Из Новоазовска в Мариуполь пока нет прямой дороги, навигатор упрямо показывает расстояние в 40 километров, а потом начинает сходить с ума от петель, которые мы выписываем по только что освобожденным территориям. Кричу водителю в ухо: «эти дороги мне еще год будут сниться!», он, в ответ, показывает мне большой палец. Говорить в машине невозможно, глушитель мы оторвали еще в самом начале операции, когда работали на позиции минометчиков под городом. Автомастеров в Донецке нет – всех мобилизовали, запчастей тоже нет. Машины моют так – водитель оставляет автомобиль на мойке с вечера, и хорошо если к утру, падающая от усталости бригада мойщиков до него доберется.
Донецк продолжает вбирать в себя бегущих из Мариуполя людей и уже пошли первые метастазы. Знакомые бойцы нашего батальона, рассказали, как в увольнительной, били морды в своем же дворе, какой-то эвакуированной пьяни, оравшей «Слава Украине!». Разные люди выходят из дымящегося Мариуполя. Бегут «всушники» и нац.батовцы. Последние вскрыли на «Азовстали» склады со спец. одеждой и стали переодеваться в новенькие робы «Метинвест».
Впрочем, эту уловку быстро раскусили. Сейчас, в прифронтовой зоне, даже на неприметных проселках возникают мобильные патрули – еще раз досматривают машины с обрывками простыней на антеннах и ручках дверей. Совсем уже в тыловых поселках, везде на дорогах стоят мобилизованные резервисты с трехлинейными винтовками Мосина. Некоторые винтовки с гранеными казенниками, дореволюционные, Тульского или Сестрорецкого оружейных заводов. Знающие люди ценят их за очень точный бой. Хотя, стрелять в этих местах, по сути, уже некуда.
Машин с беженцами, выезжающими из Мариуполя, стало на порядок меньше. Наметился даже обратный приток и возникла импровизированная служба такси: возят людей и в Донецк, возят и на российскую границу, берут в гривнах, на рубли, от пяти до десяти тысяч за машину с водителем. Возле гигантского элеватора в поселке Калчик, мы разъезжаемся со старой иномаркой, на крыше у нее закреплен гроб, тщательно замотанный в полиэтилен. С приходом весны и тепла Мариуполь с ужасом ждет, когда его погибшие жители начнут разлагаться. Служба эксгумации и следователи пока не добрались до города, им хватает работы в бывших прифронтовых поселках…
Люди и нелюди
Утро в Мариуполе случилось хмурое, срывался дождь со снегом, а в искалеченных кварталах гулял ветер, бренчал металлом и сорванными рамами, тонко свистел в выбитых стеклах и дырах от осколков. Мы стоим на широченном газоне Бульвара Шевченко, пожалуй, главного въезда в город. Здесь образовалось кладбище горожан, одно из десятка виденных. Я спрашиваю товарища, военкора Медведева:
- Ты слышишь, как поют флейты?
Пауза, Ренат выдыхает:
- Я думал, это я один сошел с ума.
Пока снимаем могилы горожан, к нам подходит мужчина, и что-то в его внешнем виде, наталкивает меня на мысль: учитель! Точно, учитель истории Андрей. Любопытно, что в отличии от прошлых бесед с жителями Мариуполя, мы говорили не о том, «когда это закончится», а про мирную жизнь. Первым делом, учитель спросил у нас, к кому обратиться – в его подъезде лежат два неразорвавшихся снаряда. Мы показали в сторону въезда в город, где стояла машина в цветах МЧС, мол, это их профиль. И тут, наш собеседник, просто поражает нас вопросом, бьет точно в мозг:
- Ребята, якобы тут по российскому радио говорили, что Россия договорилась с Китаем, в обмен на годовые поставки газа он восстановит нам Мариуполь?
Я с трудом подбираю слова:
- Ээээ, вы Крыму явно не были после 14 года, совершенно точно не были, там мы как-то сами справились. И Грозный сами не просто восстановили, его уже с Дубаем сравнивают. Но если китайцы помогут, не думаю, что нужно отказываться. Кроме Мариуполя весь Донбасс в военной разрухе…
Особенность Мариуполя сегодня – если в одном месте, пусть даже и на кладбище на газоне, начинает скапливаться больше пяти человек, моментально подтягиваются другие горожане. Люди живут в тотальном информационном вакууме, и, если бы я взялся читать уличную лекцию о международном положении, меня пришли бы послушать тысячи мариупольцев. Но, подошедшая к нам женщина просила о другом:
- Ребята, к кому обратиться, у меня в квартире выше бабушка разлагается, уже запах пошел. Что делать? Мужиков не могу найти, чтобы вынести сюда…
Слева от нас, на газоне, появилась похоронная процессия. Принесли гроб и тело, завернутое в одеяло. Мужчина с деревянным крестом в руке, объяснил мне:
- Мать хороню. Вскрыли магазин ритуальных принадлежностей.
Показал рукой через проспект на этот магазин и добавил:
- Бои закончатся, верну им все до копеечки. Хоть мать похороню по-человечески. Думаешь, поймут?
