ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 4, 2019

К примеру, в своих фантазиях Соня долгое время представляла, как должна выглядеть жена генерального директора Первого канала. Были попытки и старания этому представлению соответствовать. Она на все плюнула, поняв, что мужу это не нужно. Или, скажем, ее идеальный дом: стерильные ровные поверхности, красивая вазочка с сухоцветами на столе и рядом непременно керамическая фигурка. Недавно она даже честно прочитала «Магическую уборку» Мари Кондо и честно выкинула кучу хлама, но уже через пару недель семейное гнездо Эрнстов снова стало «походить на цыганский табор». «Творческий, родной беспорядок, в нашей жизни он неизбежен, – говорит Соня. – Я считаю, что залог успешного брака – совпадение в бытовых мелочах. У многих моих вещей в доме есть, как бы это сказать, свое, особое место. И к моему огромному счастью, муж – такой же человек. У него необычное хобби – он библиофил. По вечерам он не смотрит футбол с друзьями. Он сидит дома с книгами, с альбомами графики».

Я сама несколько раз видела Константина Львовича в букинистическом отделе магазина «Москва» (чаще него там бывает разве что совладелец «Независимой газеты» Константин Вадимович Ремчуков). Из этого магазина (но совсем не только из него) домой к Эрнстам на Тверской бульвар исправно поступают новые коробки. Коробки распаковываются, и все освободившиеся благодаря увещеваниям Мари Кондо поверхности моментально заполняются книгами. В семье их так и называют – «стопочки». «Да, мы живем в хаосе, – улыбается Соня. – Но если я так люблю эту жизнь, почему у меня перед глазами картинка с керамической фигуркой? Так же и с вопросом телесности... – Соня, видимо, решила прочесть этот свой монолог Раневской до конца. – Я долго страдала, что ношу размер M, а не S. Почему-то мне казалось, что если ты больше S, то уже толстый. Но ведь M – это медиум, средний. Почему же я спутала понятия норма и толстый? Почему нормой стал small?»

Нет, не то чтобы борьба за идеальное тело закончена. Как у многих, у Эрнст бывают удачные дни, когда пропускаешь ужин и успеваешь на тренировку. А бывает полный провал и «Медовичокъ» из «Пушкина» (этот ресторан двадцать лет назад Константин Львович придумал вместе с Андреем Деллосом). «Я стараюсь регулярно делать зарядку, – рассказывает Соня. – Потому что три раза в неделю сходить куда-то к тренеру – роскошь. А дома надо просто встать на тридцать минут раньше всех и расстелить коврик. Но в целом я вышла из состояния постоянного страдания, потому что за похудением обязательно следует потолстение. Как говорит Рената, толстеть быстро и приятно, а худеть долго и ужасно дорого». Разумеется, со своей крестной матерью в профессии Ренатой Муратовной Литвиновой Соня тоже на «вы».

Под этот Новый год ей все же придется привыкнуть к статусу «селебрити». 26 декабря в очень широкий прокат выходит костюмная драма «Союз спасения» режиссера Андрея Кравчука, снявшего такие живописные ленты, как «Адмиралъ» и «Викинг». Новый фильм – тоже c полумифическим сюжетом из российской истории, об участниках восстания декабристов. Константин Эрнст выступил сосценаристом, у его супруги главная и фактически единственная женская роль. Есть еще Ингеборга Дапкунайте, она играет маму героини Софьи, но ее экранное время сведено к минимуму. История о декабристах в целом очень мужская, у четверых из пяти казненных предводителей восстания жен не было. У Сергея Муравьева-Апостола в том числе, но чтобы не лишать зрителей счастья видеть на большом экране красивую девушку в красивых платьях, сценаристы сделали допущение, что Сергей Иванович мог быть влюблен. И придумали ему наследницу богатой санкт-петербургской семьи Анну Бельскую: «Она как любящая женщина видит в нем и отражает зрителю его прекрасное начало, – комментирует Соня. – Взрослеет вместе со своей любовью и со страшными событиями, которые врываются в ее жизнь».

