ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 19, 2022

Пока очень мало известно о том, что в условиях очень жесткого санкционного давления предполагают делать правительство и Банк России в среднесрочной перспективе: до последнего момента большая часть их действий, в том числе повышение ключевой ставки 28 февраля, валютный контроль, секторальные и категориальные налоговые льготы, в основном были ситуационными решениями. Выступление Эльвиры Набиуллиной перед комитетами Госдумы и совещание президента с правительством «по экономическим вопросам» дают несколько больше информации о том, что в среднесрочном плане обсуждается и что не обсуждается в экономическом блоке расширенного правительства.

Напомним, особенностью начавшегося в марте 2022 года (спровоцированного военной операцией РФ на Украине и санкционным ответом большей части стран ОЭСР — не менее 50% мирового ВВП и внешней торговли РФ) экономического кризиса в том числе является шок импорта и ограничение возможности использования международных резервов при сохранении большей части экспортных доходов. Для предотвращения прежде всего банковского коллапса ЦБ поднял ключевую ставку до запретительного уровня в 20%, ввел беспрецедентные регуляторные послабления и, деконвертировав рубль, запретил экспорт капитала в валюте. Тем не менее среднесрочно эта ситуация не может быть стабильной, а ЦБ неоднократно подчеркивал, что его денежно-кредитная политика тесно связана с бюджетной. В свою очередь, краткосрочные бюджетные меры Белого дома часто выходили за рамки «пожаротушения», но системного ответа на вопрос, что предполагается изменять, а не продолжать в изменившихся условиях, в сущности не было — если не считать очевидного решения о прекращении накопления средств в ФНБ по «бюджетному правилу».

При этом у правительства явно есть некоторая фора — сверхдоходы 2020–2021 годов в виде остатков на счетах бюджета и бюджетного профицита. Президент на совещании с правительством оценил профицит федерального бюджета в первом квартале 2022 года в 1,1 трлн руб., региональных — в 0,9 трлн руб., в реальности на «покупку» разнообразных отсрочек от первых эффектов экономического кризиса у Белого дома есть как минимум сверхплановые 3–4 трлн руб. возможных допрасходов. Это существенно меньше потенциального падения ВВП (консенсус оценок по 2022 года пока — 10% снижения или немного больше), но тактика «оставить почти все как есть» на 2022 год этими суммами вполне оплачивается.

Однако, в отличие от тактики, стратегия вряд ли может быть продолжением: главное в выступлении Эльвиры Набиуллиной в Госдуме (эти тезисы накануне анонсировались на конференции ВШЭ первым зампредом ЦБ Ксенией Юдаевой) — признание необходимости особых условий для необходимой структурной трансформации экономики в условиях санкций.

Глава ЦБ, со своей стороны, сообщила, что ЦБ будет искать возможности для более быстрого снижения ключевой ставки (сейчас — 17% годовых), при этом снижения инфляции «любой ценой» к таргету Банка России в 4% годовых регулятор добиваться не намерен. И перестройка логистических цепочек, и освоение новых экспортных и внутрирыночных ниш займут некоторое время, и в это время повышенные уровни инфляции нормальны и допустимы. Сейчас ЦБ ждет возвращения к цели по инфляции лишь в 2024 году. В свою очередь, в выступлении перед правительством президент также дал понять, что в некоторой степени проинфляционные шаги, которые не дадут «избыточного сжатия спроса», предполагается предпринимать: и в виде мер по стимулированию кредита, и в бюджетной политике.

В частности, впервые официально заявлено о предстоящем росте бюджетных расходов в виде индексации пенсий, пособий и бюджетных зарплат. Есть некоторая «дискуссия» между ЦБ и Минфином о том, как будет выглядеть бюджетная политика 2022–2023 годов, но в любом случае она будет скорее стимулирующей «структурную перестройку» экономики, чем решающей другие, долгосрочные в оппозиции среднесрочным и краткосрочным, задачи.

Вопрос о том, каким будет пакет стимулирования со стороны Белого дома, пока ответа не имеет. Вероятно, к лету 2022 года речь может идти о фронтальном налоговом стимулировании экономической активности (поскольку концепция резервных фондов, видимо, оставлена до лучших времен), секторальной поддержке не только в IT и электронике. Общий курс на максимальную либерализацию президентом поддержан, поскольку он объявлен главной подействовавшей мерой марта—апреля по преодолению первичных последствий санкционного шока: «Мы поступили правильно, когда не стали прибегать к ручному, искусственному регулированию рынка, а вместо этого, напротив, предоставили свободу частному бизнесу для поиска наиболее подходящих, эффективных решений». Тем не менее отраслевая специализация будущей подсанкционной экономики РФ и ее изменившееся место (и реальное, и целевое) в мировой системе разделения труда во многом будут зависеть от приоритетов стимулирования правительства. Часть этих приоритетов очевидна — наиболее критичные области импортозамещения, часть — под вопросом: если очевидно, что спрос на мировом рынке удобрений для РФ останется драйвером развития отрасли, то для металлургии, химии, агроэкспорта, леспрома, строительства и инфраструктуры все неочевидно и в деталях, и в общем балансе.

В любом случае переход ЦБ к тезисам о поддержке спроса на кредиты, а правительства — к поддержанию спроса через бюджетные социальные расходы говорит о том, что фронтальные меры, в отличие от секторальных, будут по крайней мере пока предпочитаться.

Из этого следует довольно неприятное предположение: по всей видимости, уже в марте—апреле 2022 года параметры снижения внутреннего спроса и кредитной активности таковы (цифр пока нет, кроме отрывочных — в частности, о снижении кредита физлицам на 30–35% в марте), что инфляционные риски отступают на второй план.

При этом предполагается, что в ближайшие 2–2,5 года «особое» состояние экономики не будет принципиально отличаться от нынешнего в основных параметрах. Так, Эльвира Набиуллина подтвердила в выступлении идею сохранения (при возможном ослаблении) валютного контроля и плавающего курса рубля, подчеркнув, что золотая и юаневая часть международных резервов непригодна для управления валютным режимом (это, в частности, ставит крест на всех версиях будущего «золотого рубля»). При этом, как можно было понять главу Банка России, принципиального изменения отношений к активам нерезидентов не будет. Отметим при этом, что, помимо прочего, остаются два нерешенных крупных вопроса в макрокартине, без которых новая экономическая идеология расширенного правительства не слишком прозрачна. Первый — организация внешней торговли с «санкционными» странами в среднесрочной перспективе. От нее зависит роль банковской системы в будущей экономике, и определится ответ на этот вопрос в том числе не в ЦБ и Минфине, а в правительствах «санкционирующих» Россию стран. Второй — источник инвестиций в «структурную перестройку» экономики в 2023–2024 годах: им может быть бюджет, часть доходов от экспорта, внутренние сбережения в разных пропорциях, госдолг, инвестиции «дружественных» стран. Последнее также зависит от политики в отношении «замороженных» активов нерезидентов.