19 января православные отмечают Крещение Господне. Верующие окунаются в прорубь, в храмах, монастырях и церквях проходят праздничные богослужения, а по всей стране звучат колокола. Издревле колокола звали на службу, возвещали о больших радостях и предупреждали о беде. «ВМ» узнала, как рождается «глас Божий», откуда берут силы звонари, отчего пляшут «языки» и правда ли, что колокольный звон может излечивать от болезней.
Недалеко от заснеженного поля, где сейчас гуляют ветра, а летом тишину разрывает рев двигателей самолетов авиасалона МАКС, бетонный неприметный забор прячет особенное производство. Здесь пахнет свечным воском и порой слышен перезвон. Отсюда колокольчики уезжают во многие уголки страны и мира. Они звонят в Казахстане, Беларуси, на Украине, в Германии, Испании, Британии, США… И один из самых трепетных заказов — для храма в Беслане.
— В России серьезное колокольное литье появилось в XV веке. В середине XIX века наступил расцвет, но после Октябрьской революции династий в деле колокольного литья не стало, — по словам гендиректора колокольного завода в Жуковском Олега Грицаенко, сейчас колокольное литье переживает юность.
Это и понятно — во времена Советского Союза колокола молчали.
В небольшом цехе возвышаются темные фигуры — от маленьких, килограмма по четыре, до больших, пудов по восемь (1 пуд — 16,38 килограмма. — «ВМ»). Кто уже готов взмыть к небу, сверкая ликами Николая Чудотворца, Богородицы, Христа, а кому только предстоит принарядиться — восковщица Анжела Никифорова наносит узоры из свечных огарков на «юбку» модели будущего колокола.
— Дочка восхищается моей работой, муж гордится, — под рукой Анжелы циркуль и стоматологические инструменты — работа тонкая, скрупулезная. — Как-то и в жизни все поменялось. Когда батюшка приходит, он говорит: «Вы наряжаете колокольчики — это уже ваш грех снимается. Один колокол — один грех».
ХОТТАБЫЧ И СИЛА МОЛИТВЫ
Когда Анжела заканчивает свой ритуал, нарядную модель накрывают «рубашкой» (опокой), а свободное пространство между опокой и моделью заполняют смесью из растертого в пыль кварца, что повторяет каждый изгиб. Смесь застывает, получается нужная форма колокола. Но если отмотать начало рабочего дня, то можно услышать негромкое журчание молитвы.
— Каждое утро читаем коротенькую молитву. Скромно, по-рабочему, — шлифовщика Алексея Запорожана за седую бороду прозвали Хоттабычем.
Однажды даже пытались дернуть за волосок. Он не обиделся, но бороду состриг — поистрепалась от печных искр.
— Как к колоколу относятся, так он и будет звучать. В работе важна любовь, хотя бы немножко чувствовать, что это благое дело, — в этот момент раздается три тяжелых звона — начинается заливка.
КРЕПКАЯ РАБОТА
Печь, изрядно разгорячившись, глотает куски олова. Плюется, гудит, разве что не чавкает. Все строго по рецепту: меди 80 процентов, олова — 20. Самые тяжелые колокола, от трех тонн, отливают в яме, а все, что поменьше, выстраивается в ряд наверху, как конусы на автодроме.
— Майна! — горячая струя из ковша, роняя красный бисер искр, льется в форму. Так рождаются колокола.
Через пару дней их достанут из литейной формы, почистят и отправят на прочеканку. Будут блестеть, как двухтонный собрат рядом, что подвешен за «корону» и ждет отправки в монастырь Святого Архангела Михаила в Черногории.
Братья-славяне уже ждут, хотя и не всегда знают, как с русским колоколом обращаться.
— Есть храм в Белополье, — Олег Грицаенко тянет тяжелый «язык» исполина. — Там не звонарь звонит, а просто, в раскачку. И вот картина: на стойке красиво развешаны колокола. У каждого веревочка, возле веревочки человечек — от мальчика до крепкого мужика. И каждый начинает дубасить в колокол, как шашкой махать. Стоишь и думаешь: «Вот это проверка! Не дай Бог что-то случится, это же позор!» Хотя людям объяснял: так делать нельзя. С Божьей помощью все обошлось. Не умеют обращаться, но очень хотели иметь то, что есть в России.
Ничего, научатся.
