ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Ноя. 18, 2019

Звезды по-прежнему льют нежный свет поднебесья,

Новые песни поют — и не кончается песня,

Воздух пьянит, как вино, музыке сердца внимаю.

Город мой, милое Дно, вновь я тебя обнимаю.

Миром не забытое, всюду налицо

Наше самобытное псковское словцо.

Слышится на реченьке, ходит в дальний бор

Милое наречие, добрый разговор.

«Товарищи! Где собачонка?»

Даже в отечественной литературной классике Дно запечатлено не с лучшей стороны:

Но хотя Самуил Маршак и бросил тень на репутацию дновских железнодорожников — не уследили, мол, они за собачонкой и пошли на подлог, подсунув ее хозяйке местного взъерошенного пса, нынешний начальник станции зла на поэта не держит. Александр Щапов наизусть цитирует его стихи и даже мечтает установить памятник сбежавшей собачке: «Это была бы одна из точек притяжения станции — помимо нашей надписи». Очень многие пассажиры — некоторые поезда стоят здесь по 10–30 минут — действительно выходят на перрон и делают селфи на фоне трех букв «Дно». Иногда очереди образуются — до того название всех веселит.

Меж тем «железка» — главная гордость всех дновцев. На вопрос: «А какие у вас тут достопримечательности?» все первым делом отвечают: «Вокзал!» К величественному зданию с арочными окнами, лепниной и шпилем жмется с двух сторон город. Вокзал и перекрещенные железнодорожные пути даже изображены на местном гербе — ведь именно благодаря им Дно, наверное, до сих пор и существует. Как построили в 1897 году паровозное депо, так с тех пор все здесь и трудятся, больше особо негде. Сейчас «на железке» более трех тысяч работников — чуть ли не все работоспособное население.

«Узловая станция — наш милый уголок / Четыре направления связала в узелок»,— читает нам свои стихи 80-летняя Нина Алексеева, бывшая железнодорожница, а ныне тоже поэт. Нина Николаевна несколько раз подчеркивает, что Дно — город железнодорожников: «Мой муж был машинистом, внуки — один путеец, второй — тоже машинист, золовки — проводницы. Все тут от дороги живут».

«Мы отправляем поезда на четыре направления. Мы стратегически важный железнодорожный узел Октябрьской железной дороги»,— не без гордости отмечает начальник станции.

«У нас нет ни праздников, ни выходных — железная дорога работает круглосуточно»,— берет слово Татьяна Шепелева, дежурная по станции. Ни начальник, ни дежурная с «матерным» рейтингом не согласны — вранье это всё, их сотрудники, по крайней мере, все вежливые. Только машинист Сергей Охотин признает, что «без этого самого не пойдешь, не поедешь», но уверяет, что этого самого в депо и в городе не больше, чем где-либо еще. Так что врут составители рейтинга, как пить дать — врут.

«А пыточная у вас где?»

«Для кого-то Дно — Европа, / Для меня там просто ж…»,— ославил родной город и бард Борис Яковлев. Когда-то безработный музыкант-оппозиционер жил в одном доме с тогдашним главой администрации. Лично главе он ничего не высказывал, но в соцсетях крыл на чем свет стоит и власть, и поддерживающих ее граждан. Борис был уверен, что земляки понимают его матерное творчество: «В Дно все так разговаривают». Но некоторые знакомые почему-то перестали с ним здороваться, даже приятели из Питера выразили несогласие с его гражданской позицией. «Они мне позвонили летом 2014-го и говорят: "Давай-ка заканчивай там свои антироссийские посты, а то приедем в твое Дно и набьем тебе …»,— жаловался Борис.

Местное управление ФСБ тоже обратило внимание на посты и песни Яковлева, усмотрев в них «психологические и лингвистические средства, направленные на побуждение неопределенного круга лиц к осуществлению экстремистских действий, направленных на насильственное изменение существующего государственного строя или на захват власти». Но на следственную группу дновец зла не держит, называет их «неопытными негодяями». Вспоминает, как следователь достал кошелек и выдал ему личные деньги на билет в Псков — у барда, живущего на мамину пенсию, не было средств, чтобы доехать на допрос. В Пскове, в здании ФСБ, Борис первым делом поинтересовался: «А пыточная у вас где?», ему ответили: «Погоди, в пыточную потом, пока пей кофе».

Выпив кофе, Яковлев решил не дожидаться развития событий. Испугавшись, что все эти разговоры могут закончиться реальным тюремным сроком, он позвонил лидеру регионального отделения партии «Яблоко» Льву Шлосбергу. Тот связал его с оппозиционными СМИ и обещал помочь с правозащитником. Так о городе Дно снова начали писать, и снова — ну что ты будешь делать! — не очень хорошее. Зато ставшему известным Яковлеву добрые люди скинулись на ноутбук, собрали материальную помощь и помогли добраться до Финляндии, где он и попросил политического убежища.

В лагере для беженцев Борису сразу понравилось: «Условия, как в пансионате. И обеды с русскими, конечно, не сравнить. Три раза в день и до отвала, даже фрукты в меню». Он еще более активно стал раздавать интервью о своем городе, чье название считает метафорическим: «Одна женщина дозвонилась на прямую линию с Путиным. Оператор спрашивает: "Откуда вы? — Я из города Дно.— Такого города не существует".— И повесила трубку. Видимо, почувствовала подвох».

