Весна, Первомай на носу — так и тянет вспомнить вдруг про солидарность трудящихся. Но что осталось от того кумачового праздника? Из знаменитого лозунга напрочь выпало коренное слово «труд», а «мир» в сегодняшнем прочтении обретает ироничный оттенок: вот, мол, народ доест пасхальные куличи и последние сбережения и пойдет по миру...
Опросы, предусмотрительно проведенные российским «Ромиром» и международной BCG на полугодовую перспективу потребления еды, питья, одежды, техники и прочего насущного, свидетельствуют: нам предстоит отказаться от многого. Существенно снизится потребление даже далеко не деликатесных замороженных продуктов, бакалеи и консервов. И, представьте, расходы на алкоголь народ намерен урезать на 28% (переходим на бражку и самогон?). На одежде и обуви планируют экономить свыше трети наших сограждан, еще больше откладывают мечты о мебели, электронике и бытовой технике...
Затянуть пояса всерьез и надолго предстоит всей стране, разве только за исключением элиты. И даже виноватых искать негде: вклад нефти и газа в ВВП России составляет около 30%, в доходы бюджета — около 50%, в объем российского экспорта — две трети. Общемировое падение спроса на углеводороды пробивает огромную брешь в бюджете. Нефтяные гиганты пока держатся, а мелкие готовятся сжигать добываемую нефть за ненужностью, сообщает Bloomberg. На замещение выпадающих нефтегазовых доходов в текущем году будет потрачено 2 трлн рублей из Фонда национального благосостояния, заявил министр финансов Антон Силуанов. По оценкам экспертов, накоплений там хватит не более чем на два-три года.
Европа, США, другие высокоразвитые экономики надеются на малый и средний бизнес, на его мобильность, находчивость, изворотливость. Но у них этот сектор составляет до 60% экономики и выше, а в России за последние 20 лет его загнали за Можай, где немалую часть придется похоронить, а остальную попытаться спасти — только неизвестно, как и за чей счет.
Экономисты напоминают о былых советах воспользоваться «тучными годами» для реформирования экономики и управления. Но теперь тем же самым придется заниматься в очень «тощие годы». Иного выхода нет. Президент Путин назвал строительство и автопром одними из базовых, опорных секторов для восстановления всей экономики. Теоретически так оно и есть, но, как верно заметил профессор Преображенский, «разруха не в клозетах, а в головах». Вот и ситуация в отечественном строительстве это доказывает наглядно.
Помните, несколько лет назад мы восхищались китайцами, соорудившими за каких-то 15 дней 30-этажный отель площадью 17 тысяч квадратных метров. А в нынешнем году московские строители возвели за 33 дня в чистом поле у поселения Вороновское современную клинику площадью более 70 тысяч квадратных метров на 700 больных и 1,3 тысячи человек персонала.
«Никогда в истории не было, чтобы полноценную больницу, капитальную, со всем самым новейшим оборудованием построили за такой срок», — с гордостью докладывал вице-премьер, а недавно главный строитель Москвы Марат Хуснуллин. И он прав: обычный срок сооружения такого объекта — три-четыре года. А здесь удалось установить немыслимый рекорд. Помогла великолепная организация работ, а еще то, что руководители города и страны каждый день трясли за шиворот чиновников, от которых зависели сроки согласований на каждый забитый гвоздь.
По бюрократическим нормативам от проекта до сдачи объекта в эксплуатацию требуется преодолеть более 100 (!) согласительных процедур. Даже в лучших случаях на них уходит до 60% времени. Теперь представим, что все стройки страны начали работать по схеме сооружения вороновской больницы в Москве. Да нам на перестройку всей страны хватит двух-трех пятилеток. Но прежде требуется перестроить систему, а кто такое позволит?
То же самое теоретически возможно в российском автопроме. В «докоронавирусном» 2019-м объем экспорта легковых автомобилей из России вырос на 17% — до 110 тысяч. Но локализация автопроизводства в среднем составляет лишь 40%. «Это нельзя назвать автомобильной промышленностью, — полагает руководитель «АСМ-холдинга» Александр Ковригин, возглавлявший управление в Минавтопроме времен СССР. — За время работы промсборки не удалось привлечь производителей компонентов и обеспечить российским компаниям компетенции в сфере современных технологий».
