По всей округе — от Курганной высоты и Багратионовых флешей до Шевардинского редута и ставки Наполеона — разносятся звуки духового оркестра. Марши Первой Отечественной, «Половецкие пляски» из оперы Бородина, вальс «На сопках Маньчжурии»... Сверкают на солнце трубы, звенят литавры — в парадной форме с золотыми эполетами у подножия главного памятника героям Бородинской битвы играет Центральный военный оркестр Министерства обороны РФ. Рядом раскинулись армейские палатки детского военно-патриотического лагеря «Бородино» (этим летом он объединил три тысячи ребят из разных регионов страны). Тут же несколько человек в гимнастерках развертывают полевую кухню, дабы угощать посетителей музея солдатской кашей. Приехавшие группками расхаживают по полю — от памятника к памятнику. На стоянке у музейных касс — целый ряд «крутых» мотоциклов — в Бородино организованно заглянули члены одного из байкерских клубов.
— Некоторые, попав сюда, удивленно спрашивают: «А где музей?» Невдомек им, что он вокруг, — разводит руками директор Игорь Корнеев. — Между нашими экспозициями расстояние до трех километров. Сотрудников своих называю: «люди поля». Некоторые отработали здесь по 40–50 лет.
Сейчас в музее-заповеднике трудятся 254 человека, в подавляющем большинстве жители окрестных городков и деревень. Свободные вакансии залеживаются ненадолго, ведь средняя зарплата тут (без учета директора и замов) близка к 50 тысячам рублей.
— Бородино — особое место, где все по-иному, — уверяет Корнеев. — Другое небо и трава, тут все овеяно славой, подвигом; чудеса — в каждом природном явлении. Вы видели когда-нибудь на Рождество Христово радугу? Вот она, смотрите — я снял на смартфон, как она уперлась в батарею Раевского. Государь император Александр I повелел праздновать День Победы в Отечественной войне именно на Рождество. Ежегодно в этот день мы читаем известный царский манифест: «Бог и весь свет тому свидетель, с какими желаниями и силами неприятель вступил в любезное Наше Отечество...» В прошлом же году придумали «связь поколений»: четыре листа манифеста декламируют четыре солдата в форме 1812-го, 1914-го, 1945-го и в современной российской. Священники совершают литию, жахают старинные пушки, гусары варят «суп из топора». И вот, представьте: вокруг облака, ветер, а мы стоим на Курганной высоте в круге света. А когда спустились вниз, оглянулись и видим — разноцветная триумфальная арка небесная над белым простором... Однажды и другой чудесной картине стал свидетелем: иду февральским ясным вечером и вдруг понимаю, что не вижу монумента на холме, хотя он освещен прожекторами. А потом, подойдя поближе и присмотревшись, понимаю, в чем дело: внизу тишина, а на батарее Раевского бушует настоящий бой — снежные вихри сталкиваются друг с другом с бешеной силой, даже свет фонарей через них еле проглядывает...
Сверкнул за строем строй
Собеседник «Культуры», надо признать, в своих экзальтированных видениях далеко не одинок. У реконструкторов, которые регулярно съезжаются на Бородинскую годовщину, есть поверье: если подняться в полночь на батарею Раевского в мундире воинской части, бившейся в той страшной сече, можно встретиться с душами погибших, которые расскажут, как все было.
— Меня лично этим не удивить, — продолжает Корнеев. — Сами вдумайтесь: около восьмидесяти тысяч человек осталось здесь навеки. А вперемешку с ними лежат кости тридцати четырех тысяч коней. А сколько железа в здешней земле — тысячи ядер, пуль, горы картечи. Ее куски еще в 1970-е во множестве находили в окрестностях колхозники, прозвав «бородинской картошкой». Некоторые спрашивают, где могилы русских воинов, где французы. Да они здесь везде: целое поле — огромная братская могила, ибо все перемешаны. Хоронить-то начали только в ноябре, когда Наполеон уже покинул Москву и отошел на достаточное расстояние. Разорванные, разлагающиеся тела — какие уж там почести! Местных крестьян просто собрали приказом, и они крючьями тащили все в огромные рвы, сжигали прямо на поле.