Эрнст вспоминает, как однажды на глаза ее мужу-библиофилу попалась старинная книга, в которой были собраны стенограммы допросов декабристов, разосланные губернаторам и другим чиновникам царской России. Прочитав книгу, Константин Львович понял, что романтическая история, которую он знал с детства, прошедшего под знаком фильма «Звезда пленительного счастья», не имеет ничего общего с действительностью. Что все эти люди, которые волею судеб оказались 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, были одержимы совершенно разными мотивами. «Кого-то прельщала идеальная картинка будущего, – говорит Соня. – Другими руководил страх радикальных перемен и желание договориться, Пестелем – одержимость и жестокость. Константин начал искать информацию. Потому что для человека думающего и переживающего за будущее своих детей и своей страны всегда актуальным остается поиск ответов на текущие вопросы в прошлом, в истории. Всегда есть бунтари, молодые люди, недовольные тем, что происходит. Вообще у мужа есть эта тяга – ежедневно проговаривать время. Наверное, поэтому он так долго занимает свой пост. Хотя как близкий ему человек я должна заметить: фильм не строит исторических параллелей, даже если каждый увидит для себя что-то свое».

В Санкт-Петербурге снимали сцены из истории Северного общества. В Белгороде – Южного. Из Белгорода родом оператор картины Игорь Гринякин. «Он хорошо знает те места, – рассказывает Эрнст. – Поскольку натура нужна была малороссийская, построили деревню, мазанки. Так красиво снимать батальные сцены может только Игорь. И при этом я довольна своими крупными планами, – тут Соня смеется. – Претензий не имею».

Мне интересно посмотреть на человека, который в принципе сможет – и захочет – ее испортить. Потому что Соня Эрнст, в девичестве Заика, красива бесспорной, необсуждаемой красотой. Еще больше она довольна костюмами, созданными ветераном «Ленфильма», соратницей Алексея Германа-старшего Екатериной Юрьевной Шапкайц, которая работала и на «Викинге» (там у Эрнст тоже была маленькая роль, но на финальном монтаже ее вырезали без оглядки на фамилию). Платьев в «Союзе спасения» немного, и на них отвели душу. «Возможно, из-за кино я лишена трепета перед светскими мероприятиями, – говорит Соня. – Ведь обычно трепет связан с тем, что вот ты сделал красивую укладку, надел платье, и все тебя увидели. А для меня это рутина».

Спрашиваю, легко ли ей дались съемки. Выдуманной Анне Бельской, конечно, не требовалось, как женам декабристов, ехать на рудники Забайкалья по диким заснеженным степям, но и в белгородской мазанке тоже можно натерпеться. «Нет, в этом проекте я не страдаю, – рассказывает Эрнст. – Так, один раз помочили дождем. Не более того». Жертв потребовало киноискусство Ренаты Литвиновой. На съемках киноверсии «Северного ветра», ожидающей пока выхода в прокат, она сначала долго сидела в старой «Татре», в которой не работала печка (дело было в декабре). Потом тело ее убиенной героини волокли по земле. «Но все эти преодоления как-то быстро забываются, в памяти остается только хорошее, – говорит Соня. – Так же, как с беременностью: мне казалось, что это будет длиться вечно. Что меня обманули и теперь я на всю жизнь пленница своего живота. А теперь вспоминаю, думаю, как быстро все пролетело».

Зато на съемках «Союза спасения» она научилась ездить верхом, да еще в женском седле. «Вообще это не мой вид деятельности – управлять каким-либо транспортом, включая лошадь, – улыбается Соня. – Я до сих пор не вожу, у меня нет прав. Были попытки, но все они заканчивались, стоило мне проехать пять метров. Но тут все получилось».

