Наш разговор состоялся в последний день Игр-2018 после пресс-конференции Томаса Баха. Представить меня Зеппельту я попросил знакомого коллегу из Германии. Разговор на немецком без моего участия шел несколько минут: Хайо явно не пылал желанием общаться с российским журналистом. Видимо, опасался провокаций.
– У вас пять минут, – все-таки дал добро Зеппельт.
Общались мы в три раза дольше, при этом собеседник ответил на все мои вопросы, кроме одного. По ощущениям был вполне откровенен и в ненависти к нашей стране не замечен.
«МЫ НЕ ВОЮЕМ СО СТРАНОЙ, ВОЮЕМ С ДОПИНГОМ»
– Томас Бах заявил, что восстановление членства ОКР в МОК произойдет автоматически (это действительно случилось 28 февраля. – Прим. ред.) при условии отсутствия положительных проб. Что скажете?
– На мой взгляд, этого недостаточно. Должны быть дополнительные условия. Например, в России должны прекратить мстить информаторам, запугивать их. Проблема с отношением к допингу в вашей стране до сих пор существует. У спортсменов, у тренеров. Да и в головах простых людей укоренилось неправильное отношение к допингерам, их не воспринимают как людей, нарушивших закон. Понятно, что сразу это не поменяешь, ведь такое отношение складывалось на протяжении десятилетий. В моей стране было что-то похожее – 30–40 лет назад. Когда допинговая система в Восточной Германии была разрушена, стало понятно, что в некоторых видах спорта уничтожена и сама система подготовки, которая базировалась на приеме допинга.
В России сейчас похожая ситуация. Люди не отдают себе отчет в том, что лучший способ приблизиться к разрешению проблемы – для начала хотя бы признать ее существование. Лично я вижу отрицание ее наличия. Пропаганда в России особенно со стороны государственных СМИ пытается отвлечь внимание, увести в сторону от имеющихся фактов. Хотя недавние слова Шамиля Тарпищева, который отметил конструктивную позицию МОК, говорят о том, что ситуация, возможно, меняется к лучшему.
– Из четырех допинговых случаев на корейской Олимпиаде два – российских. При этом вряд ли можно сказать, что они являются частью некой системы. Или вы так не думаете?
– Мы не знаем, система это или нет. Возможно, они не имеют отношения к государственной системе поддержки допинга, которая была в Сочи в 2014-м. Те Олимпийские игры были полностью испорчены страной-хозяйкой – Россией. Возможно, спортсмены просто делали то, к чему привыкли. Не знаю, так это или нет, но, по крайней мере, это похоже на разумное объяснение. Хотя, судя по реакции людей в России, они сами не могут понять, как такое могло произойти вновь. Быть может, сейчас они поймут, что жаловаться на то, что вокруг недоброжелатели, и обвинять во всем информаторов, таких как Родченков или Степановы, – это неверный путь к решению проблемы.
В вашей стране ситуацию представляют как войну между западными СМИ и Россией. Как представитель немецкого телевидения хочу сказать, что мы не сконцентрированы только на России. В поле нашего зрения многие страны (действительно, в последнее время Зеппельт занимается изучением употребления норвежцами средств от астмы. – Прим. ред.). Мне кажется хорошей идеей, если журналисты в России плотно займутся изучением проблем с допингом в вашей стране.
– Не могу сказать, что мы этим не занимаемся.
– Да, но я знаю, что это сложно в вашей стране. Взять хотя бы недавний скандал на соревнованиях по легкой атлетике в Иркутске, когда несколько десятков спортсменов снялись с турнира, узнав о допинг-контроле. Этот случай показывает, во-первых, что то, о чем мы говорили – старом менталитете, – действительно имеет место, во вторых, показывает, что сейчас в России нет эффективной системы борьбы с допингом. РУСАДА не аккредитовано в ВАДА, поэтому не может нормально заниматься допинг-контролем. Тестируются только спортсмены топ-уровня, о том, что происходит на более низких уровнях, мы можем только догадываться. Такие случаи, как в Иркутске, оптимизма не добавляют. Знаю, что в вашей стране меня представляют чуть ли не врагом России. Заявляю со всей ответственностью: никогда не выступал против России и никогда не буду этого делать. Для меня Россия – это просто яркий пример существования допинговой проблемы.