Приближаемся к главному музейному зданию. На площади ряд трофейных французских пушек 1812 года соседствует с зенитками Великой Отечественной. Хожу по музею: палаши, ружья, пистоли, мундиры, штандарты; походные — икона, коляска и табакерка Кутузова; раскладушка корсиканца, взятая среди трофеев из императорского обоза. В центре — огромный макет поля с расположением корпусов и полков, стрелы из синих и красных светодиодов показывают направления ударов. Экспонатов относительно немного, но все значимые, «говорящие».
В Путевом царском дворце, великолепно воссозданном на месте прежнего, своя экспозиция из истории района. В глубоком раскопе, образовавшемся при рытье котлована под новый фундамент, кроме вещей из дворцового хозяйства, обнаружились артефакты — от Каменного века до эпохи становления Московского княжества. На большом экране крутят хронику 1912-го: солдаты дружно воздвигают обелиски своим предкам-героям, император Николай II со свитой принимает юбилейный парад. И рядом — печальные черно-белые фото 1920-х: крестьяне с цигарками сидят на поверженных орлах с тех же обелисков. Помрачение, достойное удивления и сожаления!.. Ведь в те годы не только разобрали центральный памятник, но и взорвали его основу, разрушив склеп-усыпальницу Петра Багратиона, засыпав ее осколками и строительным мусором.
А еще поодаль — уже 200-летний юбилей: Владимир Путин на трибуне на батарее Раевского, знамена, парад, президентские памятные подарки музею. Все в русской истории рано или поздно возвращается на круги своя.
Немного смущает проходящая в цоколе здания выставка «Образ Наполеона», где в отдельных гравюрах и книжных иллюстрациях взгляду предстает прямо-таки апология завоевателя. Равно как и бюстики того же Бонапарта, мини-портреты его генералов в сувенирной лавке музея. Понятно, что рынок диктует свои законы, только вот насколько уместна подобная толерантность к разорителям земли русской?
От славы до забвения и обратно
— В Путевом царском дворце в 2017 году мы открыли экспозицию «Вехи музея «Бородинское поле», — директор ведет рассказ издалека. — Здесь есть удивительные артефакты. Например, наконечник каменной стрелы, которому около 4 тысяч лет. Название местной реки Колочь говорит, возможно, что люди тут испокон веков «колотились»: удобные места для стоянок всегда служили яблоком раздора. Кстати, в дворцовом комплексе мы смогли, наконец, достойно, соблюдая режим хранения, разместить наши фонды — более 60 тысяч единиц хранения. А недавно в экспозиции Путевого дворца появился уникальный экспонат — фрачная копия французского ордена Воссоединения, с почти стопроцентной вероятностью принадлежавшая генералу Огюсту де Коленкуру. Он погиб при кавалерийской атаке на батарею Раевского, и место погребения неизвестно. А в 2007 году, когда воссоздавали редут, в земле был найден этот маленький золотой значок со следами порохового нагара от русской пули, которая оборвала жизнь военачальника. Возможно, его останки покоятся где-то совсем рядом.
Александр I к Бородинской виктории относился без особого пиетета — она принадлежала не ему, да и с Кутузовым царя связывали сложные отношения. Благословенный венценосец не заезжал сюда ни разу. Другое дело Николай I. Он выкупает сперва имение Дениса Давыдова на имя своего наследника Александра II, строит там Путевой дворец. И вот с этого начинается подъем поля русской ратной славы. В 1838-м на годовщину битвы здесь уже торжественно проходили войска, отдавая дань памяти павшим героям. По проекту «русского швейцарца» Антонио Адамини был заложен центральный монумент. На следующий год царь подписал указ о создании домика для ветеранов-инвалидов: предполагалось, что, доживая здесь на государевой пенсии, они станут опекать и сам памятник, и приехавших гостей, а также собирать приносимые артефакты битвы. Так и возник музей.
Позже, перед столетним юбилеем сражения, по указу Николая II развернулась уже огромная работа по мемориализации Бородина, с установкой основных обелисков. Но самый первый памятник здесь — храм Спаса Нерукотворного на предполагаемом месте гибели мужа поставила вдова генерала Тучкова — Маргарита Михайловна.