Единственное, на чем она может ехать бесконечно долго, – это велосипед: все-таки девочка из хорошей питерской семьи. Папа – банкир. Мама окончила математико-механический факультет Ленинградского университета, работала на Ленинградской АЭС, долгое время трудилась психологом, а недавно, в пятьдесят лет, открыла свое дело: «Занимается текстилем для дома изо льна», – рассказывает Эрнст. «Бабушка жила на заливе. Летом мы с ребятами уезжали на велосипеде на целый день, носились по каким-то далям, жарили картошку. И пили кока-колу. Мне почему-то запомнилось, что до 1998 года она стоила два рубля семьдесят копеек – детям всегда запоминаются детали. Вот, например, видите эту Бэби Буш? – Соня показывает на бело-розовую куклу, сидящую на трюмо. – Однажды Эрика (старшая дочь Эрнстов. – Прим. «Татлера») пришла в театр, увидела ее и сразу дала имя: Бэби Буш. Bush baby по-английски значит «лемур», а Эрика тогда много занималась с носительницей языка и часто переходила с русского на английский. Теперь, когда дочки слышат, что я иду в театр, говорят: «Передай привет Бэби Буш».

Первые четыре класса Соня училась в частной школе города Сосновый Бор, где Ленинградская АЭС и НИИ оптико-электронного приборостроения, в котором работали ее бабушки с дедушками. «Родители так решили, и это лучшее, что они могли сделать, – вспоминает Эрнст. – У меня было бесконечно счастливое детство. Я купалась в любви». Вместе с папиной мамой они ходили летом за зверобоем и ромашкой, в ванных с которыми бабушка потом купала внучку «для красоты». Бабушка по маме отвечала за эстетическую составляющую воспитания (ох уж это умение советской женщины найти кусок польской ткани и сшить из него что-нибудь потрясающее!). Чтобы заниматься внучкой, бабушка оставила работу в НИИ и шила на дому. «Уже потом, когда я работала у Ульяны Сергеенко, я невольно копировала бабушку, – говорит Соня. – У меня были потрясающие отношения с клиентками. До сих пор, когда мы встречаемся, мы тепло здороваемся. Я не хлебнула никакого снобизма со стороны так называемых богатых женщин». В первый класс Соня Заика шла в блузке с огромным жабо, черном в белый горох жилете и с кудрями, достойными Аллы Борисовны Пугачёвой: спала на бигуди.

А потом она вернулась в Питер к родителям. Жили в центре, в Соляном переулке. Сонина школа была прямо напротив Мухинского художественно-промышленного училища – Третья Санкт-Петербургская гимназия, бывшая мужская, там учились писатель Мережковский и управделами Временного правительства, папа писателя Владимир Набоков. Завхозом в Мухинском училище служила мама Сониного одноклассника – на перемене они с друзьями сбегали туда, воровали глину и дополняли новыми частями тела обнаженные статуи. Когда родители решили, что дочь должна заняться фехтованием, отвели ее не в спортивную школу поблизости (где, к слову, когда-то тренировала уколы и выпады Ольга Слуцкер), а во Дворец пионеров – потому что где еще девочке, которая носит блузки с жабо, заниматься фехтованием, как не во дворце? В те годы на фехтовальный небосклон восходила звезда будущей девятикратной чемпионки мира Софьи Великой, и Софья Заика ощущала определенную несправедливость: «Почему она – Великая, а я – Заика?»

Она вообще все детство провела в фантазиях и картинках. Когда после школы шла мимо Михайловского замка по набережной Фонтанки, когда спускалась вниз по бесконечным питерским эскалаторам. «Я представляла, что в школу приходят какие-то взрослые люди из кино, – говорит Соня. – Что у нас в городе снимается фильм с Брюсом Уиллисом и им нужна девочка, которая будет играть его пропавшую дочь. Конечно, выбирают меня. Я начинаю дружить с дядей Брюсом, и он подписывает мне плакат, который висит у меня над кроватью. Теперь, будучи взрослым человеком, я могу с ясностью сказать: мечты даны для того, чтобы понять, куда тебе идти. В нашей культуре об успешных людях принято говорить «повезло». Или «удачно вышла замуж». Или «ее любит камера». Но поскольку мне в жизни посчастливилось общаться с большим количеством успешных людей, я понимаю, что за всем этим стоит огромная работа. И путь к мечте проходит через сопротивление близких, злопыхательство, на которые ты тратишь здоровье и силы. Мечты имеют свойство сбываться, но иногда они проверяют тебя на прочность и сбываются все в один момент. Но чем они серьезнее, тем больше нужно топлива для реализации. До конца доходят те, кто не жалеет себя. Что, впрочем, не исключает «повезло» и «удачно вышла замуж».

