На Ближнем Востоке формируется альянс, состоящий из Турции, США и Ирана, который способен изменить карту мира, в том числе и энергетическую. В результате этого Россия может потерпеть поражение в борьбе за европейский газовый рынок.
За последние несколько лет Ближний Восток стал свидетелем революций, гражданских войн и исчезновения целых государств. Одним из результатов столь динамичного изменения ситуации в регионе стало формирование неожиданных, даже парадоксальных альянсов. Наиболее известный из них — "Исламское государство", франшиза которого активно используется недовольными не только на Ближнем Востоке, но и за его пределами. Другим знаковым явлением стал союз между нынешним египетским режимом и рядом ближневосточных монархий, прежде всего Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами, намеренный бороться с "Братьями-мусульманами". Однако наибольшее значение для будущего региона будет иметь Тройственный союз, включающий Анкару, Вашингтон и Тегеран.
Формирующийся альянс уже начал оказывать влияние на Ближний Восток. В частности, на его фоне усилилось сотрудничество между Саудовской Аравией и Израилем. Речь идет о совместном противодействии иранской угрозе, в том числе с использованием лоббистского потенциала обеих стран в Вашингтоне. Другим неожиданным шагом стала попытка Эр-Рияда привлечь на свою сторону в качестве союзника Москву. С этой целью внушительная саудовская делегация во главе с сыном короля приняла участие в Петербургском экономическом форуме. Причем обсуждались не только значительные саудовские инвестиции в российскую экономику, но и политика на нефтяном рынке и военные закупки. А в качестве подтверждения серьезности намерений был согласован визит короля Салмана в Россию.
Главная опасность для Тройственного союза исходит не от внешних, а от внутренних сил. В США часть элиты считает Иран ключевой угрозой внешней политике Вашингтона в регионе. Причем, по их мнению, стоит только додавить Тегеран, как все существующие проблемы разрешатся самостоятельно. А, учитывая поддержку со стороны влиятельного лобби, эту позицию вряд ли стоит сбрасывать со счетов. В этом плане показательными стали дебаты среди потенциальных кандидатов от республиканцев, которые соревновались в неприятии сближения с Ираном.
В Иране, в свою очередь, по-прежнему сильны позиции тех, кто выступает за опору исключительно "на своих" в регионе. Для этой части элиты, прежде всего силовой, обладание ядерным оружием является гораздо более эффективным средством защиты собственных интересов, чем договоренности с традиционными противниками. Точно так же и в Турции многие по-прежнему видят в Тегеране ключевого соперника в регионе. Причем интересы "Братьев-мусульман", на которых делала ставку Анкара, во многих точках Ближнего Востока, включая Сирию и Йемен, противоречат позициям местных союзников Ирана.
Есть ряд причин как политического, так и экономического характера для создания альянса между США, Турцией и Ираном. Однако еще более важную роль играет тот факт, что речь идет о значимых в военном плане игроках. Фактически это единственные присутствующие в регионе силы, способные на длительное наземное, а не только виртуально-воздушное участие в региональных конфликтах. Другие региональные силы, прежде всего Израиль и Саудовская Аравия, во многом скомпрометировали себя неспособностью достичь поставленных военных целей. Эр-Рияд уже несколько раз терпел унизительное поражение от йеменских хуситов, а Израиль так и не смог добиться каких-либо серьезных результатов в противостоянии с движением "Хамас". Причем как израильтяне, так и саудовцы, фактически ограничивающиеся использованием авиации, оказываются неспособны на серьезную наземную операцию в Йемене или Газе.
Эффективность нового Тройственного союза может быть проверена уже на Сирии. В ситуации гражданской войны получить полный контроль над страной в одиночку никто не может. Более реально выглядит ее раздел с устранением "чужаков", как внешних, так и внутренних. Причем речь идет не о "Zero sum game", а именно о "Win — win situation". Фактически это означает, что ключевые региональные игроки получают возможность узаконить раздел сфер влияния: турки и их союзники берут под контроль северную часть страны с Алеппо, а иранской коалиции достается южная с Дамаском. В свою очередь, Вашингтон добивается значимой и, самое главное, не требующей прямого военного присутствия победы над радикалами из ИГ и в деле "проверяет" партнеров по переустройству нового Большого Ближнего Востока. Фактически Вашингтон возвращается к модели ближневосточного альянса середины 1950-х годов. То есть речь идет о новом Багдадском пакте, в рамках которого ключевые местные игроки берут на себя ответственность за "региональную безопасность" в сотрудничестве с Вашингтоном.
Причем и психологически время для создания Тройственного союза было выбрано максимально удачно. Показательно, что в отношении египетского переворота 2013 года, бомбежек Газы в 2014 году и переговоров по иранской ядерной программе в 2015-м Вашингтон оказался ближе к Анкаре и Тегерану, чем к Тель-Авиву и Эр-Рияду.