ЗВОНАРЬ-МАРАФОНЕЦ
В 20–30-х годах прошлого века одни сбрасывали колокола с церквей, а другие пытались спасти «глас Божий» — забирали в музеи и театры. Пристраивали как могли, находя роль для звонкого «актера».
— Первый раз я услышал колокол в Большом театре в 1982-м, в «Борисе Годунове». Впечатлило! — это уже центр Москвы. Звонарь Андрей Крючков ведет нас на балкон. У него дома своя звонница из шести колокольчиков с того самого завода в Жуковском. «Языки» затянуты кожей — чтобы соседи с перепугу не начали челом биться да Богу молиться.
В том 1982 году Андрей Евгеньевич играл на валторне в оркестровой яме, не задумываясь о карьере звонаря. В 30 лет покрестился и только в 2010-м, в 50 лет, решил поступить в школу звонарей — на глаза попалась пластинка с перезвонами Ростова Великого.
— Для того чтобы войти в веру, нужно очень много времени. Это же не дверь, в которую вошел, и все, — теперь он может рассуждать со своей колокольни — храма святителя Николая на Болвановке. Сам соорудил и балки, и пульт, и помост.
Чтобы тонкие цепи, ведущие к колоколам, не ранили руки, приладил кусочки садового шланга. В хозяйстве — больше дюжины колоколов, среди них один в 820 килограммов. Тяжеловес — копия единственного сохранившегося колокола разрушенного храма Христа Спасителя известнейшего Московского колокололитейного завода П. Н. Финляндского.
В конце 90-х литейщики изучили колокол-легенду, сняли мерки, и с тех пор стараются повторить не только его голос, но и оформление.
— Чтобы быть звонарем, надо иметь дисциплину. Как в армии — по звонку встал, по звонку лег, — говорит Андрей Евгеньевич. — Встаешь в шесть утра, по сугробам, в метель. В 7.30 уже в храме. После утрени — на работу в театр. Чтобы поддержать форму, бегаю марафоны. В 50 лет начал тренироваться и каждый год участвую в забегах.
КНЯЗЬЯ И ЗАДИРЫ
— Есть ворчливые колокола?
— Да, — кивает звонарь. — Есть колокола-князья, задиры. Есть колокола-купцы, есть монахи. Чем тяжелее колокол, тем больше у него проявляется характер. Это все краски, — показывает на домашнюю звонницу. — Характер проявляется от тонны и больше.
В Большом театре благовестный колокол в 6,5 тонны — монах. Отлит в 1750 году. Когда оркестр затухает, его «бум» летит по залу. Так говорят века.
Работа ответственная — не перепутать, ненароком «не наступить» звоном на проповедь. Он закрепит на прищепке наручные часы, чтобы не сбила метель, вибрация, и звонит, засекая время. Но иногда, хоть плачь, «не звонится».
— Бывает, начинают «языки» плясать. Колокол не звонит, а мажет. Все живое, несмотря на то что из металла. Церковь — территория нематериального толка, удивляться нечему. Если радости нет в душе, возникают такие пляски.
В древности на колокольню водили бесноватых и больных лихорадкой. Верили: звон исцеляет. Да и само освящение, поднятие колокола — великое событие. Его обступают, целуют, как икону. Звонарь говорит: в этот момент колокол — как Христос среди людей.
— Приходишь к врачу, на УЗИ. Говорят: «Ой, там у вас что-то было, а потом вдруг исчезло». Отвечаю: «А я звонарь». «А-а-а, тогда понимаю». Я не скажу, что это из-за колоколов. Колокола — это как орудия, которые дисциплинируют. Вот ты растекшийся по земле, а тут вдруг как колокольня Ивана Великого, вытянулся, и каждый ярус что-то значит. Колокол — продолжение службы за пределами церкви, — Андрей Евгеньевич звонит в меньший колокол. — Если просто стоять под колоколами, то никакого исцеления не будет. Без веры вообще ничего не может быть.
ЦЕРКОВНЫЙ КОЛОКОЛ
В русских летописях колокола впервые упоминаются в 988 году
ЦИФРА
20 пудов весит самый древний из ныне сохранившихся колоколов — Чудотворцев, или Никоновский, отлитый в 1420 году. Этот благовестный колокол можно увидеть в Свято-Троицкой Сергиевой лавре в Подмосковье.