- Поймут, люди же.
Мимо нас с ревом промчалась колонна танков, они шли туда, где последние нелюди еще яростно отстреливались, прекрасно понимая, что прощать их за Мариуполь не будут. Мы двинулись следом за танками.
Стекла нужнее еды
Мы сами себе определили задачу – найти квартиры, где ВСУ-шники и нацбатовцы оборудовали огневые точки. Впрочем, этим же вечером, мой сосед по располаге, прошедший «горячих точек» больше, чем я «цветных революций», цинично высмеял эту идею. Витя изрядно повоевал в разных городах еще со «Второй чеченской» и к его мнению стоит прислушаться:
- Дима, ну что за пропаганда! Какие огневые точки, чтобы туда из первого «Шмеля» (ручной огнемет – прим. корр.) задули? Отстрелялся – сменил позицию, отстрелялся – сменил. Если есть связь, если ты знаешь кто от тебя слева-справа, ты успешно в городе воюешь. А вот сидеть на одном месте в домах, еще в Берлинскую наступательную отучили.
И Витя был прав. Единственное, что мы нашли похожее на огневую точку – квартиру точно напротив Академии полиции. Окна снаружи были исклеваны пулями, а один бетонный угол просто выбит ответным огнем тех, кто сидел в этой Академии. А потом разбегался – разбрасывая по углам камуфляжные куртки, новенькие берцы, погоны и знаки различия – их мы нашли немало. Впрочем, далеко ОНИ не ушли. За Академией в парке шел бой, хором работали по наземным целям крупнокалиберные пулеметы «Утесы» и зенитки. И их огонь сливался в сплошной гул. Но, совсем рядом, во дворах, было уже тихо. Женщина у подъезда варила что-то в кастрюльке. Я поинтересовался:
- Что на обед?
- Борщ!
Вчера все в доме получили гуманитарку. Но, по словам моей собеседницы, уже можно купить продукты. Коммерсанты из Донецка подсуетились, начали возить еду на продажу с наценкой в 25%, «за риск», как они объясняют. Берут гривнами, рублей в городе нет.
- Но это не самый главный дефицит в городе. Я не так есть хочу, как хочу стекла вставить! Уже месяц по квартире ветер гуляет, ковром забили, не помогает.
За день мы накрутили многие километры по кварталам в окрестностях бульвара Шевченко и вот что я заметил, на основе своих наблюдений. В этом районе серьезно пострадали только внешние дома кварталов – квартиры выгорали этажами, но вот серьезных обрушений не так уж много. А в глубине встречаются дома и с целыми стеклами. Разумеется, так далеко не везде. Но если одна часть города уцелела процентов на 70, то надежда есть.
Город простуженных
Въезжая в Мариуполь, мы обратили внимание на толпу занявшую парковку у гипермаркета «Метро». Но, люди несли и везли на себе коробки с необычной маркировкой: георгиевская лента в виде буквы Z. Рыжая барышня охотно демонстрирует содержимое – макароны, масло, тушенка, сгущенка, рыбные консервы. Отдельно коробка с порошком, средством для мытья посуды в холодной воде, женские прокладки, одноразовые бритвенные станки. Выдают и воду в пятилитровых бутылях.
На входе в гипермаркет горожанам ставят номера на ладони – чтобы был порядок. Все терпеливо ждут своей очереди. Прошелся по людям. Записал скороговорку немолодого мужчины:
- Я, Подлесный Валерий Валентинович, передаю привет Романовой Инге Валентиновне в Москву. Я жив!
Внутри гипермаркета, бесконечно-длинный стол из европоддонов, а на нем сотни телефонов, стоящих на зарядке. Связь украинских операторов иногда срабатывает, но все ждут, когда начнут выдавать сим-карты республиканского оператора. И лекарства. Мариуполь – город простуженных людей. Женщина просит волонтера:
- Я сегодня в шесть утра пришла, уже все лекарства разобрали. Вы мне посигнальте фонариком, я вон в той черной девятиэтажке живу!
Волонтер говорит, что сигналить не будет, но советует приходить к пяти утра. Женщина соглашается:
- Уже невыносимо в подвале сидеть, бои-то у нас закончились, а квартира выгорела.
Мы отъезжаем от Мариуполя километров десять и встаем на обочине, выпить кофе, про который совсем позабыли. Тут же возле нас останавливается потрепанный каблучок весь в буквах Z. Ополченец высовывается в окошко:
- Мужики, сломались? Или бензинчика плеснуть?
- Спасибо, кофе пьем.
Мы протягиваем парню чашку, он отпивает и уносится в город. Мои спутники, воевавшие восемь лет назад удивленно переглядываются:
- Ты смотри, как в 14 году! Потом такие отношения сошли на нет, конечно, и вот, все по новой. Здорово!
Я замечаю:
- Сошли на нет, потому что бои продолжились, в самом безнадежном формате. А больше их не будет. Значит и отношения между людьми останутся, куда им деться теперь?