ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 3, 2017

— Каким образом вам дадут знать, что пора? Успех пройдет?

— Нет, пропадет голос. Успех зависит лишь от собственного труда. Просто так никому ничего не достается. Бывает, конечно, когда ребенку в качестве аванса еще при рождении даются большие способности. Хорошо бы родителям понимать, что этот подарок придется отрабатывать, иначе ничего из их чада не выйдет. Когда я в 16 лет окончила школу, в принципе не представляла, чем заниматься, амбиций не имела, да и до сих пор их нет. Задача стояла одна — развиваться. Никогда не ставила цель добыть больших денег. К известности тем более не стремилась. К ней меня привел каторжный труд. Я вкалывала (другого слова не подберу) и в итоге стала популярной певицей, получила свою порцию успеха. Если он так и не пришел — вали из профессии, переквалифицируйся. Вдруг ты фотохудожник, декоратор… Творческих профессий много.

— Успех пришел к вам ровно 30 лет назад, когда вы появились в кабаре-дуэте «Академия»: песни моментально стали популярными, вас запомнили…

— Некоторые мои взрослые поклонницы до сих пор любят песню «Пошлю его на…». Видимо, живут какими-то своими прошлыми страданиями. Я напрягаюсь, когда слышу от женщин: «Это моя любимая песня, она спасла мне жизнь, спойте!» Уверена, что относиться к ситуациям, произошедшим много лет назад, следует легко и иронично — не нужно мусолить всю жизнь.

— За прошедшие годы вы сильно изменились? Что осталось от той Лолиты, которая 30 лет назад приехала в Москву?

— Не люблю отсчитывать вехи — предпочитаю закрывать двери в прошлое. Помню, что сольную карьеру начала 17 лет назад, в 2000-м. Безусловно, я сильно изменилась с тех пор. Но ваш вопрос заставил меня вспомнить, что в 20 и даже в 30 лет я носила розовые очки и смотрела на мир широко открытыми глазами. В итоге получила по башке. Все-таки иногда надо снимать очки, протирать стекла и хорошенько рассматривать реальность, иначе позже за некоторые вещи станет неудобно. А я долгое время думала: «Ой, я такой ангелочек, такая хорошая, а меня обижают плохие люди».

— Полезно считать себя ангелом — это же значит любить себя…

— Нет, не значит… Когда я действительно себя полюбила, смогла честно признаться: «Лолита Марковна, вы же сволочь. Столько дел нехороших натворили в жизни, стольких людей обидели». Слава Богу, нашла силы и извинилась перед многими. Категорически не хочу копить обиды, злобные воспоминания, которые направили бы меня не в ту степь.

— Теперь вы довольны собой?

— Я знаю свои слабости и мысли. Можно притворяться кем угодно и о себе думать что угодно, но хороший человек или плохой — понятно лишь из его помыслов. Моя ближайшая подруга Таня Овсиенко, с которой мы дружим лет двадцать пять, мягкий и тактичный человек. Знаете, в чем она лучше меня? Она смогла отказаться от карьеры и заниматься ребенком. А я плохая на ее фоне. И тем не менее, считайте меня эгоисткой, я не стану растворяться в других людях, жертвовать собой, приносить себя на алтарь чужих интересов. Это моя жизнь, поэтому проведу ее так, как считаю нужным.

Выходит, хорошим человеком меня никак не назовешь. Ругаю себя и тогда, когда на улице узнают, подходят с хорошим настроением: «Можно сфотографироваться?» — а я как гляну исподлобья! Ну мало ли — нервозность вдруг появилась, луна нехорошо подействовала, погода плохая… Потом одергиваю себя: «Что же ты как змея подколодная?! Должна создавать настроение, а не портить его». После этого улыбаюсь, фотографируюсь, даю автограф.