Для принятия положительного решения по делу Яковлева финнам хватило материалов допроса, статей в СМИ и письма от Льва Шлосберга. Финские законы гарантируют человеку со статусом беженца жилье, пособие и страховку, так что теперь Борис живет в Хельсинки, вдоволь ест бананы и в соцсетях восхваляет новую Родину: «Никогда никто свободу / Не подарит вам за так, / Счастье финского народа / Завоевано в боях». Не забывает политический изгнанник и отечественных «ватных баранов» регулярно осыпать матюками, но иногда сбивается на лиричную ностальгию:

«О чем с вами говорить!»

Искусство города Дно представляет местная мастерица Елена Спиридонова, которая делает украшения: серьги, броши, подвески. Елена живет с мамой Ириной и дочерью Василисой. Еще и 83-летняя бабушка в гости приходит. «Когда Василиса стала подрастать, то мы решили исключить мат из повседневных разговоров,— признается Елена.— Если кто-то из нас ругается, то попадает под штрафные санкции. За одно матерное слово — 10 рублей в свинью-копилку». Женщины долго спорили, что считать нецензурным: например, является ли таковым слово «девочка-собачка». Потом вспомнили «Любовь и голуби», где героиня кричит «Ах ты, сучка крашеная!», и решили, что слово это вполне культурное. Выражения «блин», «едить-кудрить», «епрст» тоже разрешены.

И все же за пару месяцев женщины насобирали Василисе на хорошие очки. «Мы с бабушкой быстро поняли, что пенсии наши тают, поэтому с тех пор — ни-ни...» — смеется Ирина. Так что теперь копилка пополняется редко. Правда, недавно заходил родственник-железнодорожник, и с него как с обеспеченного решили брать по 20 рублей. Посидел родственник немного, пообщался, соточку выложил и ушел: «Да ну, не о чем с вами говорить!»

Впрочем, женщины считают, что в Сети их земляков зря оклеветали — многие пользователи Рунета, из разных регионов, ради прикола в графе «место жительства» пишут «Дно», а эти шутники — самые хулиганистые, вот из-за них и получился такой странный рейтинг. Хотя, справедливости ради, официально зарегистрированные дновцы тоже часто зависают в интернете. «А нашей молодежи себя больше некуда деть,— уверена Елена.— Даже в соседних городках есть какие-то развлечения, а у нас — что? Только кино иногда и танцы в клубе». Но и с танцами не все так просто. Представитель местного ДК Татьяна Иванова объясняет, что несовершеннолетних до 18 лет пускать на вечерние танцы не положено: как-то сотрудники правопорядка обнаружили на дискотеке в Дно двух 17-летних девушек и на Татьяну Васильевну дело завели, присудили ей штраф 30 тысяч рублей. «А у меня зарплата пять!» — возмущается работник культуры. Причем Татьяна Васильевна не полицейский, паспорта проверять у юных посетителей не имеет права — за это тоже штраф положен. И как быть? Хорошо, что, пока шли разбирательства, вышел срок давности ее преступления, штраф платить не пришлось. Но ведь несправедливо! «До 18 лет в провинции — самое время на танцы ходить! — горячится Татьяна Васильевна. — После 18 наши дети уезжают учиться — и с концами. На дновские танцы ногой дрыгать уже не придут».

«Ни дна, ни покрышки»

Главная проблема Дно, если не считать медицину, плохие дороги и неприятные упоминания в прессе, в том, что молодежь уезжает в большие города. «Возвращаются только когда на пенсию выходят»,— вздыхает сапожник Гроздев. А вот у краеведа Сергея Егорова на этот счет свое мнение: «Кто хочет — тот и дома работу найдет неплохую. Просто нынче лентяев много!» Сам Сергей Викторович с работы как приходит — сразу на огород: «Картошкой мы с женой сами себя обеспечиваем, морковкой, помидорами, огурцами … У всех в Дно есть свое хозяйство. Ничего особенного. Мы тут живем, как живут во всех малых городах России».

Сейчас, когда полевые работы закончены, краевед тоже пропадает в интернете — он много лет участвует в аукционах по всему миру, скупает на виртуальных барахолках всё, что связано с Дно. Одних фотографий собрал уже больше тысячи: вот дореволюционное здание вокзала, вот немецкие солдаты во время оккупации позируют возле таблички «Dno», вот газетная карикатура о взятии города нашими войсками и изгнании врага: «Ни дна, ни покрышки!». Почти весь дополнительный заработок, добываемый репетиторством, Сергей Викторович тратит на собирание архива: «Плачу за одну фотографию обычно один-два евро, но бывает, что и несколько десятков евро приходится выкладывать. Если б жена узнала — убила бы меня!»

Вопроса «Не жалко?» Сергей Викторович не понимает: «Это же про нас!» И как-то сразу становится ясно, почему так болезненно дновцы относятся к каждому насмешливому слову, сказанному про их малую Родину. Это же про них: про Сергея Викторовича, который на пожелтевшие снимки потратил по местным меркам целое состояние, про Татьяну Васильевну, которая, чтобы, не зависеть от пятитысячной зарплаты, разводит уток и пьет валерьянку, когда приходит время их забивать, про большой и красивый хор дновских ветеранов в красных платьях в пол, про железнодорожников, которые на современных красивых поездах увозят отсюда своих детей и потом всю жизнь ждут их возвращения, про весь этот маленький, «такой, как все», город России — Дно.