Для Турции и Ирана формирующийся альянс важен и в контексте общей курдской проблемы. Дело в том, что, взяв город Телль-Абьяд, курды сумели соединить три находящихся под их контролем сирийских анклава. Более того, контролируемая ими территория примыкает к фактически независимому и управляемому из Эрбиля Северному Ираку. Таким образом, все более реальной становится перспектива создания Большого Курдистана. Причем речь идет не только о вхождении в него сирийских и иракских территорий, но и об угрозе дезинтеграции Турции и Ирана. Тем более что Рабочая партия Курдистана усиливает свое региональное влияние, фактически являясь наиболее боеспособным подразделением по сравнению не только с курдской милицией в Сирии, но даже и с опытной "Пешмергой" в Ираке. Соответственно, раздел между Анкарой и Тегераном Сирии, а в перспективе и Ирака позволяет в том числе решить и общую для них курдскую проблему. Показательно, что Иран, у которого по-прежнему действует оборонительный договор с режимом Башара Асада, фактически проигнорировал прямое военное вмешательство Турции в сирийский конфликт.
Создание нового Большого Ближнего Востока требует не просто заинтересованности ключевых игроков, а их вовлеченности без возможности повернуть назад. Соответственно, участие Тегерана и Анкары в разделе Сирии и Ирака вполне приемлемо для Вашингтона. Показательно, что в рамках этого нового уровня согласия турецкие и американские военные начали совместные действия, в том числе с использованием военно-воздушной базы Инджирлик. В свою очередь, в Ираке американцы уже давно координируют свои действия с КСИР.
В создающемся Тройственном союзе именно Вашингтон является лидером, с одной стороны, сдерживающим потенциальные противоречия между Анкарой и Тегераном, а с другой — имеющим инструменты давления на них. В отношении противоречий достаточно сказать, что Турция и Иран исторически соперничают за лидерство в регионе.
Вашингтон в этой игре имеет серьезные козыри против обоих своих партнеров. Достаточно сказать, что всегда можно найти основания обвинить Тегеран в несоблюдении договоренностей, создав основания для возвращения санкций. Турция в этом плане еще более уязвима. Фетхуллах Гюлен, ставший на сегодня ключевым политическим противником Реджепа Эрдогана, ведет свою борьбу с территории США. А что касается оснований для давления на Анкару, то в случае необходимости поводом может послужить даже пребывание турецких военных на Кипре.
В свою очередь с иранской элитой у турецкого руководства выстроились вполне позитивные и взаимовыгодные отношения. Реджеп Эрдоган посетил в январе 2014 года Иран и подписал с Хасаном Рухани соглашение о создании Совета стратегического сотрудничества. Именно через Турцию реализовывались различные полулегальные схемы торговли с Ираном в обход санкций. Кстати, именно из-за иранского досье оказались под обвинениями в коррупции Эрдоган и близкие к нему люди.
Раздел зон влияния может быть закреплен через строительство газопровода из Ирана в Турцию. Причем, если газопровод пройдет и через контролируемые зоны в нынешних Ираке и Сирии, это лишь подтвердит серьезность намерений новых партнеров по установлению новой системы на Ближнем Востоке.
Одновременно политика Тройственного союза в Сирии и Ираке позволяет Реджепу Эрдогану решить внутриполитические задачи. Парламентские выборы в Турции предполагали три основных варианта развития внутриполитической ситуации. Два из них, полная победа и полное поражение, вполне устраивали президента Эрдогана. В первом случае он получал конституционное большинство в парламенте, необходимое для установления президентской республики. Не случайно "план" на выборы составлял 400 мест (лучший результат до этого — всего 363 места) в парламенте нового созыва. В случае потери требуемого для формирования правительства большинства вся ответственность падала на нынешнее партийное руководство (будучи президентом, Эрдоган формально является беспартийным).
Единственный вариант, который был политически неудобен для Эрдогана,— это завоевание Партией справедливости и развития большинства без решения проблемы президентской власти. В этом случае Эрдоган оказывался вне игры, а роль партийного руководства и правительства во главе с Давутоглу серьезно усиливалась.
При этом поражение на парламентских выборах (ПСР получила всего 258 мест) вовсе не означает конец неооттоманского проекта под руководством нынешнего президента. Такой вариант был предсказуем, и на этот случай у Эрдогана был готов альтернативный план. Дело в том, что в условиях послевыборной неопределенности и отсутствия стабильного большинства в парламенте значение президента как гаранта стабильности Турции серьезно повышается. Тем более что для исполнения этой роли вполне созрели не только внутриполитические, но и внешнеполитические угрозы в виде "Большого Курдистана" и "Исламского государства". Причем успешная борьба с этими угрозами в рамках Тройственного союза позволяет Эрдогану решить проблему формирования новой политической системы, одновременно остановив начавшееся брожение внутри Партии справедливости и развития.
