Он происходит из уважаемого актерского семейства, переиграл чуть не всего Шекспира, покорил миллионы в роли Шерлока... Но любит сленг и «слоняется по пабам», ездит на мотоцикле, мало ценит статус и не готов соответствовать ожиданиям. Встреча с культовым персонажем, который настаивает, что он «просто Бен».
«Нет, он не просто Бен. Он Большой Бен», – ловлю я себя на мысли, глядя на него снизу вверх. И потом... Его пронзительные глаза такого британского зелено-голубого цвета. Его глубокий мужественный баритон, ставший – так закономерно – голосом дракона Смауга в хоббитской киноэпопее. Его невероятно правильная – будто с шекспировской сцены – речь. Его вдумчивая серьезность, странно перемежающаяся такой открытой, такой сердечной улыбкой. Его черный шарф, его несколько нелепая черная фуфайка, его серые твидовые брюки. И место нашей встречи – демократичный паб «У колодцев» в лондонском Хэмпстеде рядом с его квартирой – два верхних этажа в викторианском доходном доме. Тут, в этих «Колодцах», всем так по-лондонски плевать, что за звезда села за соседний массивный стол... Будто Бенедикт Камбербэтч и все, что его окружает, – этакая эссенция британскости, английскости, лондонскости. Он несет ее с собой повсюду и разливает эфиром в атмосфере. И я даже начинаю сомневаться: а может, в том, кем он стал, заслуги самого Камбербэтча не так уж и много? А все дело в пресловутой «породе»? Соблазн так считать велик, а вот подобный вопрос может прозвучать даже и оскорбительно. И я решаю зайти с фланга. Но Камбербэтча с его трезвой самооценкой, как выясняется, не проведешь...
Psychologies: Вы так часто играете людей с исключительными способностями – Холме, Ассанж в «Пятой власти», вот теперь великий математик Тьюринг в «Игре в имитацию»... Почему именно вас выбирают на эти роли, как думаете?
Бенедикт Камбербэтч: Вы хотите сказать, что ничто во мне не говорит о сверхспособностях, равных талантам этих людей?
Я ваш фанат. По мне, скорее наоборот.
Б. К.: И зря. Я не равен никому из этих людей. Эти люди не равны друг другу. Мы все особенные. Вопрос только в том, насколько мы сильны, чтобы проявиться – как на фотопленке. Я оказался неслаб, только и всего. Я десять лет играл на сцене, у меня были роли на ТВ, я снимался в кино, меня отмечала британская пресса и коллеги. Но потом – хоп! И оказалось... Знаете, один остроумный рецензент сформулировал: я накамбербэтчил Британию. Ну а потом и мир. Это и правда правильное слово: меня будто не было, и я стал. Я был, но не совсем, а потом стал нужен и появился. Я – вне своей воли – доказал, что нужен. Доказал, не стремясь ничего доказать. Возможно, я случайность. Я живу с чувством, что этого могло и не быть, меня почему-то выбрали, мне надо дальше жить с учетом этого обстоятельства. Ничего страшного. Но и прекрасного немного.
Неужели прекрасного немного?
Б. К.: Гонорары! Но я и не из бедняков. И я среди актеров счастливчик – у меня всегда была работа, я редко отказывался от ролей и проектов. Потому что на себя роль не примеряю – всегда старался играть людей, которые от меня отстояли бы как можно дальше, были бы на меня как можно меньше похожи. Холмс – редкий мерзавец. Я не совсем таков. Ассанж – темная лошадка даже для тех, кто его знает. Я – как на ладони. Романтические юноши в телекино начала 2000-х. А я скорее надежный, чем романтичный. И так далее. Так что даже на предложениях не сказалось.
Ho как изменилось ваше само- и мироощущение, когда стало окончательно ясно, что вы накамбербэтчили мир?
