ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Сен. 26, 2022

В ближайшее время СВО трансформируется в освободительную кампанию. Необходимо освободить оставшиеся территории Донецкой и Запорожской областей (в скором времени) России. А затем защитить свои земли и население, которое для Киева окончательно превратится в предателей, коллаборантов и оккупантов. То есть не достойное милосердия и не имеющее права на выбор своей судьбы. Владимир Путин вновь напомнил, что «при угрозе территориальной целостности нашей страны для защиты России и нашего народа мы, безусловно, используем все имеющиеся в нашем распоряжении средства. Это не ­блеф». Вероятно, ядерный ресурс пока не столь необходим для буквальной защиты, сколько еще раз акцентирован в качестве переговорного аргумента.

Тем более что президент в обращении ясно обозначил, от кого приходится защищать российское государство: «Цель этого Запада — ослабить, разобщить и уничтожить в конечном итоге нашу страну». Предельно жестко, особенно с учетом того, что еще на ВЭФ Владимир Путин впервые употребил термин «потенциальный противник» в отношении Запада. Ранее наши оппоненты могли с комфортом для себя разжигать на Украине локальный гибридный конфликт, но теперь им придется учитывать потенциал его разрастания до глобального. В Москве предупреждают, что в случае дальнейших поставок украинцам оружия, особенно высокоточного и большой дальности, отношения с Западом могут еще больше испортиться со всеми вытекающими (или «вылетающими»).

Таким образом, впервые за семь месяцев цели СВО если и не формализованы, то, по крайней мере, исключительно просты и понятны: это война с коллективным Западом за наши земли, людей, культуру, за безопасность и суверенитет России. Такой ясной постановки задач очень не хватало минувшие месяцы солдатам на фронте, теперь она будет важна и мобилизованным гражданам, и тылу, и военным, и чиновникам и, будем надеяться, российским элитам. Выбор в таких условиях невелик: победа или поражение.

Разворот позиции Москвы в сторону грядущей эскалации должен переформатировать внешнее поле. Во-первых, это новый план для возвращения оппонентов на переговорный трек. Очевидно, что Украину способна отрезвить только грубая сила. Но до последнего времени жители правобережья Днепра кормились пропагандой и не ощущали в полной мере ужасов войны.

Европа должна посчитать экономические потери и взвесить цену новым поставкам оружия, осознать готовность России отстаивать свои интересы до конца. Соединенным Штатам предстоит рассчитать градус ядерной эскалации. В этой новой конфигурации Запад становится участником войны, а не только ее спонсором.

Кроме того, возможность трансформации локальной войны в глобальную делает более понятной ситуацию для условного блока неприсоединения, в первую очередь для наших восточных партнеров. Все же территориальные разборки большого соседа с маленьким вызывают, скорее, опасение и тревогу. Другое дело — противостояние России с блоком под руководством Соединенных Штатов, которые за последние пятьдесят лет расставили свои военные базы на всех континентах и разожгли десятки конфликтов. В этом случае можно рассчитывать на большую поддержку, пусть и непубличную. По сути, сама логика перехода в режим большого противостояния, артикулированная как риторикой российского президента, так и мобилизацией, становится своего рода условием для дипломатических усилий третьих стран, которые мы, к слову, уже видим.

Уровень эскалации теперь таков, что глобальная перспектива не предполагает никакой дистанции, гарантирующей безопасность. Логика перехода конфликта в режим большого противостояния становится причиной дипломатических усилий третьих стран.

Референдумы

Свыше 107 тыс. квадратных километров и 8 млн человек (президент сообщил, что за вычетом беженцев осталось порядка 5 млн) могут присоединиться к России после референдумов в ЛДНР, Херсонской и Запорожской областях.