Да, популярность по-человечески бывает неудобна. Хочется в магазине на распродаже покопаться, а тут одна покупательница узнала, потом вторая, третья… Пока фотографировались, понравившуюся тряпку из-под носа увели. (Смеется.)

— Люди не всегда подходят с улыбкой и добрыми помыслами. Умеете дать отпор грубости или фамильярности?

— Я прямолинейна, хотя стараюсь высказываться тактично. Но если человек переходит границы, говорю прямым текстом все, что думаю. Близкие утверждают, что я голосом будто вбиваю сваи. (Смеется.)

— У меня сложилось впечатление, что ваш муж Дмитрий совсем другой. Это так?

— Димка другой, это верно. Но мы вместе семь лет, и за эти годы он начал перенимать у меня плохие черты. Скажем, раньше я была очень несдержанной, могла даже нахамить. Года через четыре совместной жизни в ответ он вдруг повысил на меня голос! И вот тут я остановилась и сказала: «О-о-о, Милявская, это твоя школа! Довела мужика». Теперь моя вспыльчивость исчезла. И Дима мой вновь стал спокойным. Кстати, единственная тема эмоциональных споров — это наш дом в Болгарии. Скоро его доделаем — и все, со стройками завяжем. Ссориться и ругаться мы больше не хотим, поэтому теперь просто улыбаемся, если случаются неприятности. К примеру, недавно в этом доме от морозов лопнул унитаз, залило комнату Евы. Мы с Димой переглянулись и… засмеялись. Я могла бы затянуть старую песню: мужик в доме, воду не перекрыл! Но если разобраться, дураки оба, не подумали. В Болгарии впервые за несколько лет ударили морозы, мы и забыли про трубы. Виноваты сами, снова попали на ремонт.

— Многие пары устраивают потасовки и вовсе из-за мелочей вроде неприготовленного борща, разбросанных по дому носков или разбитой чашки.

— Очень давно у меня был такой период, когда выпавшая из рук чашка или неровно висевшее полотенце вызывали ненависть к окружающим. Это оказалось началом тяжелой депрессии.

Психически здоровый, любящий себя человек избегает неудобств. Ему некомфортно жить с жесткими установками вроде «не дай Бог, пыль на полках или обувь грязная в коридоре». Если вы читаете эти строки и узнаете себя — бегите к врачу! Когда я узнала от психиатров, что перфекционизм, так же как и анорексия, — разновидности шизофрении, специально начала разбрасывать в доме вещи. И сейчас обратите внимание, у меня в квартире беспорядок: на стуле брошен халат, в ванной на полу — полотенце. Потянулась рука идеально ровно повесить кухонную прихватку, я раз — и бью по ней. (Смеется.) Потому что давно дала себе слово, что раздражаться, заниматься самоедством не буду.

— Лола, уютно вам в семейной жизни?

— В хорошей семейной жизни — да. А в плохой — ужасно. Не надо жить неудобно. Мне с Димкой хорошо, иначе давно сказала бы «гудбай». Люблю мужа за добродушие, он в хорошем смысле простой человек. Мне это нравится, ценю в людях породу — и это не статус графа, полученный от бабушки. Для меня порода — это то, из чего состоит Димка: достоинство, верность, доброта. Все люди ему кажутся прекрасными, как и мне лет пятнадцать назад.

— Не хочется сказать мужу, что это заблуждение?

— Говорю мягко: «Дим, пожалуйста, не слова оценивай, а поступки. И читай между строк: люди часто проговариваются — надо следить за их речью». Он так расстраивается, когда кто-то пообещал и не сделал, забыл или посчитал необязательным. Его простодушие не дает мне стать черствой.