Б. К.: Видите ли, «Холмса» все смотрят, и спасибо за внимание. Но теперь я часто вхожу в помещения, где меня знают едва ли не все, а я – никого и еще должен со всеми познакомиться. Возникает разительное неравенство. И хоть у меня с этим просто: не знаком – познакомлюсь, – врать не буду, ощущение сюрреалистическое. То ли Землемера из «Замка» Кафки, то ли героини Жапризо, «дамы в очках с ружьем в автомобиле».
А это все-таки детектив...
Б. К.: Но мне сравнение простительно. В одном детективе я был даже и жертвой. Теперь вспоминать проще. Но трясло меня долго. Десять лет прошло, а потряхивает до сих пор... Мы в Кении снимали мини-сериал «К Земле». Были выходные. Я и еще трое коллег по съемкам отправились на машине B небольшое путешествие. Район Квазулу-Наталь, провинция ЮАР. Справа что-то взорвалось. В моих наушниках в этот момент пелось: «Это не происходит, нe может происходить»... Но происходило. Машина перевернулась. Небольшой отряд. «Калашниковы». Связали руки нашими же шнурками и повели в буш. Я думал: вряд ли убьют, скорее, возьмут в заложники. Интересно, где будут держать – B яме? Но они остановились и прикладами поставили нас на колени. Тут я подумал: нет, убьют. Они что-то говорили друг другу. Мы стояли на коленях с руками, связанными за спиной. Очень долго. Часы. Хотя на самом деле минуты. Потом все стихло. Мы поняли, что они ушли... Добежали до какой-то деревни... На следующее утро я вышел на балкон того дома, где мы остановились. Солнце. Солнце на лице. И море передо мной. Я подумал: я могу перелезть через дюну и поплыть. Все еще могу... Я уже умирал однажды, до того. После университета работал в буддистском монастыре, волонтером учил маленьких монахов английскому. С друзьями в выходной отправились в горы, а денег на гида не было. Погода в горах меняется стремительно, солнце и метель в дюйме друг от друга. В общем, мы заблудились и чуть не пропали. Но не пропали. Я помню это чувство – нелепости возможной смерти и неотвратимости опасности. Но в буше было иначе – ничего нелепого, чужая злая воля, намерение, и ты в его власти... А когда я был подростком, полпотолка в моей комнате обвалилось – тогда взорвали посольство Израиля, это рядом с родительской квартирой в Кенсингтоне. Я чудом уцелел. Но оглох на время. А мама, войдя и увидев весь этот разор, спросила: «Бен, ты как?» И я помню это странное ощущение – я ее понимаю, но по губам, не так, как обычно. С тех пор шок неизменно приносит мне новое знание. Например, что я могу понимать по губам. Я могу, да... В общем, все это прекрасное – известность, красные дорожки, модные съемки для мужских журналов... Это все не необходимо. Тогда, в буше, это было открытие: как бы тебя ни любили, кем бы ты ни был, умираешь в одиночестве.
«Я РОЛИ НА СЕБЯ НЕ ПРИМЕРЯЮ. ВСЕГДА СТАРАЛСЯ ИГРАТЬ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ СТОЯТ OT МЕНЯ КАК МОЖНО ДАЛЬШЕ, КАК МОЖНО МЕНЬШЕ НА МЕНЯ ПОХОЖИ»
Люди, пережившие такой пограничный опыт, как вы, иные? Чувствуют по-другому?
Б. К.: Я бы сказал, мы склонны чувствовать другое. Не потеть из-за ерунды. Не тратить нервы на мелкое. Ощущать свою смертность всегда. Ощущать, что это дар. Потому что, живи мы вечно, не могли бы почувствовать жизнь. И такие, как я, не преувеличивают свою значимость для мира. Где-то глубоко в тебе сидит: зачем мне слава, если у меня есть жизнь? Просто существовать уже захватывает. Становишься минималистом.
Все-таки у вас есть резон чувствовать собственную исключительность – ваш опыт и ваша звездность.
Б. К.: Скажите еще, что я закончил Хэрроу!
А что, и это тоже. Закрытые частные школы формируют элиту не только страны, но и мира.