«Даже когда произошла близость, я не сразу смогла сказать мужу «ты». Это был очень долгий путь».

Окончив школу, Соня поступила на экономфак Санкт-Петербургского государственного университета. Отец настоял: Павел Семенович, как человек дальновидный, считал, что банковское дело – «всегда хлеб в кармане». Ближе к окончанию университета папа попросил приятельницу из кредитного отдела Росбанка устроить девочке собеседование. «Я пришла в одну из высоток на проспекте Академика Сахарова, – вспоминает Соня. – Вижу, люди сидят за компьютерами. Меня охватило оцепенение. Я бежала и думала, что они даже не успели понять, как им повезло». Этот спринт через длинный темный коридор сегодня воспринимается Эрнст как экзистенциальное бегство от жизни, предложенной отцом.

Она поступила на работу к Ульяне. Проработав с ней год, ушла в свободное плавание, стала байером и стилистом. Зарабатывала достаточно, «чтобы чувствовать себя вполне счастливой». Когда познакомилась с Константином Львовичем, на вопрос, чем занимается, честно ответила: «Одеваю богатых женщин». Уже потом Эрнст признался, как очаровал его этот ответ – в его мире девушка скорее бы сказала что-то вроде «я – фэшн-дизайнер». И конечно, большой теленачальник совершенно не думал, что его будущая жена внезапно станет актрисой, а через две недели после родов возьмет дочь в охапку и умчится на съемки.

В России, говорит Соня, силен миф о Золушке и чудесной встрече с недосягаемым принцем. По большому счету, с ней ровно это и произошло, хотя Золушкой она себя не считала. «Когда мы познакомились, не было ощущения, что он сильно лучше меня, – говорит Эрнст. – Помню, после нескольких свиданий мы с Константином встретились с моей подругой, и она прямо при нем вдруг брякает: «Ты же говорила, вы одного роста». То есть я даже была уверена, что мы одного роста – наверное, потому что далеко не сразу сняла каблуки».

В процессе свиданий выяснилось, что Соня не понимает половины из того, что говорит Константин Львович, хотя неплохо образованна. «Помню, мы сидели в «Пушкине», я держала в руках под столом телефон с «Википедией», подсматривала какие-то хайлайты беседы и подхватывала тему. А потом, приходя домой, изучала историю поиска и читала целиком статьи, чтобы, не дай бог, не обнаружилось, что я чего-то не знала. Я могла перенести свидание, если чувствовала себя к нему не готовой».

Один раз ее застали врасплох. Соня снимала квартиру в доме, где находится тот самый магазин «Москва». Тогда она еще не знала, что Эрнст там – регулярный гость. Он увидел ее со «стопочкой» книг по теме, на которую днем ранее она уверенно рассуждала. «Я думала, что провалюсь сквозь землю, – рассказывает Соня. – Но его это, конечно, ужасно тронуло. Я сказала какую-то глупость, естественно, он меня раскусил. Знаете, я ужасно боялась, что он поймет, что я самозванка. Я прямо боролась за этого парня, потому что поняла, что это именно тот человек, о котором я мечтала и о котором даже молилась».

Познакомились они, конечно же, «совершенно случайно». «Я была не при параде, никуда не собиралась, а он в это время в Питере работал. Мы оказались в одном пространстве». Шансов, что эта встреча состоится, было мало – учитывая набор критериев идеального мужчины, который эта девушка с фантазиями для себя составила: «Гениальный, порядочный, длинноногий, не храпит, щедрый, добрый. И конечно, с чувством юмора». Она прекрасно помнит момент, когда поняла, что все-таки это он. «Во время подготовки к Олимпиаде, – говорит Соня. – Константин рассказывал, какую церемонию они придумали, о всех сопутствующих проблемах.

