиваются двери квартир... И в этом аду до сих пор живут мирные жители.
- Не страшно? - спрашиваем спрятавшуюся в пролет 68-летнюю Нелли Петровну. Она сидит, прикрыв уши сморщенными ладошками.
- Да привыкли уже. Моя квартира пока цела. А больше в доме никого не осталось, - взрыв рядом с домом заставляет женщину дрогнуть. - Ужас, когда это закончится. Невозможно. Пенсии нету, тормозков нету. Я в этом аэропорте работала. Правда, в старом. А новый ведь такой красивый был.
К подъезду подлетает УАЗик-«буханка»: «Помогай, парни! Трехсотые!» Из машины вываливается боец с окровавленным лицом и падает прямо на землю. Его подхватывают под руки и несут в укрытие. За ним — еще один с забинтованной головой. Он еще не вышел из боя, смотрит ошалелыми глазами, садится на газон.
- Пойдем, братан, сюда сейчас накидывать будут, - уводят его с открытого пространства.
- Бейте между новым и старым терминалом, - кричит он минометчикам. - Там пять танков прямой наводкой по нашим бьют.
Еще одного раненого выносят на носилках — тяжелый: «Обкололи его? - спрашивает медик. - Обезболивающее давали?! Нам надо знать!» Раны обрабатывают тут же. И выжидают окно в артобстреле, чтобы успеть довезти пострадавших до больницы.
- Сестренка, что-то в глаз попало, - подходит плотный мужик в обсыпанном бетонной пылью камуфляже.
- Осколок у тебя там, - спокойно, словно под веко угодила ресничка, толкует доктор. - Таня, тащи глазной набор, будем вытаскивать.
Лицо обрабатывают перекисью, она шипит и пузырится, как шампанское. Через пару минут осколочек размером со спичечную головку вылезает наружу. Боец проморгался и отправился обратно на позицию. Появляется Моторола, смотрит на нас с легкой грустью:
- Обещал вас на передовую сводить, а она сама сюда пришла...
Кто-то из бойцов в темноте нашего коридора-укрытия комментирует командира: «Как гора к Магомету». Кто мог — тот засмеялся.
Воспользовавшись коротким затишьем, выезжаем по разбитым «Градами» дорогам в Донецк. За путепроводом зона обстрела кончается, и как с фотобумаги при проявке, все вокруг становится четким и разноцветным. Людей на глазах становится все больше и больше. Дама в ослепительно-белой куртке болтает по телефону. Водители собрались кучкой и курят возле своих желтых автобусов, дети — лет по десять, идут из школы. Все с пестрыми рюкзачками. На тяжелый нескончаемый грохот уже никто не обращает внимания.