Голосование пройдет­ с 23 по 27 сентября в смешанном формате — очном и заочном (с обходом домов). ЦИК РФ организует участки в России. На неподконтрольных территориях голосования по понятным причинам не будет. Жителям предлагается либо согласиться, либо отказаться от вступления в состав России на правах субъекта. Бюллетени в ЛДНР напечатаны на русском языке, в Запорожской и Херсонской областях — на русском и украинском.

Результаты будут считать в течение пяти дней. ЦИКи регионов, впрочем, взяли на себя обязательство огласить итоги уже 28 сентября. Сомнений в исходе нет. По данным телефонного опроса ИНСОМАР, наибольшую готовность принять участие в референдуме декларируют жители народных республик (80% в ДНР и 83% в ЛНР). 72% в Запорожской области, 65% в Херсонской области.

За присоединение к России готовы проголосовать 80% намеренных принять участие в референдуме жителей Запо­рожской и Херсонской областей, 91% — в Донецкой Народной Республике и 90% в Луганской Народной Республике.

После официального объявления итогов будут поданы заявки на вступление в состав России. В Госдуме и Совете Федерации уже заявили, что готовы оперативно рассмотреть поданные документы. Таким образом, уже в октябре (или даже в последних числах сентября) состав России с высокой долей вероятности пополнят четыре новых субъекта. После чего их статус будет закреплен в Конституции, а попытки отторгнуть территории повлекут ответственность согласно военной и ядерной доктрине страны.

Предполагается, что ЛНР и ДНР сохранят свои названия и флаги, Херсонская область войдет в состав России с таким названием, а Запорожскую область планируют переименовать в Запорожский край.

За вхождением в состав России новых территорий пос­ледуют политические и военные решения по защите граждан, проживающих на них, заявил глава комитета Госдумы по контролю Олег Морозов. А атаки Киева на эти территории будут расценены как агрессия против России, добавила сенатор от Крыма Ольга Ковитиди.

Всем четырем регионам предстоят тяжелые дни. Легко спрогнозировать, что ВСУ усилят террористические обстрелы мирных городов, чтобы помешать проведению референдума. Возможна и попытка большого контрнаступления на любой точке фронта. Кроме того, участникам референдума Киев пригрозил уголовной ответственностью в виде лишения свободы на ср­ок до пяти лет по статье «Посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины».

В перспективе данное решение России может спровоцировать дальнейший распад Украины в связи с территориальными претензиями европейских соседей, которые непублично рассматривают «возвращение своих территорий» в Румынию, Венгрию и Польшу. Такой вариант возможен в случае политической катастрофы киевского руководства и развала страны, если ставка будет сделана на войну с Россией «до последнего украинца» и отказ от переговоров.

Мобилизация

Объявление о частичной мобилизации стало трудным выбором российской власти. Кремль долго от него воздерживался, стараясь оставаться в рамках специальной операции и не нервировать тыл. И с этой точки зрения все эти месяцы ему это удавалось — последние выборы в ЕДГ (возможно, их и ждали) это доказали.

Однако людей на фронте сильно не хватало, причем не столько на передовой, сколько в тылу для обеспечения глубины обороны тех огромных территорий, что перешли под контроль России, и плотности войск на границе с Украиной. Снимать части с других регионов страны в условиях растущей конфронтации с Западом было нецелесообразно.

Законодательная основа под мобилизационные мероприятия — к слову, третьи в истории России — была создана мгновенно. Уже 20 сентября во втором и третьем чтении в Госдуме были приняты поправки в Уголовный кодекс, которые вводят новые составы преступлений в период мобилизации и военных конфликтов. В частности, в УК вошли понятия «мобилизация», «военное положение» и «военное время».

«Законы о мобилизации и военной службе действуют с конца 1990-х годов. Многие из этих норм, возможно, не до конца отвечают современным реалиям. Государство старается обновить эти нормы для того, чтобы легче было призывать граждан к военной службе, в частности по мобилизации, а также упорядочить и сделать менее затратным процесс поиска людей для призыва и мобилизации, ужесточить юридическую ответственность за правонарушения военнослужащих в период действия спе­циальных режимов: мобилизация, военное положение», — объяснил «Эксперту» логику принятых депутатами норм Рамиль Таймасов, адвокат, член Адвокатской палаты города Москвы.