Для реализации плана Б у Эрдогана есть все необходимые условия. Прежде всего, вполне подготовленный и лояльный военный аппарат. Выход армии из казарм уже не представляет угрозы с точки зрения риска военного переворота. Причем для сегодняшнего военного истеблишмента как раз смена власти в стране представляет риск. Приход оппозиции к власти вполне может привести к новому витку чисток и кадровых перестановок, направленных уже против тех, кто сотрудничал с Эрдоганом. В этом плане показательно, что президент наградил бывшего последние четыре года руководителем Генерального штаба генерала Недждета Озеля высшей воинской наградой, притом что в период его пребывания на этом посту армия фактически не воевала.
Одновременно турецкая армия имеет хороший опыт военных действий против наиболее боеспособных в регионе подразделений РПК. Причем сложный характер местности на юго-востоке Турции мало уступает Северу Сирии и Ирака. С точки зрения оснащенности у турецкой армии также улучшилась ситуация именно при Эрдогане, который активно развивал ВПК страны. Наконец, создание подконтрольной Анкаре зоны в Сирии и Ираке имеет под собой серьезную систему обоснований. И дело здесь не только и не столько в терактах на территории Турции или обстрелах приграничных городов. Претензии Анкары имеют под собой историко-идеологическую основу. С одной стороны, речь идет о защите "своих", то есть тюркского населения, оказавшегося на территории других государств после развала Оттоманской империи. С другой, получение контроля над этими районами воспринимается и как возврат незаконно отторгнутых англичанами и французами турецких территорий.
Речь идет о создании турецкой зоны ответственности, аналогичной той, что уже существует у иранцев и их союзников из "Хезболлы". Причем, учитывая ограниченность возможностей ИГ и резкое усиление контроля на турецко-сирийской границе, у Анкары есть хорошие перспективы добиться быстрой эффективной победы. При этом и с Эрбилем у Анкары не должно быть серьезных противоречий. Дело в том, что для Масуда Барзани основную угрозу представляет именно РПК, а не турки, которым выгодно пребывание контролируемой местной администрации у власти.
Важно также учесть, что именно Анкара наиболее активно взаимодействовала с ИГ на протяжении последних лет. Речь идет о возврате заложников-турок, о продаже нефти, пограничном взаимодействии, а также о координации действий на фронте, причем не только антиасадовском. Учитывая неоднородность ИГ, вполне можно говорить и о наличии фракции, выступающей за конструктивные отношения с Анкарой. В этом плане и бомбардировки турецкой авиации направлены против той части ИГ, которая находится вне игры с турецкими спецслужбами.
И самое главное, в рамках реализации Анкарой большой игры на Ближнем Востоке — это эффективно работающие и лояльные спецслужбы. Готовясь к альтернативному плану, Эрдоган не позволил "уйти в парламент" нынешнему главе спецслужб. Речь идет не только об их близости и готовности выполнять любые поставленные задачи, но и о тесной связи Хакана Фидана с коллегами из США еще со времен его учебы.
Происходящее вполне укладывается в план Б. Теракты произошли на юго-востоке страны. Пострадали от них курды и левые. Виновным было "назначено" "Исламское государство". Дальнейшее обострение ситуации с безопасностью (убийство сотрудников антитеррора) потенциально будет способствовать консолидации общества вокруг единственного сильного человека. Манифестации против политики властей являются в этой ситуации логичной, но вряд ли успешной темой. Осознавая неизбежность вторжения, ключевые силы начнут консолидироваться, а успешно выступившая на последних выборах курдская партия Демирташа либо будет закрыта, либо окажется в маргинальном и политически крайне уязвимом положении.
Участие в формировании нового Большого Ближнего Востока создает для Турции возможности для нового экономического рывка. В этой связи расширение зоны "влияния" позволяет вернуть потерянные после деградации отношений с Башаром Асадом рынки. Более того, после войны этот регион будет нуждаться в восстановлении, а это, в свою очередь, дает возможность загрузить созданные за последние 13 лет мощности турецких строительных и промышленных корпораций. А за счет доступа к нефтегазовым месторождениям, причем не только в Сирии, но потенциально и в рамках большого Мосульского вилаета, Анкара может финансировать собственный "план Маршала" для соседей.
В рамках Тройственного союза Анкара фактически достигает одной из своих стратегических целей в сфере энергетической политики. Даже не имея нефтегазовых месторождений на своей территории, Турция постепенно может стать крупным продавцом на европейском энергетическом рынке. Для этого необходимо, чтобы соседи продавали ей энергоресурсы на границе с дисконтом. Однако если до последнего времени никто, кроме иракских курдов и ИГ не соглашался на такую выгодную исключительно для Анкары схему, то теперь ситуация может измениться. Дело в том, что сегодня именно производители энергоресурсов, прежде всего газа, начинают конкурировать за их транспортировку через Турцию на европейский рынок.
Речь прежде всего о российском "Турецком потоке", позволяющем в перспективе обойти территорию Украины. В то же время и Азербайджан обсуждает возможности расширения экспорта своего газа через проходящий через Турцию Трансадриатический трубопровод. Да и снятие санкций с Тегерана поднимает вопрос об эффективном пути экспорта его газа с месторождений Южного Парса. При этом возникает конкуренция, позволяющая Анкаре добиться максимально выгодных для себя условий.
1.0
75.00