Я спросила: «А что же будет, если вы все-таки не успеете построить стадион и повесить вагонетки, которые должны возить декорации?» Он ответил: «Тогда план Б: выкатим белый рояль и выпустим Тамару Гвердцители». После этих слов она поехала за ним в Сочи и стала подругой по этому бою.

Мы встречаемся с Соней через несколько дней после того как отгремели две главные свадьбы осени – Ксении с Константином и Паулины с Федором. Эрнсты были на обеих. При этом сами вообще не устраивали торжества. «Мы оба люди закрытые. Мой муж вообще чемпион по закрытости. Мы, наверное, даже не могли бы целоваться при огромном количестве людей». Нет, они честно долго пытались придумать формат церемонии, которая бы всех устроила, и поняли, что это невозможно. Когда подавали заявление, служащая загса спросила: «Вам совсем ничего не нужно?» Тогда Соня попросила, чтобы были лента и речь. Пришли в Грибоедовский загс после работы, за пять минут до закрытия. Послушали из уст женщины с лентой об обручальных кольцах как символе единства, верности и чистой любви и поехали домой. «У Константина не было свободного времени и ресурса на долгие ухаживания, – говорит Соня. – Мы быстро стали жить как муж с женой, то есть просто вместе. И узаконили отношения».

Первые кольца они благополучно потеряли. Сначала Константин – Соня его долго ругала, пока не потеряла свое. Правда, у нее есть запасное: тогда, перед загсом, жених забыл, что невеста взахлеб рассказывала, какие красивые придумала им кольца, и на регистрацию гордо принес голубую коробочку. Это кольцо – тонкую бриллиантовую дорожку – она надевает в ответственные моменты, чтобы себя поддержать. Оно и сегодня на пальце. Еще на Соне блузка с кружевом, будто из шкафа Анны Бельской, сшитая бабушкой-мастерицей. Семидесятичетырехлетняя Людмила Константиновна до сих пор шьет Соне и ее подругам.

Артисткой Соня стала в баре «Симачёв», в котором круто менялись судьбы многих жителей этого города. Ночью вышли с компанией покурить на улицу, Аня Чиповская стала читать стихи. «Так хорошо и талантливо, что я заплакала. Я сказала Ане: «Ты же актриса!» – в моем понимании это приравнивалось к небожителю. А она вдруг говорит: «Да ты же тоже!» Мне и раньше говорили, но в тот момент я почему-то в это поверила». Соня пошла на подготовительные курсы при МХТ, а потом случилась та самая поездка на олимпийскую стройку в Сочи. Вернувшись, она уже никуда не собиралась поступать. Но поскольку жила на Тверской, частенько проходила мимо Школы-студии МХАТ. Однажды встретила девочек, с которыми вместе училась на курсах. «Ой, ты пришла!» – «Да нет, просто иду мимо». А почему, собственно, мимо? Выучила басню, поставила на комоде большие вазы, назначила их быть Игорем Золотовицким и Сергеем Земцовым и читала Крылова вазам. «Волновалась ужасно. Меня трясло, физически ломало, – вспоминает Соня. – Так бывает, что за страхами, которые тебя сковывают, таятся сокровища – как за амбарными замками. Это и было самое сложное – путь к поступлению, путь внутрь».

Отчасти помогло то, что по закону второе высшее образование нельзя получить бесплатно, поэтому она сразу поступала на платное отделение, а там меньше конкурс. Когда она прошла, Константин Львович пожал плечами: ну посмотрим. Он был уверен, что она не дотянет до первой сессии. Она дотянула до первой, потом до второй. В конце первого курса забеременела, и вот тут-то Эрнст решил: родит и сядет дома. А она ходила на занятия, с огромным животом играла Нину в «Чайке» и теперь бесконечно благодарит однокурсников, потому что к моменту получения диплома успела стать мамой дважды, и ребята ей очень помогали.