Б. К.: Хорошо, у меня есть чувство исключительности. Потому что мне исключительно повезло. Повезло жить. Поймите, слава – это только один из вариантов развития профессиональной карьеры. Я же вырос B актерской семье. Я всегда знал, что это такое, жизнь актера: играешь на сцене, много и изнурительно. Стараешься попасть на TB. Если очень-очень повезет, снимешься в кино. Там будет внятный гонорар, скорее всего. Но по сути актерство – пролетарское занятие. Ты наемный работник. Тебя могут и не оценить, и уволить – снять со спектакля, не взять в проект. Я всегда знал изнутри, что это за профессия. А то, что я пережил... Акценты смещаются. Ценишь больше, чем себя, того, кого ты любишь, кто важен для тебя. Знаешь наверняка, как он хрупок. В 2005-м, когда в Лондоне взорвали автобус и поезда в метро, я как раз ехал на автобусе. Обещал приятелю в «Олд Вике» провести класс сценической речи. Автобус остановился. Водитель объявил, что дальше все перекрыто, И почему. Первая, о ком я подумал, была Лив (Оливия Пулет актриса, однокурсница Камбербэтча по Манчестерскому университету. Серьезные отношения связывали пару 12 лет. – Прим. ред). Я в панике начал звонить ей. Но все звонили всем, линии были перегружены. Жуткое чувство. Мне не пришло в голову, что я сам мог оказаться в том автобусе на Тзвисток-сквер, а я мог – это был мой маршрут. Но я подумал о Лив. А потом проанализировал и сделал вывод: так во мне отдалось то, что пришлось пережить.
Но, извините, я все-таки уточню про Хэрроу. Итон и Хэрроу – имена почти нарицательные. Одна из двух главных закрытых школ Британии что-то определила в вашей жизни, в вас?
Б. К.: Иными словами, мажор ли я? Шучу. Просто в Британии классовое чувство очень обострено. А если серьезно: конечно, определила. Но вовсе не то, что я стал, так сказать, элитой. Понимаете, я был единственным ребенком в семье. Моя сводная сестра, по маме, на 18 лет меня старше. Родители – актеры, и очень занятые. До восьми лет я жил за сценой, среди взрослых, смотрел – с обратной стороны, из-за кулис спектакли с мамой и папой. Или репетиции из пустого зала. А тут – школа! У меня началось детство – несмотря на дисциплину и известную муштру английских закрытых школ. Никаких родителей! Взрослых мало! Все мальчишки! Будто попал в многодетную семью, где все братья. Это было прекрасно. Мне там всегда поручали следить за маленькими. Мне их доверяли. Я гордился. И уже тогда сказал себе, что у меня точно будут дети.
«ПЕРВОЕ, ЧТО Я ПОМНЮ ИЗ ДЕТСТВА, НЕБО. ОНО МЕНЯ УСПОКАИВАЕТ. Я И СЕЙЧАС ЧАСТО СМОТРЮ НА НЕБО, А НЕ ПОД НОГИ...»
А детство без девочек – это как?
Б. К.: Это особое отношение к девочкам. Как к особым существам. Не смущайтесь, вы и правда особенные. Когда у тебя нет боевых подруг-одноклассниц... есть младшая подруга мамы, тоже актриса. Тебе 15, ей за 30. Твоя первая и, конечно, безответная любовь. И, возможно, главная женщина твоей жизни уже навсегда... И есть родители и их отношения. У моих были потрясающие отношения – восхищенных друг другом коллег. Я больше никогда ничего подобного не видел среди женатых пар. Но и сами мои родители... Именно у них и могли быть такие отношения, ни у кого другого! Я сейчас начал осознавать: многое, что я делаю, я делаю из-за них. Я сразу согласился озвучивать дракона B «Хоббите» – потому что перед глазами стоит сцена, будто это было вчера: я дома на каникулах, а папа мне читает перед сном. Он так играл все толкиеновские роли! У него был такой этот Смауг! Он играл для меня одного. Но как! И мама – с ее иронией, здравомыслием и какой-то органической романтичностью одновременно. У нас в Кенсингтоне квартира выходит на крышу. И она выставляла коляску со мной, плачущим, на крышу, чтобы я видел небо. Небо, которое успокаивает своей вечностью, бездонностью. Первое, что я помню из детства, – небо. И часто по привычке смотрю на небо, а не под ноги... А потом мне было 18, когда я сказал ей, что решил все-таки стать актером. А она пожала плечами и констатировала: «Еще один решил войти в клетку с хищником». И все.