— И разочароваться в человечестве…

— Не так глобально. (С улыбкой.) Почему я за Бога должна делать его работу? Если он не разочаровывается в нас, то какое право имею я разочаровываться в людях? Дима сделал меня мягче, все друзья это отмечают. Исчезла нервозность, вспыльчивость. На первых порах я, как все женщины, советовала мужу: «Ты должен это, должен то. Позвони прорабу, поговори с ним трех­этажным и пообещай о стенку размазать». И хватала трубку, показывая, как это делается. А он в ответ: «Знаешь, я так не умею». И все-таки он снял с меня заботы по стройке, хотя разговаривает с рабочими в свойственной ему манере — тактично. Со временем Дима научился брать ответственность за нашу семью, и мне это нравится.

— Но он же был женат. Наверное, в плане ответственности опыт есть?

— Дима, в отличие от меня, натура цельная. И женат был в далекой молодости, года три. До встречи со мной находился в разводе лет пятнадцать. Но сохранил прекрасные отношения с бывшей женой. И таких отцов, как он, надо еще поискать! Он безумный папа! Как же он любит свою дочь и ­заботится о ней, не передать. Насте 21 год, она осваивает профессию архитектора. Дима звонит ей каждый день, контролирует успеваемость, успехи. Признаюсь: длительное время я привыкала к тому, что у него взрослая дочь и что ей нужно внимание. Можно это назвать ревностью, эгоизмом — все себе, любимой. Может быть, подсознательно сравнивала с тем, что моя Ева таким вниманием обделена. Дима знает о Насте абсолютно все и очень ею гордится. При этом, если что не так, от папы влетит. Она не часто у нас бывает, хотя живет в Москве. Учится как проклятая. По-другому не может быть: люди должны сами уметь заработать на кусок хлеба.

— Каким Дмитрий стал отчимом для вашей дочери?

— У нас нет в лексиконе такого слова — «отчим». Для Евы мой муж —Димулечка. Он член семьи, которого любят все. Моя мама не сразу его приняла, у нее так всегда. А теперь в первую очередь спрашивает не как я себя чувствую, а: «Как там Димка? Привет ему. Пусть он мне позвонит». Я рада, что у них очень теплые отношения. Его обожает и мамин муж Саня, и Ева. Она не называет Диму папой, потому что для нее «папа-дедушка» — Санечка. Но к Димке нежно относится, они часто секретничают. Недавно он начал учить ее водить машину. Ева боялась садиться за руль, а вот с Димой ей не­страшно.

— Какие способности проявились у Евы? К музыке склонность есть?

— Как сказать… Поем мы очень смешно. Однажды я разместила в Интернете песню Леонида Агутина «Ай-яй-яй» в исполнении Евы Милявской. И написала, что на «Голос» мы не собираемся, но посвящаем песню Лёне. (Смеется.) У нас семья гуманитариев, тем не менее у Евы крепкая четверка по алгебре, геометрии и физике. Для меня это уровень Льва Ландау! В 7-м классе меня оставляли на осень с переэкзаменовкой по алгебре, мои математические знания можно оценить как минус какую-то там степень. И чем мне это помешало? Ничем! А деньги можно считать вручную, необязательно в столбик цифры складывать.

Еве 18 лет, она оканчивает школу. Сначала я страшно переживала, что ребенок окажется самым старшим в классе, а потом подумала: плевать, ей в армию не идти, к тому же она у нас миниатюрная. Вообще ребенок — это счастье. Такая нежная, ласковая. Говорит мне по телефону: «Целую тебя, солнышко мое». (Дочь Лолиты живет с бабушкой в Киеве. — Прим. «ТН».) В ней есть то, чего не было у меня в ее возрасте, — самодостаточность. Если ей не интересен собеседник, она извинится, сошлется на важные дела и уйдет к себе в комнату читать.

Она невероятно увлечена цирком и всем, что связано с этим искусством. Знает досконально все, вплоть до цирковых имен всех времен и народов. Читает взахлеб все, что удается найти по этой теме. Бабушка наша как цербер следит за тем, чтобы Ева не почерпнула из Интернета что-то непристойное. И пару раз старалась «накрыть» ребенка, пролистывая запросы, которые Ева делала. А там ничего — только видео «Цирка дю Солей» и разные умные книги. Честно, мы счастливые люди!