После революции отношение к Бородинской виктории резко поменялось. Это все чужая слава, это царские генералы — угнетатели трудового народа, декларировалось в 20–30-е годы. С одних монументов сбивали кресты и орлов, другие — взрывали, исторические пушки отправили в переплавку. Поле начало хиреть — его перепахали, оно заросло бурьяном. Парадоксально, но музей продолжал существовать и тогда, в нем работали два человека — директор и дворник. Изредка заглядывали редкие экскурсанты и пионеры, ходившие по окрестностям походами.
В разгар Великой Отечественной советская пропаганда подняла, наконец, славу героических предков на щит. Но еще раньше, горячим летом 41-го, директор музея Сергей Иванович Кожухов (за пару лет до войны он сменил расстрелянного предшественника) буквально перед самым приходом немцев спасает часть экспонатов, загрузив их в полуторки и отправив в тыл. В известной киноэпопее 1985-го «Битва за Москву» есть сильный эпизод. Наш генерал, проезжая мимо Бородинского поля, заходит в музей и, окинув взглядом экспозицию, грозно вопрошает: «Почему оставили? Снимите все русские знамена и отдайте частям, защищающим Бородино! Пусть осенят эти знамена своей славой и принесут полкам счастье в бою!». Разумеется, это красивая легенда...
Фашисты устроили в здании музея скотобойню, набивали колбасы. Командование вермахта имело полное представление о том, чем знаменито поле: немцы думали взорвать все памятники, приготовили даже взрывчатку, но не успели — их вышибли уже в январе 1942-го. Музейное здание они, правда, сожгли. Есть фотоснимки, на которых наши солдаты фотографируются возле одного из спасенных памятников. А уже в 1944-м правительство выделило деньги на восстановление и расширение музея: в том же году он распахнул свои двери. И потянулись советские люди к славному прошлому страны... С той поры начинается медленный, но верный подъем: значение исторической преемственности и патриотического воспитания, осознанное Сталиным в дни большой военной грозы, более в СССР сомнению не подвергалось.
Подвиг не оцифруешь
— Пик подъема пришелся на 80-е: был воссоздан центральный монумент, собран большой квалифицированный коллектив, резко вырос рейтинг: мы обрели федеральный статус, — говорит Игорь Корнеев. — Благодаря усилиям тогдашнего директора Алисы Дмитриевны Качаловой подняли из руин и передали Церкви Спасо-Бородинскую обитель. Так же поступили с Успенским Колоцким монастырем и храмом Смоленской иконы Божией Матери в селе Бородино.
Следующий взлет популярности объяснимо совпал с 200-летием Бородинской битвы: были восстановлены и отреставрированы многие памятники, снесены незаконные постройки, юридически определена, наконец, охранная зона заповедника: «достопримечательное место и памятники на нем».
...В Спасо-Бородинский монастырь захожу с группой экскурсантов-байкеров. Закованные в свои кожаные латы, они степенно крестятся, вдумчиво слушают монахиню, рассказывающую в церкви Спаса Нерукотворного о пронзительной судьбе построившей ее Маргариты Михайловны Тучковой. О том, как искала останки мужа среди хладных тел, как решила поселиться у поля в маленьком домике (ставшем ныне частью музея), помогая инвалидам войны, как пережила отчаяние, потеряв единственного сына. А потом, получив утешение и вразумление от знаменитого митрополита Филарета (Дроздова), приняла монашеский сан и основала женскую обитель. Большевики, кстати, не решились разрушить маленький храм, лишь ободрали иконы с медного иконостаса... Глаза рассказчицы сверкают, и равнодушным ко всем этим давно минувшим перипетиям поистине остаться трудно.
По словам моего гида, с Русской православной церковью отношения сложились добрые, противоречий нет. Музейщики понимают, что рано или поздно придется перенести с территории Спасо-Бородинского монастыря и экспонаты, и офис дирекции. Но вопрос этот остро не стоит. Пока Игорь Корнеев обеспокоен совсем другим:
— Как сделать так, чтобы в музей возвращались? Ведь какой бы интересной ни была экспозиция, вряд ли вы пожелаете приехать ради нее в четвертый раз, — размышляет директор. — У нас фонды узконаправленные, число экспонатов ограничено, мы не можем обновлять витрины каждый год. Выручает интерактив и событийный календарь. Традиционно много людей всех возрастов посещают наши военно-исторические фестивали: «Москва за нами. 1941 год» — во второе воскресенье октября, «Стойкий оловянный солдатик» — в последние выходные мая, ну и, разумеется, «День Бородина» — крупнейшее в России реконструкторское действо в начале сентября. Есть ценители, которые не единожды посещали ежегодные акции в дни памяти Дениса Давыдова и Петра Багратиона. А еще нам хорошо удаются «Ночь искусств» и Исторический бал в рамках «Ночи в музее».