Когда Соня познакомилась с Эрнстом, на вопрос, чем занимается, она честно ответила: «Одеваю богатых женщин».

На втором курсе ставить спектакль «Путешествие в Twin Peaks» к ним пришла Алла Сигалова – хореограф, профессор, заведующая кафедрой пластического воспитания актера Школы-студии. «У нее такой авторитет, она человек-событие, – восхищается Соня. – И еще к ней нельзя опаздывать. Потому что если опоздаешь, она тебя выгонит и не возьмет больше никогда». Тут надо сказать, что в Школе-студии два здания – конечно, кормящая мать однажды их перепутала. Прибежала не туда и встретила Аллу Михайловну. «Что ты тут делаешь?» – «Я на репетицию». – «Так репетиция же в учебном театре». «И я побежала на репетицию, – вспоминает Эрнст. – Едва успела переодеться, отыграла и побежала сцеживать молоко». Не так давно Алла Сигалова написала мемуары под названием «Счастье мое».

Ближе к концу есть глава, которая называется «Эрнст и Эрнст». Там заслуженный деятель искусств Российской Федерации описывает ту встречу и рассказывает, как у Сони сквозь тренировочную форму проступало молоко. «Я рыдала, – комментирует актриса. – Потому что мне кажется, что я недостаточно тружусь, что я ленивая. Что я маленькая девочка в своей мечте и кто-то мне сейчас постучит и скажет: «Просыпайся, иди работать на компьютере». Что я никакая не актриса. И когда я прочитала черным по белому, что человек, которого я ужасно уважаю, пишет обо мне, что я так трудилась, несмотря на детей, это произвело на меня невероятное впечатление».

Счастье, впрочем, длилось одно мгновение – Соня катастрофически не умеет наслаждаться успехом. «Помню, Этери Тутберидзе в интервью Владимиру Познеру сказала, что победа заканчивается, как только вы сходите с пьедестала, – говорит она. – На следующий день вы наравне со всеми. Так вот у меня это чувство постоянно внутри».

А потом случилось знакомство с Ренатой и взаимная симпатия. Литвинова позвонила: «Хочу снять вас в кино». Речь шла о короткометражке «Сны Иосифа» о поэте Бродском, одной из фантасмагорических, как принято у Ренаты Муратовны, новелл альманаха «Петербург. Только по любви». Соня, конечно, не смогла отказать. Съемки назначили через две-три недели после предположительной даты родов. «Я до последнего боялась сказать Константину, – вспоминает Эрнст. – Призналась буквально накануне. Сказала: «Не нужно никакого подарка на рождение ребенка, только позволь сняться в кино». Он позволил. Соня взяла няню, грудную Эрику, села в «Сапсан» и поехала в родной город.