Недавно дочь рассказывала мне, как ее одноклассницы ходили в ресторан, пили вино. «А ты чего не пошла?» — спрашиваю. — «Неинтересно», — отвечает. В этот момент я сказала сама себе: «Вспомни, Милявская, как ты в 15 лет стояла за углом школы и смолила сигаретку, пока кто-то из учителей не спалил. Как с одноклассниками сбрасывались по 20 копеек на первое спиртное». Но нам внушали, что главное — учеба. Поэтому во все тяжкие не пустилась: попробовала — и ладно.

— Ева уже совершеннолетняя. Ее мальчики интересуют?

— Она говорит, что влюбляться не в кого. Понимаю: перед глазами пример Санечки — мужа моей мамы. Они в браке больше 20 лет, а относятся друг к другу как молодые влюбленные. Бабушка наша не носит тяжелых сумок — это делает Саша. Она постоянно получает от него букеты цветов и объятия с поцелуями. Воспитывали мы Еву, ориентируясь на Саню, а не на мультяшных царевичей или накачанного Кена, друга Барби. Так что закономерно слышать теперь «влюбиться не в кого».

— Потому что таких Санечек больше не делают, юноши стали другими?

— Да делают, делают, но всему свое время. Я уверена, что многие юные раздолбаи, стоит им окунуться во взрослую жизнь, перестанут быть таковыми. Так же, как и мы сами. Придет время влюбиться — найдется стоящий.

— Идеальная дочь! Не расстраивает маму.

— Когда-то мне психологи объяснили: надо бояться, если ребенок «идеальный». Ненормально, когда дети не врут, не хулиганят. Когда дочь пришла из школы и сказала, что ничего не задали, а на следующий день вернулась с двойкой по физике, я обрадовалась: все нормально, просто нет усидчивости.

— Ева живет на расстоянии. Часто видитесь?

— Видимся в ее каникулы, постоянно созваниваемся, но скажу честно: нет такого, чтобы я каждую свободную минуту рвалась пообщаться. Я знаю, чем должна заниматься. Работы много, и от нее зависит многое, будущее Евы в том числе.

— Она не упрекает вас в том, что вы находитесь далеко?

— Нет, и не будет. Потому что с детства повторяю: «Ев, я не бездельничаю, не с тобой я не потому, что тебя не люблю. Наоборот, очень сильно тебя люблю. Но если перестану работать, мы не сможем хорошо жить, а наша бабулечка на пенсии, ей тоже надо помогать». Она все понимает. Когда приезжаю, хочу потискать, завернуть в одеяло и на ручках подержать. Но девочка моя уже в одеяло не заворачивается, выросла.

— Вам не хотелось еще детей?

— Детей надо рожать по молодости. Сейчас не представляю, как с моим ритмом жизни воспитывать малыша — по ночам не спать, думать то о садике, то о школе… Образование, медицина у нас хромают, и матери не могут не переживать за своих детей. Поэтому я поняла, что еще одного не выдержу. Наступило время эгоизма, хочу пожить для себя. Не говорю, что у меня нет материнского инстинкта. Он есть, но о десятерых никогда не мечтала. Может быть, надо было еще одного ребеночка завести, но много раньше: время упущено.

— Еве было бы веселее…

— Только из-за этого, да. Двое детей — это прекрасно. Когда ты уйдешь, а все уйдут рано или поздно, они останутся вместе. Вот о чем я очень сильно сожалею.

— Многим взрослым родителям помогают суррогатные мамы…

— Да, я тоже об этом думала, а потом вспоминала, что работать не брошу, значит, появится няня, а это чужой человек. Моя мама уже не потянет. Да и грех на нее такую ответственность снова возлагать — ребенок должен быть с родителями. Меня умиляет мужская позиция в этом отношении. Димка мне однажды говорит: «Я так хотел бы сына, водил бы его на корт». Я смеюсь: «Сначала года четыре пеленки, коляски, болезни, бессонные ночи, которые сведут меня с ума, и лишь потом ты сможешь пойти с ребенком на корт».