Директор откровенно рассказывает, как три года назад заступил на свою должность: тогда вопросы развития виделись ему совершенно в ином разрезе. Планировалось активно внедрять современные мультимедийные технологии — повсюду навтыкать тачскрины, 3D-пирамиды, плазменные панели. Однако магия ратного поля преобразила задумки Игоря Валерьевича.
— Я понял, что «оцифровывать» Бородино надо с большой осторожностью, — разъясняет он. — Мы создали виртуальный тур с экскурсоводом для сайта. Собираемся запустить приложение «гид по полю» для смартфонов. В будущем, возможно, сделаем еще одну виртуальную программу: наводишь экран на определенный участок, и всплывают картинки боя, который здесь кипел. Но внедрять в самой экспозиции эти методы в нашем случае неорганично. Есть пространство, дороги, карты с указателями, есть небо над головой. Пусть Бородино останется «музеем музеев».
Копатели и хранители
Интересуюсь: а как обстоят дела с полевыми находками обеих войн? Ведь периодически «трофеи» всплывают на разных сетевых ресурсах, в том числе в качестве товаров.
— Бородинское поле за два века не раз подвергалось вспашке, тут сажали и картошку, и кукурузу, — отвечает Корнеев. — Конечно, попадалось всякое и помимо осколков ядер, которые расходились по домам. В «бесхозное» время потрудились и «черные копатели». Они и сейчас периодически шастают по лесам с металлоискателями. Особенно по весне, пока трава еще маленькая. Служба безопасности старается их ловить. Вызывается полиция, изымается оборудование. Я одного такого лоб в лоб встретил на дороге, идет навстречу и внаглую щупом по обочине водит. Спрашиваю: «Чего ищешь, мил человек?» А он только улыбается: «Бородинский метеорит». Зато следующий попался агрессивнее — направил на меня джип. Но, вообще, полномочий у нас против этих стервятников мало. Если с поличным не застали, можем лишь устыдить, лекцию прочитать...
Оказывается, у директора есть мечта — вернуться к официальным археологическим работам на Бородинском поле. Уже имеется два открытых листа на раскопки, но своими силами музей их явно не потянет. Да, собственно, и без того планов хватает. Корнеев показывает буклет нового проекта:
— Все памятники в миниатюре в одном парке, воспроизводящем их реальное расположение на поле. В основе простая мысль: обойти целое поле не всегда и не каждому удается физически, а тут — все, как говорится, «под ногой». В этом, правда, есть и свои загвоздки — требуются долговечные материалы для копий, чтобы те не выглядели кичем. Устанавливать же их надо на незаглубленные основания, ведь копать в заповеднике, исключая археологические работы, строго запрещено. Впрочем, на данный момент эти технические задачи уже решены, есть готовый проект, нужно подтверждение финансирования. Если все пройдет как задумано, то наш исторический парк вырастет к следующему дню Бородинской битвы.
Под занавес, когда мы, возвращаясь с нашей прогулки, подходим к музейным кассам, задаю директору сакраментальный вопрос: кто же все-таки победил в Бородинском сражении?
— Государь император Николай Павлович ответил на ваш вопрос, утвердив надпись для занесения на монумент: «Отступили с честию, чтобы вернее победить». И вряд ли стоит сейчас эту фразу переосмысливать. Конечный результат известен всему миру. Ревизовать его, возможно, хотелось бы некоторым французским и — шире — западным историкам, которые не могут смириться с непобедимостью России. Ну и еще некоторым нашим публицистам, которым нужен личный хайп, а не правда. Сегодня родную историю в школах преподают, увы, очень скупо и схематично. На почве незнания, невежества часто расцветают мифы и небылицы о войне 1812 года, о Кутузове — и распространяются в соцсетях. Уверен, что деятельность таких музеев, как наш, служит противоядием от национального беспамятства и смердяковщины.