Ранее эти правонарушения, по словам эксперта, не считались обстоятельствами, отягчающими уголовную ответственность в период мобилизации и военного времени. Новые нормы, по всей видимости, разрабатывались исходя из опыта спецоперации и призваны устранить пробелы в Уголовном кодексе. По замыслу депутатов, ужесточение норм также минимизирует случаи самовольного оставления боевой техники военнослужащими.

В итоге уже 21 сентября Владимир Путин выступил с обращением, в котором, в частности, объявил о начале частичной мобилизации, а глава Минобороны Сергей Шойгу сразу же выступил с разъяснениями. Так, министр отметил, что мобилизация затронет лишь один процент мобресурса, то есть порядка 300 тыс. человек. А в его ведомстве затем неоднократно заверяли, что на Украине в первую очередь понадобятся люди, имеющие боевой опыт, а также те, у кого есть подходящие военно-учет­ные специальности: стрелки, танкисты, водители, артиллеристы, разведчики, саперы, фельдшеры.

Нужно понимать, что далеко не все мобилизованные попадут на фронт и тем более встанут в первую линию и отправятся на штурм укрепрайонов. Одни, скорее всего, будут нужны для поддержки пограничным войскам на западе страны. Другие будут направлены в дальние регионы, чтобы подменить там расквартированных и уже обученных солдат. Большие силы понадобятся и для системы снабжения, для гарнизонов и контроля правопорядка в тыловых городах новых российских территорий. Наконец, российская армия сможет маневрировать резервами и чаще отправлять подразделения с фронта на отдых.

Впрочем, сейчас главным является вопрос качества проведения самих мобилизационных мероприятий. К сожалению, в официальном тексте указа о мобилизации не было ничего об ограничениях, о которых говорили Путин и Шойгу. Подобная размытость документа многих насторожила, особенно если учесть, что порядок проведения частичной мобилизации никак не регулируется российским законодательством.

«В законе не прописано, чем всеоб­щая мобилизация отличается от частичной. Не говорится об ограничениях по количеству граждан, подлежащих призыву. Мобилизация может различаться от региона к региону, — сказал “Эксперту” Владимир Тригнин, председатель военной коллегии адвокатов Москвы. — Полагаю, все эти технические вопросы мобилизации содержатся в засекреченном седьмом пункте президентского указа».

То, что подпавшим под частичную мобилизацию правительство обещало разнообразные льготы — от сохранения рабочих мест и единовременных выплат до объявления кредитных каникул (этот законопроект уже дорабатывается в Госдуме), — верный стратегический шаг. Однако нельзя допустить того, чтобы сам процесс набора людей сопровождался неразберихой, которая, к сожалению, неминуема во время таких масштабных мероприятий. Он, очевидно, усилит неизбежный испуг некоторых российских граждан, а мобилизованные таким образом люди вряд ли чем-то помогут на фронте.

Хорошо, что в случаях, когда повестка уже приходила людям, не подпадающим под названные в Министерстве обороны критерии, региональные власти действовали оперативно, возвращая таких граждан домой. Отдельные инциденты уже взяты губернаторами под контроль. Очевидно, что необходимо тщательно разбираться с каждым таким случаем.

Военная перспектива

Важный вопрос — как быстро мобилизованные россияне смогут поддержать украинскую кампанию. По предварительным данным считалось, что на подготовку новых частей может уйти от четырех до шести месяцев, то есть горизонт планирования казался сфокусированным на весну 2023 года. Однако по первым дням процесса мобилизации можно сделать вывод, что Министерство обороны давно готовилось к такому решению: система сборов и распределения в целом отработана.