— Лолита, чем закончилась ужасающая история, когда вашего мужа втянули в какую-то секту? Что тогда произошло и как сейчас чувствует себя Дмитрий?

— В прошлом году, в возрасте 41 года, он получил серьезную травму. Для профессионального спортсмена это шок. А тут еще попался непорядочный врач, который сообщил, что ничего, кроме инвалидности, Димке не светит. Кризис среднего возраста у моего мужа выразился в жутком страхе перед будущим. Хотя вскоре мы нашли хорошего спортивного врача, и через месяц Дима встал на ноги, начал участвовать в соревнованиях по сквошу. Однако страх остался: что если снова травма?

И вот с подачи знакомого он отправился в один московский тренинговый центр на так называемый тренинг личностного роста. Кто же знал, что это по сути секта, где насаждали деструктивный психокульт? Это явление сейчас процветает, и из людей выкачивают огромные деньги. Каждый новый член должен завербовать и привести к ним других, причем не меньше восьми человек, иначе не получит громкое звание лидера. Тебе выдают грамоту, медаль, вешают на стенку фотографию — вот наш лидер, он привел 30 человек. При этом обрубают все связи, внушают мысль, что родные — злейшие ­враги.

— Как заметить, что с человеком что-то не так?

— Я уехала в тур и вдруг перед началом концерта не получила от Димы ни звонка, ни СМС. Такого еще ни разу не было. За семь лет никогда не выходила на сцену без того, чтобы он не позвонил и не сказал: «Лолуся, хорошего концерта. Сделай все, ты можешь». Он знает, что я каждый раз волнуюсь. Или шлет эсэмэски и фотографии: «Смотри, дома распустились цветы, пока тебя не было», «А вот я с котом на даче, он передает привет»… Это такая нормальная жизнь, когда чувствуешь, что нужен любимому человеку. После разговора по телефону — с Диминой стороны холодному, отчужденному — получаю от него эсэмэску: «Ты имеешь право оставаться при своем мнении, это твой выбор». На данной фразе я поняла: что-то не так — это не лексика моего мужа, кто-то им руководит!

Нам повезло: я вернулась с гастролей, когда между одним курсом, который он прошел, и следующим оказался промежуток в десять дней. Энергетика воздействия его «учителей» немного ослабла. То, что между изменившимся поведением мужа и теми тренингами есть прямая связь, я поняла сразу. Начала материться, ругаться, взывать к разуму. Ноль! Наоборот, стало еще хуже: Дима совсем отдалился, замкнулся. Его уже обработали и внушили, что жена — враг. В общем, тактику пришлось сменить, стала разговаривать спокойно, медленно. Убеждала посмотреть на ситуацию со стороны.

Мне пригодилось еще вот что. Когда вела ток-шоу «Лолита. Без комплексов», на программу приходили лучшие российские психологи и психиатры из Института имени Сербского. Я многое почерпнула из их рассказов. Когда случилась беда с Димкой, звонила им, просила совета. За десять дней муж очнулся, пришел в себя, вдруг прислушался к моим словам и начал осознавать, что произошло. Потом был период реабилитации, и лишь через месяц мой Дима стал прежним. Слава Богу, все это в прошлом.

— Вы улетаете в большой тур по городам России, чтобы вернуться 5 марта в Москву и дать концерт в КЗ «Крокус Сити Холл». До прошлогоднего концерта вы несколько лет не выходили к столичной публике. Почему?

— В Москве работала исключительно на корпоративах либо в клубах, которые мне нравились. Большие концерты действительно не давала: была к ним не готова. А по стране ездила. И это правильно, потому что я обкатала новую программу. В прошлом году после успеха сольного концерта в Москве решила его повторить, снять его телеверсию и после этого попрощаться с программой.