Вы сказали, что еще в детстве решили: y вас будут дети. Но вам 38, детей y вас пока нет, и вы лишь сейчас решились на женитьбу. Извините, но почему?
Б. К.: Знаете что... Лет десять назад я в одном интервью сказал, как дурак: до 40 лет у меня будут дети. Никто всерьез это не воспринял, но сам я думаю: и зачем я это сморозил? Наверное, потому что до известной степени я видел в этом цель. Но цель ограничивает! Цель – это несвобода. А мир, вообще-то, – свобода. И в нем много любви. Больше, чем мы привыкли думать. Она не направлена на кого-то конкретно. Она повсюду. Дети – ее прекрасный, но частный случай...
(Тут Камбербэтч делает паузу, вздыхает, смотрит на грандиозные зеленые часы на стене – им бы как раз на Биг-Бен.)
Б. К.: Слушайте, мне пора – у племянника мальчишник. У меня байк за углом. Я довезу вас куда нужно.
...Я соглашаюсь. Мне хочется его обнять. Хотя бы сидя на заднем сиденье его мотоцикла.
ЧЕТЫРЕ ЛИНИИ ЕГО СУДЬБЫ
ЕГО СЕМЬЯ
1976
Бенедикт Камбербэтч родился в семье успешных британских актеров – Тимоти Карлтона Камбербэтча (сценическое имя – Тимоти Карлтон) и Ванды Вентхэм, когда обоим было уже за 40. У него есть сводная сестра по матери, старше его на 18 лет. B третьем сезоне сериала «Шерлок» родители актера сыграли родителей Холмса, придав сериалу дополнительный иронический штрих.
ЕГО ПЕРВЫЕ РОЛИ
1988
B 12-13 лет, учась в частной школе Хэрроу и еще не собираясь становиться профессиональным актером, Бенедикт активно участвовал в школьных театральных постановках. Но так как Хэрроу – школа исключительно для мальчиков, там была естественным образом возрождена традиция театра шекспировских времен: женские роли исполняли юноши. И чаще всего Камбербэтч. Так он сыграл королеву фей Титанию в «Сне в летнюю ночь» и Розалинду в «Как вам это понравится».
ЕГО ВЕРА
1994
Камбербэтч – убежденный и практикующий буддист. Он старается ежедневно медитировать и «не усугублять присущие существованию страдания окружающих». Кроме того, после школы, 18-летним, он в качестве учителя-волонтера преподавал английский язык маленьким монахам в монастырях в тибетском Дарджилинге.
ЕГО МУЖСКОЙ ВЫБОР
1999
Романтические отношения Камбербэтча с Оливией Пулет, однокурсницей по школе драмы Манчестерского университета, начались еще на втором курсе. И продлились 12 лет.
2011
B течение года актер встречался с художником и дизайнером Анной Джеймс.
2014
В ноябре газета Times на странице, традиционно посвященной объявлениям об изменениях гражданского состояния известных британцев, разместила заметку о помолвке Бенедикта Камбербэтча и 36-летней Софи Хантер, актрисы, драматурга, певицы и режиссера драмы и оперы. Софи окончила лингвистический факультет Оксфорда, говорит по-французски и по-итальянски почти как на родном английском, выступила режиссером ряда авангардных постановок, а в 2005 году записала франко-язычный вокальный альбом. Помолвленные познакомились еще 5 лет назад на съемках триллера «Сказки бурлеска», в которых были заняты. Но встречаться начали лишь в прошлом году.
87.0
119.00