Специалисты считают, что уже через несколько недель фронт почувствует существенную поддержку. Возможно, Россия будет готова перейти к активным наступательным действиям уже к началу зимней кампании, когда опадет листва и авиация с беспилотниками получат лучший обзор. Условных 300 ты­с. человек вполне хватит, чтобы восстановить паритет в числе солдат, а в военно-техническом плане Россия и так была сильнее.

«Мы наблюдаем распад сложившейся структуры Вооруженных сил Украины, использовавшейся для перманентной мобилизации. Это бригады, которые регулярно наполнялись “мясом”. Классическая перманентная мобилизация Троцкого, как это было в Гражданскую войну. Сейчас это “мясо” мы частично перемололи. Но решительного результата, который вывел бы ситуацию в фазу принятия Киевом новой политической реальности, у нас нет. Теперь для этого появятся ресурсы», — считает Дмитрий Евстафьев, политолог, профессор, кандидат политических наук.

Ждать быстрых побед не стоит. Тем более что одной лишь частичной мобилизации недостаточно для реорганизации военной системы. Требуются поставки современных образцов вооружений — об этом говорил Владимир Путин на заседании комиссии по ВПК. Похоже, заработал иранский «оружейный мост»: появились столь востребованные беспилотники в большом количестве, и потери украинцев в артиллерии и РСЗО, если судить по косвенным данным, сразу выросли. Интересно, какие будут приняты решения в отношении ударов по инфраструктуре, снабжению и тылам Украины: наравне с мобилизацией это важнейший пункт рецепта победы, как считают многие военные специалисты.

Что успеет противник за время подготовки новой силовой операции российской армии? За несколько месяцев теоретически можно поставить на Украину новую бронетехнику и системы ПВО, а также увеличить численность теробороны и иностранных наемников (они принимали самое непосредственное участие в харьковском контрнаступлении). Однако, по всей видимости, поток западной помощи и так находится на пределе возможного, причем зачастую публично объявляемые поставки уже давно находятся на фронте — так оппоненты растягивают медийную повестку, чтобы создать ощущение непрерывной поддержки при исчерпанных арсеналах.

«Оружия, которое можно было бы поставить Украине немедленно, видимо, в НАТО уже не осталось. Однако мы видим различные творческие решения, например интеграцию американских противорадиолокационных ракет HARM с самолетами советского образца или развертывание ПКР “Гарпун” на автомобильных шасси. В общем, могут быть варианты, однако в целом помощь со стороны НАТО, за редким исключением, — это замещение “демилитаризованных” арсеналов ВСУ. При этом нельзя недооценивать фактор подготовки все новых частей для ВСУ на территории стран НАТО. Одновременно вовлечение непосредственно ВС НАТО в боевые действия на территории Украины выглядит крайне маловероятным», — считает Дмитрий Стефа­нович, научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, сооснователь проекта «Ватфор», эксперт РСМД.

«Военно-промышленный комплекс Европы завязан на ВПК США — и в этом смысле европейские резервы априори невелики. Европа так и не создала, сколько ни пыталась, единый оборонный рынок. Кроме того, она тратила на оборону непропорционально мало с точки зрения обеспечения задач даже локального, регионального конфликта. Наконец, есть момент чисто экономический: европейская экономическая модель не нацелена на то, чтобы создавать или корректировать серьезную материально-техническую базу. То есть Европа не держит свои промышленные мощности готовыми для того, чтобы по щелчку пальца перезапускать производство даже тех образцов военной техники, которые она поставляла раньше. И насколько европейские компании готовы переналадить свои экономические планы под нужды украинского кризиса — тоже большой вопрос», — рассуждает Дмитрий Данилов, заведующий отделом европейской безопасности Института Европы РАН.