Все ее друзья – оттуда. Маша Белик, дизайнер, ее платья Соня часто носит. Бывшая управляющая «Пробки», а ныне мать троих детей Эка, живущая в Лондоне. Cпортсменка-конница Света, ее дочь – Сонина крестница. «Я не сохранила только одну подругу и об этом жалею, – говорит Эрнст. – Несмотря на то что мы многие годы не общаемся, я постоянно веду с ней внутренний диалог. Эка ходила в школу на проспекте Ветеранов, Маша – в Металлострое, потом на Петроградке, а я в центре. Но Питер имеет странную особенность: в каком бы районе ты ни жил, ты все время находишься в гетто. То есть с одной стороны дворцы, а с другой – дворы-колодцы с коммуналками. Одному моему однокласснику досталась комната в коммуналке, она стала нашим штабом, и мы все висели там. С одной стороны – выставка Сомова в Михайловском замке. Мы совсем недавно пошли туда к одиннадцати часам, к открытию – через десять минут зал был забит коренными петербуржцами, которые носят с собой в музеи сменку. А с другой – стадион «Зенит». Мой папа – болельщик. Много лет я ходила с ним и его товарищами на футбол. Футбол – это определенная культура. Свой жаргон, лирика и лексика. Особый мужской юмор (мама называет его солдафонским) я впитывала с детства. Эти шутки до сих пор как лава извергаются из меня в самый неподходящий момент. В такие мгновения муж ласково называет меня «зенитушка». Я всегда смеюсь, что да, такой вот у нас мезальянс, я – «зенитушка», он – сын академика (Лев Константинович Эрнст многие годы был вице-президентом Академии сельскохозяйственных наук. – Прим. «Татлера»). Но и юность Константина прошла в Питере, в рок-клубе. Я-то знаю, что на самом деле он чувак в кожаной куртке из рок-клуба, и именно эти двое ребят внутри нас встретились, сошлись и живут вместе. А из дома выходят другие люди. Эта двойственность, свойственная Санкт-Петербургу, – она всегда во мне, я всегда вижу два полюса. И поэтому часто предпочитаю молчать, когда люди говорят о чем-то с рьяной убежденностью. Для меня правда чаще всего где-то посередине. Я уважаю борьбу за свободу слова, но отстаиваю свое право молчать. Если что-то говорить, нужно в это верить, быть честным с собой».

«Не нужно никакого подарка на рождение ребенка, только позволь сняться в кино». Он позволил.

Старшей дочери Эрнстов Эрике скоро четыре, младшей Кире – два с половиной. «Беленькие, симпатичные, – рассказывает мама. – Я стараюсь быть в их жизни строгой силой, потому что все остальные... их просто очень любят». Внутри этой семьи, как и во многих других семьях, где есть строгие силы, сложилась своя маленькая компания – «папа приходит с работы, дочки кидаются ему на шею», и мама туда совершенно не включена. Сама Соня жила на постоянном преодолении силы папы, а «мама всегда была борцом за мою уникальность, всегда в меня верила и отстаивала». «Сегодня она уже бабушка, но абсолютная девочка, юная, неиспорченная, наивная, идеальный для меня образ женщины как носителя чистоты».

Вместе Эрнсты летом ездят в Юрмалу – Рижское взморье так похоже на Репино и Комарово. Там можно сесть на велосипед и помчаться на рынок – «и если я и представляю себе какие-то будущие пути отхода, то, думаю, что к такому моя жизнь может однажды прийти». Еще они в июле обязательно ездят на неделю в Санкт-Петербург, на Главный военно-морской парад, трансляцией которого Константин Львович руководит лично. То, что происходит в комментаторской будке (трансляциями Эрнст дирижирует в паре со своим многолетним первым замом Александром Файфманом), по энергетике – почти что фанатский сектор на матчах «Зенита». После парада днем они гуляют с детьми, а вечером приезжают Сонины подружки детства, и «это всё, огонь».

Так всегда и бывает: девушки в бабушкиных блузках с кружевом очень любят как следует повисеть на люстре. Интересуюсь, встает ли перед глазами в такие моменты картинка идеальной жены гендиректора Первого канала. Картинка-то теперь стала строже, чем лицо Владимира Владимировича Путина, принимающего Главный военно-морской парад: мать двоих детей, Ирина в «Трех сестрах» Богомолова, невеста декабриста. «Ну, висеть на люстре, конечно, хочется, – улыбается Соня. – Но уже нет столько сил, чтобы на ней удержаться хотя бы пять минут и не рухнуть со звоном на глазах у изумленной публики. Приходится себя сдерживать. Мне понадобилось время, чтобы научиться как-то соизмерять возможности. Понять себя, понять, что такое уместность, и научиться себя свободно в этом чувствовать. Когда есть неуверенность, в человеке включается набор защитных механизмов. У каждого свой. У меня сразу захлопывается дверца. Но сейчас потребность защищаться возникает все реже. Я все реже думаю, что муж поймет, что я самозванка, и выгонит меня. Я думаю, что, наверное, он все-таки говорит правду и меня любит».