Если верить протоколу закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда Союза ССР от 20 февраля 1939 года, именно бывший капитан госбезопасности Георгий Косенко, он же Кислов, легальный парижский резидент в должности вице-консула, доставил в СССР генерала Миллера:
«Председательствующий объявил судебное следствие законченным и предоставил подсудимому последнее слово, в котором он заявил, что предъявленные ему обвинения относятся к 1934–1935 гг. С 1937 г. он работал исключительно честно и получил орден. В марте 1937 г. он привёз генерала Миллера. Отец его расстрелян белыми, сестра повешена, а он всё время честно работал».
Повода для сомнений в изложении слов Косенко секретарём суда — военюристом 2-го ранга Козловым нет. Разве что у подсудимого то ли оговорка, то ли описка — генерала похитили в Париже не в марте, а в сентябре 1937 года. Ведь только советский дипломатический представитель мог бы, минуя досмотр французской таможни, распорядиться погрузить на борт теплохода «Мария Ульянова» (ещё недавно носившего имя арестованного Яна Рудзутака) деревянный ящик, в котором находился усыплённый хлороформом глава Русского Общевоинского союза (РОВС). Но в то, что Георгий Николаевич Косенко, несмотря на свой орден Красного Знамени и два знака «почётного чекиста», не являлся двурушником-троцкистом, а заодно террористом, диверсантом и японским шпионом, всё равно не поверили и приговорили его к высшей мере наказания.
В 1956 году Георгий Николаевич Косенко был реабилитирован, а 65 лет спустя, к 120-летию со дня рождения разведчика, на его родине в Ставрополе установили бюст. Скульптурные черты лица выглядят иначе, нежели на фотографии, — что уж говорить о его заслугах на ниве советской внешней разведки, которые подавались тогда весьма скупо. А ведь некоторые источники прямо указывают на принадлежность Косенко к СГОН — спецгруппе особого назначения…
В который уж раз архивное уголовное дело репрессированного второй половины 30-х годов прошлого века демонстрирует разночтения настоящей судьбы сотрудника Иностранного отдела (ИНО) НКВД СССР с его официальной биографией. Например, утверждается, что Косенко учился в гимназии и говорил по-французски. Однако анкетная часть протокола его первого допроса свидетельствует о другом — о семи классах реального училища. А что касается владения французским или любым другим иностранным языком, то весьма красноречив фрагмент «собственноручного показания» Георгия Николаевича на своего шефа по харбинской резидентуре: «Он соблазнил меня интересными оперативными перспективами работы за границей, тем более, в условиях Харбина, где не надо знать иностранных языков».
Иной раз, особенно если судить по кратким биографиям, создаётся впечатление, будто у разведчиков всё с разведки и начинается, но это не так. В отношении Косенко, например, есть сведения о том, что в первую свою краткосрочную загранкомандировку в Лондон он отправился по линии контрразведывательного отдела (КРО) в 1927 году, да и в общей сложности отдал контрразведке 10 лет перед тем, как оказаться в ИНО.
Многие сотрудники Иностранного отдела отправились за кордон, чтобы преследовать старых классовых врагов — приверженцев Белого дела. Тех, с кем ещё недавно встречались в открытых боях Гражданской войны или тайных контрразведывательных операциях, и кто, испытав поражение, покинул Россию, не думая, что делает это навсегда. А уж у Георгия Косенко, потерявшего из-за белого террора в родном Ставрополе отца и сестру, имелась к тому ещё и личная мотивация. Не случайно он вспоминает ту трагедию в своём последнем слове невысказанным укором: мол, как у суда и следствия язык поворачивается назвать его врагом того, чему он преданно служил с юности. Добавим, с самой что ни на есть комсомольской: в 1920 году Косенко занимал должность ответственного секретаря Ставропольского уездного комитета РКСМ. Затем недолго начальствовал над военной цензурой, пока не был призван в Ставропольский дивизион войск ВЧК.