Реакция Запада

Довольно сильно прохудился и западный мешочек с санкциями. Кажется логичным, что после референдумов мы в первую очередь услышим о новых испытанных механизмах «наказания» России. Но их эффект, скорее всего, будет нивелирован каскадом предыдущих ограничений: все, что европейцы и американцы могут ввести против России без существенного ущерба для себя, и так принимается в рутинном порядке. Более того, мяч в некотором смысле на стороне Москвы. Объявляя Запад стороной конфликта и понимая, что впереди потолок цен на нефтегаз, Россия может ускорить новую реальность для европейцев без дешевой энергии и целых отраслей экономики и создать ценовой шторм на рынке углеводородов.

Пока что реакция Запада выглядит несколько вялой. Хотя трибуна Генассамблеи ООН была прекрасным местом для вселенских решений. Но кроме малосодержательных предложений о реформе Совбеза ООН лидеры свободного мира ничего не предложили. Ограничились обещаниями дальнейшей поддержки Украины. И эта заминка понятна.

Одно дело поэтапно наращивать давление на Россию в рамках гибридного конфликта, другое — отвечать на резкое повышение ставок и втягиваться в полноценный конфликт, к чему явно не готовы по обе стороны океана. Возможно выбрать и противоположный сценарий: Владимир Путин явно дает понять, что, несмотря на жесткость и необратимость последних решений, Россия готова к переговорам или даже стремится именно к дипломатическому варианту разрешения кризиса.

Другой вопрос, что рассчитывать на адекватность США в ближайшее время не приходится. У Джо Байдена впереди сложные выборы в Конгресс, диалог с Россией будет расценен как слабость, а достичь успешных договоренностей за полтора месяца вряд ли получится. После выборов, которые пока не грозят демократам триумфом, позиции президента еще сильнее просядут, хотя он и мог бы использовать оставшийся ресурс для переговоров. Но ставки России будут уже выше.

А в Старом Свете могли бы вспомнить, что Моск­ва долго запрягает, но после мобилизации и отладки армейской машины не привыкла останавливаться и обычно добивает противника в его столице. Холодной, голодной, лишенной минимума комфорта. Пока мы наблюдаем, что идеология побеждает экономику, продуцируя потоки иррациональных решений ЕС. Возможно, именно силовой демонстрации ВС РФ не хватает Евросоюзу, чтобы увидеть смысл в коллективной отработке новых правил сожительства в Евразии.

Много сегодня с каким-то странным удовольствием говорят о возможности применения Росси­ей тактического ядерного оружия. Но это не только приведет к плохо прогнозируемому витку эскалации, но и чисто прагматически не нужно.

«Мы еще достаточно далеко от перехода ядерного порога. Пока что незаметны внешние угрозы существованию нашего государства как такового. Достойных целей на территории Украины также не просматривается, тем более что такие действия вполне могут спровоцировать полноценное вовлечение НАТО в конфликт», — считает Дмитрий Стефанович.

«Я категорический противник применения тактического ядерного оружия. Применяя его, вы пересекаете некую политическую линию — этим шагом вы говорите о себе больше, чем нужно. Более того, тем самым вы показываете, что для вас ситуация критична. А у нас на Украине ситуация сейчас разве критическая?» — замечает Дмитрий Евстафьев.

Самаркандский эффект

Но есть в украинском кризисе и еще одна важная переменная, которая становится все более важной и весомой, — позиция стран условного Востока. Мы видим, что эта тре­тья сторона все более явно стремится войти в него на правах посредника в переговорах. Да и в целом заметно, что после самаркандского саммита произошла заметная активизация незападных стран с точки зрения взаимодействия с Москвой. Причем как по линии военной кооперации с Россией, так и в вопросе мирного урегулирования.

С одной стороны, можно отметить визит в Китай секретаря Совета безопасности России Николая Патрушева через несколько дней после окончания ШОС. По-видимому, там продолжился переговорный процесс, который был перезапущен Путиным и главой КНР Си Цзиньпином во время очной встречи в Самарканде. К слову, любопытное совпадение: уже дважды за этот год российский президент встречается с китайским лидером перед тем, как принимает существенное решение на украинском направлении. Едва ли речь идет о каких-то «согласованиях» — скорее, о сверке позиций по стратегическим целям.