«РОССИЯ ОСТАЕТСЯ ОБЪЕКТОМ РАССЛЕДОВАНИЙ»
– Вы полностью верите Родченкову?
– Да. И я знаю, что в России, вместо того чтобы прислушаться к Родченкову, его обвиняют во всех смертных грехах.
– Допускаю, что в его словах много правды. Но при этом очевидно, что он ведет свою игру, стремится привлечь к себе внимание. Ведет себя экстравагантно: сделав пластическую операцию, вместо того чтобы прятать лицо – дает телеинтервью, а в следующий раз решает разговаривать с журналистами с балаклавой на голове.
– Мне сложно комментировать, что и в каком виде Родченков сообщал другим журналистам. Если говорить о нашем общении, то могу сказать, что верю каждому его слову. Я знаю его уже много лет, и всегда он был для меня надежным источником информации. Ни разу не было случая, чтобы информация, которую он мне сообщал, была некорректной. Я точно знаю, что российское руководство использовало его знания и умения, чтобы создать и скрыть допинговую систему. А теперь его одного хотят сделать крайним в допинговом беспределе в России.
– Кто еще виноват?
– Мутко. В нем главная проблема.
– Допустим. А что вы думаете о коллективной ответственности? Почему невиновные должны страдать за нарушения, совершенные другими людьми? Почему наказаны Устюгов, Шипулин, Ан и другие?
– Мне сложно что-то сказать конкретное, поскольку лично я не расследовал дело, к примеру Виктора Ана. Но известно, что доклад Макларена был далеко не единственным критерием допуска на Игры-2018. Есть, например, база данных московской антидопинговой лаборатории за 2012–2015 годы. Россия до сих пор остается объектом антидопинговых расследований. Думаю, в ближайшем будущем такое положение вещей сохранится: международные федерации продолжат получать информацию от департамента расследований ВАДА.
«МОК ПРОЯВИЛ НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ»
– Вы упомянули базу данных московской антидопинговой лаборатории. По моим данным, именно она сыграла роковую роль в том, что Россия поехала на Игры в Пхенчхан без флага и гимна. До того, как она была передана в МОК, члены исполкома склонялись в пользу полноценного участия страны в Олимпиаде. У вас есть информация по этому вопросу?
– Есть, но, если можно, я не буду отвечать на этот вопрос.
– Хорошо. Тогда скажите, что вы думаете о решениях МОК в отношении России в последнее время?
– Откровенно говоря, они могли и должны были сделать намного больше и намного раньше. Наличие допинговой системы в России было раскрыто в 2016-м, и я не понимаю, почему быстрые и решительные шаги не были предприняты тогда. Не понимаю, почему были потеряны полтора года, почему МОК мирился с наличием этой системы. На мой взгляд, это было проявление непрофессионализма.
– Очевидно, что олимпийское движение переживает кризис. Насколько, по-вашему, он глубок?
– Несомненно, он глубок. При этом не могу сказать, что ситуация как-то сильно ухудшилась по сравнению с тем, что было, допустим, 20–30 лет назад. Наоборот, считаю, что она стала более понятной. В 1970–80-х в Восточной Германии, в Советском Союзе существовала система государственной поддержки допинга. Вообще, в странах Восточного блока, в Соединенных Штатах и еще кое-где на Западе допинг применялся широко. Эта проблема всех беспокоила, но при этом ничего не делалось. Не было желания вывести допингеров на чистую воду, не было расследовательской журналистики. Сейчас же ситуация радикально изменилась, и МОК попал в неудобное положение. Он вынужден делать то, чего ранее не делал, а именно: он должен как-то реагировать.
0
11.90