Кстати, только по этой причине сделала пластическую операцию: концерт будут снимать на пленку. Мое преображение — исключительно для операторов, чтобы не пришлось их дергать, мешать работать и говорить: «Не снимайте меня в профиль!» Если бы не эта профессия, ничего никогда не стала бы с собой делать, потому что, как ни крути, шесть часов наркоза. Но у меня был потрясающий хирург — Андрей ­Искорнев. Меня вдохновило его обещание, что про лицо можно забыть на ближайшие 15 лет.

А потом не будет ни желания, ни повода выходить в эфир, кроме, может быть, редких интервью, связанных с воспоминаниями о дореволюционном периоде.

— Как называется ваша программа?

— В принципе, никак. У концерта названия нет. Хотя на афише написано «Лолита», но это никакое не название, а мое имя. Изображения на всех афишах обработаны в «Фотошопе», и артисты часто неузнаваемые, поэтому я решила подписаться.

— Чего ждут зрители — старых песен, новых? И вообще, кто они, ваши поклонники?

— Люди ждут каждый своего. Концерты я всегда заканчиваю композицией «Титаник». Зрители ее очень любят. Как пишет одна моя поклонница, ее двухлетняя дочка Ева засыпает исключительно под эту песню. Выходит, что мой зритель не стареет вместе со мной, а молодеет. И это для меня открытие. Очень хорошо: это мой кусок хлеба.

В моем сольном концерте из приглашенных гостей лишь один человек, которого я обожаю, — Георгий Юфа. Считаю его одним из самых выдающихся виолончелистов современности. Коллег не зову присоединиться — не потому, что не люблю их творчество, а потому, что считаю: на сольном выступлении надо показывать то, что можешь сам, а не прикрываться другими.

— Лолита, вы давно на сцене, вас любит публика, на концертах всегда аншлаг. А бывали в карьере провальные выступления?

— Провалы случались у всех артистов в мире. Мой любимый канонический пример — Элвис Пресли. В великого Элвиса, который по продажам дисков до сих пор третий в мире музыкант, зрители бросали тухлые яйца и помидоры. И умер он достаточно молодым на унитазе, с бутербродом.

— Не очень красивая смерть для короля…

— А про это уже все забыли. И про то, как бросали яйца. Те же, кто хулил, через какое-то количество лет скупали его диски и плакали на могиле. Расскажу о двух своих концертах, которые врезались в память. В начале сольной карьеры на сцене иногда оказывалось людей больше, чем в зале. Но я все равно не сокращала ни одной песни. Да, плакала, когда смотрела в щелочку занавеса на пустой зал, потом брала себя в руки и пела трехчасовой концерт. Однажды в двухтысячном зале в Самаре были занятыми лишь 160 мест. И когда эти полторы сотни зрителей провожали меня аплодисментами, я сказала себе, что в следующий раз здесь будет переаншлаг. И правда, прошел годик, и в том же самом зале публика висела на люстрах. Почему? Потому что было вложено много труда, я работала, а не ждала результата. Слава не бывает вечной. Любит ли тебя публика, по-настоящему становится понятно лишь к похоронам. Для артиста мерило славы — количество людей, пришедших с ним проститься. На этом слава заканчивается. Так что ко всему этому я иронично отношусь. Возвращаюсь к провальному концерту… То выступление в Самаре я не считаю провалом. Но вспоминаю другой эпизод — корпоративное мероприятие государственной организации для ветеранов отрасли, то есть для пожилых. На сцену выходило много артистов, в том числе Валя Толкунова. Не могу забыть, как она пела! Ее долго не отпускали, вместо трех песен она исполнила пять, и все — как в последний раз. А аплодисменты все не стихали. Через какое-то количество артистов вышла я. Вот это был провал! Уходила со сцены под стук собственных копыт. Я не совпала с аудиторией, потому что надо было, наверное, петь романсы, а я исполняла то, что популярно в стране. И вообще, после Толкуновой стоило у устроителей спросить: «А можно я деньги верну и посижу за кулисами?» Но жадность сгубила. Потому что надо было платить зарплату балету, музыкантам и кормить семью. Этот концерт я и называю самым неудачным в моей жизни. Но зритель никогда ни в чем не виноват.