Конкретная повестка «консультаций по безопасности», которые Патрушев провел с Ян Цзечи, членом Политбюро ЦК КПК, нам неизвестна. Зато известно, что почти сразу после этого визита было объявлено о проведении совместных учений военно-морских сил Ирана, России и Китая в северной части акватории Индийского океана этой осенью. Это будут уже вторые учения за последнее время — до этого военные силы этих стран участвовали в учениях «Восток-2022», которые прошли в первую неделю сентября. С учетом начала поставок иранского вооружения российским войскам это показательная активизация военного взаимодействия трех участников ШОС.

С другой стороны, явно усилилась дипломатическая активность и риторика не только Турции, но и Саудовской Аравии. Не стоит забывать, что именно усилия Реджепа Эрдогана и наследного принца Мухаммеда бен Сальмана (по крайней мере, на этом настаивают в Анкаре и Эр-Рияде) позволили провести масштабный обмен пленными между Москвой и Киевом.

Сам факт асимметричности этого обмена — 55 российских военных плюс Виктор Медведчук против 215 военнослужащих ВСУ вместе с бойцами полка «Азов» (признан в РФ террористическим) — в патриотических кругах был воспринят неоднозначно. Однако то, что это событие произошло вечером 21 сентября, то есть в тот же день, когда в России была объявлена частичная мобилизация, дало почву очередным слухам о том, что процесс мирных переговоров еще не похоронен.

Более того, наследный принц Саудовской Аравии после переговоров с Владимиром Зеленским выказал готовность стать посредником между всеми сторонами украинского конфликта. А глава МИД Китая Ван И, по сути, мягко высказал позицию, которая прямо противоречит линии Киева, призвав к возобновлению мирных переговоров «без предварительных условий».

Нельзя говорить о том, что Пекин «определился» и принял пророссийскую позицию в украинском кризисе. Но он явно сигнализирует, что настало время положить конфликту решительный конец — слишком велики военные и экономические риски. Показательной в этом смысле была недавняя статья Ху Сицзиня, бывшего главного редактора Global Times, в которой он деликатно напомнил, что в военном конфликте между ядерными державами не может быть абсолютного победителя или проигравшего, а «того, кто пытается полностью подавить другую сторону, можно назвать сумасшедшим».

То, что страны условного Востока с озабоченностью восприняли обострение украинского кризиса, было заметно сразу, хотя на официальном уровне они сохраняли максимальную дипломатичность, считает Иван Сафранчук, директор Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО. «Когда они смотрят на этот конфликт как на региональный, то он им не нравится, поскольку они видят здесь ситуацию, когда “большой“ борется с “маленьким”», — рассказывает эксперт.

Но теперь восточные партнеры видят и еще одно измерение — глобальное. «В глобальном противостоянии Запад задирал ставки и всячески раздувал уровень конфликта за счет введения беспрецедентных санкций в отношении России. И здесь позиция условного Востока уже совершенно другая: ему не нравятся сама природа конфликта и методы его ведения, когда пользование мировой хозяйственной системой так откровенно обусловлено политическими позициями. Восток всецело заинтересован в том, чтобы Россия выстояла. Есть и желание, чтобы Россия поставила Запад на место, — впрочем, развивающиеся страны не могут себе позволить, чтобы это произошло ценой полной дестабилизации мировой экономики», — заключает Иван Сафранчук.

Конечно, было бы упрощением полагать, будто весь восточный мир готов пойти на прямую конфронтацию с США. Грубо говоря, есть та часть Востока, которая осознала невозможность возврата в старый мир, а есть та, которая продолжает придерживаться прагматической многовекторности, надеясь достигнуть с Вашингтоном более приемлемых договоренностей. Однако масштаб, до которого разросся украинский кризис, теперь настолько существен, что уже не может не сказаться на странах, географически и ментально от него отдаленных.