А причина на поверхности: по словам Ковригина, современное российское налоговое законодательство «делает нерентабельным производство в России такого сложного продукта, как автомобиль». Имея налоговые преференции, аналогичные аграрному сектору, автопром смог бы развиваться качественно лучше. И кто же ему их не дает?
Наверное, такие же претензии можно предъявить и станкостроению, и деревообработке, и химпрому — несть им числа. Но есть общая беда российского управления — более 20 тысяч (!) правовых актов СССР и РСФСР, включая документы столетней давности, до сих пор действующих на территории страны. Осенью Дмитрий Медведев предложил пересмотреть их (один лишь перечень — 1992 страницы) и отменить, но, как это не раз случалось с Дмитрием Анатольевичем, про историю с «регуляторной гильотиной» забыли при первой возможности. Ведь с отменой ненужных ограничений автоматом встает вопрос о сокращении численности ненужных управленцев — а кто же станет рубить сук, на котором сидит?
Новый премьер-министр Михаил Мишустин в феврале пообещал сократить численность госслужащих в стране: в центральных органах власти на 10%, а в региональных — на 5%. Но при этом не упомянул о сокращении числа и пересмотре чиновничьих функций — что было бы неизмеримо полезнее.
Между тем в России есть хороший пример максимально возможного в наших условиях переустройства системы управления огромной территорией — это Дальний Восток после 2013 года, когда полпредом там стал Юрий Трутнев. При назначении он заявил: одна из главных задач полпредства — создание особой экономической зоны, которая соответствовала бы мировым стандартам по налогам, транспортным издержкам и административным барьерам. Казалось бы, ничего нового: во всех уголках страны чиновники мечтают о создании у себя под боком ОСЗ с широчайшими налоговыми льготами и максимальной свободой от Москвы. Численность зон исчислялась многими десятками и росла как на дрожжах. Да что толку?
Трутнев взялся с другого конца. «Надо признаться, что наши особые экономические зоны неконкурентны, — заявил полпред. — Нам требуется создать новую правовую оболочку». Через год, отчитываясь о первых шагах, полпред продолжил: «Рядом с Дальним Востоком наиболее динамично развивающиеся страны мира — Китай, Южная Корея, Япония, Сингапур. Мы посмотрели, как они развивались, как добивались ускорения темпов экономического роста. И те инструменты, которые сейчас предложены правительству, основаны на лучшем конкурентном опыте».
В 2016-м он обещает японским бизнесменам разобраться с чинодралами: «Органы антимонопольного регулирования предъявляют странные требования, ограничивают конкуренцию. Мы будем выявлять тех чиновников, которые мешают развиваться экономике России, выгонять их с работы безжалостно».
В 2017-м министр по развитию Дальнего Востока Александр Галушка докладывал: «За три года для Дальнего Востока принято 15 федеральных законов, в полном смысле новаторских — о ТОРах, о свободном порте Владивосток, об электронной визе. Наша задача — создать ту правовую базу, которая обеспечит конкурентоспособность, условия развития, условия инвестирования. Инвестор выбирает лучшие условия...»
А в нынешнем апреле Юрий Трутнев сообщил президенту Путину: на Дальнем Востоке реализуется 2283 проекта. «Общий объем состоявшихся инвестиций превысил триллион, на каждый рубль бюджетных вложений приходится 22,5 рубля частных средств. Темпы роста промышленности на Дальнем Востоке по итогам прошлого года — 6%. Уже пять лет они вдвое выше, чем в среднем по стране...»
То есть был самый отстающий край, а теперь по темпам прироста Европу перегнал. А в канун Первомая эксперты аналитического центра НАФИ сообщили, что самые высокие зарплаты наемных работников — в Центральном и Дальневосточном федеральных округах, соответственно 53,4 тысячи и 52,8 тысячи рублей.
Нужны ли еще доказательства дремучей отсталости действующей общей системы управления и необходимости кардинальных перемен?