— Вы знаете шоу-бизнес как никто другой. Можно ли молодому артисту пробиться туда без родителей, без вливаний, по-честному?

— Слухи про блат, постель и прочее распускают те, у кого неадекватная самооценка своих возможностей. Они почему-то не спрашивают у опытных товарищей: «Не могли бы подсказать, к кому пойти поучиться или что почитать, чтобы развиваться?» Они говорят: «Да вы ничего не понимаете, я (или мой ребенок) гениальный!» Сколько раз я с этим сталкивалась! На почту приходят абсолютно бездарные песни (в день иногда порядка ста) разных авторов — и молодых, и взрослых, и пожилых. Отвечаю каждому. Обычно пишу: «Спасибо, нет». Нормальный человек поймет: не подошла песня. Но часто же начинается: «А почему нет? Вы не понимаете, это мегахит! Так моя мама сказала. А бабушка вообще считает это лучшим, что она слышала за свои 92 года…» Тут я, в зависимости от настроения, или вообще не отвечаю, или советую развивать адекватную самооценку.

Родителям полезно знать одну вещь: актерский труд каторжный, в нем ничего легкого нет. Многие артисты не готовы ни к ритму, ни к тому, чтобы работать в три погибели и заработать кучу профессиональных болезней. Прибавьте нелады с личной жизнью, потому что в таком бешеном ритме не все успевают создать семью, да и вторые половинки не могут постоянно ждать дома.

— Интересно, могла бы ваша жизнь сложиться иначе, если бы родители не рассмотрели в своей дочери артистических способностей?

— Я росла за кулисами, у меня там горшок стоял, так что разговор про способности не шел никогда. (Мать Лолиты, Алла Дмитриевна Никифорова, в прошлом певица в «Джаз-Бэнд Мари», отец, Марк Львович Горелик, был конферансье и продюсером. — Прим. «ТН».) Я видела огромное количество выдающихся артистов, у стольких сидела на коленях, будучи совсем маленьким ребенком, и стольким­ ­подмочила ­репутацию в буквальном смысле. (Смеется.) В те времена артисты выезжали на длительные гастроли, например на три месяца в Ялту, и папа с мамой всегда брали меня с собой. А там — и Эдита Станиславовна Пьеха, и выдающаяся Тамара Миансарова, и Анатолий Королев, и Валерий Ободзинский. Все, помню, меня старались подкормить: я худенькая была, ножки — ниточки (когда бегала, они заплетались, и я падала).

Окончила школу и заявила вдруг, что пойду в парикмахеры. Оттого, что хотелось начать поскорее взрослую жизнь. Родители перепугались: поняли, что еще немножко — и у девочки может начаться половая жизнь. А они меня страшно блюли и поэтому повезли с собой на очередные длительные гастроли. Вот там Ира Понаровская мне сказала: «Что шатаешься без дела? Ну-ка пойдем, слух проверю» — у нее в номере стоял рояль. Со слухом все оказалось в порядке, и я стала петь у Иры на бэк-вокале.

Девочкой наблюдала великих актеров: Леонова, Этуша, Филиппенко, Вицина, Янковского, Збруева… На больших, 30-тысячных, 50-тысячных стадионах Евгений Павлович Леонов читал вместе с аккомпаниатором монолог Иванова. И стадион замолкал. Вот это мастерство!

Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, как же мне невероятно повезло в жизни. Могу уверенно сказать, что я абсолютно счастливый человек.