— Да, мы все очень ждали выхода фильма и, конечно, волновались, как его примут. Для каждого из нас это особенная работа, возможность сыграть что-то неоднозначное, откровенное, шокирующее. Тут сошлось все: и потрясающий сценарий Анны Козловой, и режиссура молодого, талантливого Алексея Смирнова, который всех нас наполнил своей энергией. Накануне премьеры мы разговаривали с Марией Мироновой и Ириной Розановой, делились мыслями, как зритель отреагирует на такую жесткость и прямоту, которая в фильме показана. Мы все понимали, что это может вызвать и отторжение. Правду всегда тяжело принимать, но в итоге наших героев становится ужасно жалко, каждого по-своему.
— Моя героиня — очень израненное существо. Невозможно предугадать ее поступки и поведение. Она то монстр, который рушит все на своем пути, то маленькая беззащитная девочка, которую обидели. Но постепенно, с развитием сюжета начинаешь понимать причины ее неадекватного поведения. У Анютика, как ее называют окружающие, было непростое детство, сложные взаимоотношения с мамой и сестрой.
— Марию Миронову, которая играет мою сестру, я первый раз встретила на пробах в этот проект, и надо сказать, сильно волновалась. Она ведь одна из моих любимейших актрис, я была на многих ее спектаклях и пересмотрела кучу фильмов с ней. Мария была сначала немножко закрыта, а потом я чувствовала, как она открывается, начинает всем нам доверять. Мы очень быстро нашли общий язык, в какой-то момент уже шутя стали называть друг друга сестрами, а уже после съемок встречались и пили кофе. А с Ириной Розановой мы знакомы давно, и я всегда мечтала с ней поработать. «Садовое кольцо» нас очень сблизило. Мы много репетировали, учили текст вместе, созваниваясь вечерами. Были сцены, где мы бьем друг друга, ругаемся, страшно скандалим. Ведь между близкими людьми, бывает, происходят и такие разборки.
— Евгения, вы ведь выросли в совершенно другой семье…
— Да, меня обожали, я была центром вселенной и для мамы, и для папы, и для бабушки с дедушкой. И я думала, что у всех так. Но в 18 лет я поступила в театральный институт, у меня стали появляться новые друзья. И они рассказывали про свои семьи, про отношения с родителями… Одно время мне даже казалось, что меня обманывают, такого не бывает. Потом, когда я уже вышла замуж за Валеру (Тодоровского. — Прим. ред.), он сказал: «Поверь мне, твоя мама — это исключение. Она включена в тебя, посвятила тебе свою жизнь, а теперь посвящает ее нашей дочери Зое. Но это большая редкость. У тебя всегда была помощь, тебя никто не отвергал, никто не ставил под сомнение, что ты должна была родиться. Но так — не у всех». И действительно, бывает, что родители при ребенке обсуждают, что, может быть, не надо было его рожать, — и дальше непонятно, как ребенку с этим жить? А потом люди долгие годы ходят к психологам. И то — если поймут, что у них есть проблема, которая мешает стать счастливыми, но ее можно решить. А часто ведь люди этого не понимают, так и мучаются всю жизнь...
— Вам самой доводилось обращаться к психологу?
— Да, когда после смерти папы я стала слишком бояться за маму и сестру. Тогда я уже снималась, зарабатывала деньги. Помню, отправила их отдыхать на море и звонила туда по 56 раз в день, волновалась: как они доехали, как они дошли… Все контролировала, вплоть до того, куда им положить полотенца. Просто я, сама того не осознавая, взяла на себя папину роль, хотя этого нельзя было делать. Даже моя бабушка, которой сейчас уже 95 лет, всегда говорила: «Ты не можешь так паниковать по любому поводу, тебя надолго не хватит». А потом друзья семьи посоветовали мне обратиться к психологу, и это действительно помогло.
Люди недооценивают работу психолога. Многие думают, что все проблемы можно обсудить в семье или с подругами на кухне, но это далеко не так. Еще в какой-то момент я стала бояться летать на самолетах, и справиться с аэрофобией мне тоже помогал психолог. Кстати, оказалось, что в свое время она же работала и с Машей Мироновой. Как тесен мир! В общем, когда кто-нибудь делится со мной своими проблемами и трагедиями, я никогда не говорю: «Пройдет само, время лечит». Это неправда. Психологи действительно нужны. Я и сама в итоге прошла курсы психологии, чтобы понимать не только себя, но и других.
— Часто психологи помогают контролировать свои чувства. Уверена, вы не поддаетесь панике...
— Это не так! Бывают ситуации, в которых я не могу себя контролировать. Однажды мы с Валерой попали в ужасную историю. Это случилось в Барселоне, когда он привез меня на мой первый в жизни футбольный матч. Да еще какой: «Челси» — «Барселона»! Игра была потрясающая, и, возвращаясь в гостиницу, мы возбужденно продолжали ее обсуждать. Мы пришли в отель, легли спать... А потом я проснулась уже от стука в дверь. Дальше все происходило как в триллере с замедленной съемкой. Я распахнула дверь — оттуда в комнату повалил плотный дым, и я увидела людей, бегущих по коридору с выпученными глазами... Нам кто-то крикнул, что в отеле пожар и нужно срочно покинуть помещение. После этих слов меня охватила паника: я начала кричать, метаться по комнате, параллельно пытаясь надеть брюки, но засовывала обе ноги в одну штанину... Это был кромешный ужас. Я не могла сориентироваться, что делать, куда бежать.
В голове билась одна мысль: «Что будет с нами?! Мы погибнем!» Валера быстро взял все в свои руки: собрал наши документы и вывел меня в задымленный коридор. До сих пор не могу понять, как это могло случиться в хорошем отеле в центре Барселоны, почему не сработала пожарная система и персонал о нас забыл? Ведь мы покидали номер одними из последних. Я плохо осознавала происходящее, не помнила, как мы зашли в лифт. Даже маленькие дети знают, что этого нельзя делать при пожаре, нужно использовать лестницу. Но мы об этом забыли. И вот двери лифта медленно закрылись, и в эту секунду мы с Валерой поняли, что можем отсюда никогда не выйти. Я увидела, как густой, молочный дым стал просачиваться во все щели кабины.
Валера старался держаться уверенно, успокаивал меня: «Не переживай! У нас только четвертый этаж, сейчас быстро доедем, и все, двери откроются». Но секунды длились вечно, в горле уже начинало щипать от гари и дыма. В этот момент лифт вдруг остановился. Все кончено, подумала я, он выключился, как это бывает при пожарах... Я держала Валеру за руку и мысленно уже со всеми прощалась. И тут лифт поехал. Когда на первом этаже открылись двери, я увидела кучу людей — многие были в нижнем белье, босиком, кашляли черной смолой... Я чувствовала себя выжившей после катастрофы. И поняла: в жизни может произойти все что угодно.
— А как вы считаете, можно ли, если разобраться в себе, изменить судьбу? Или существует некое предопределение? Вот ваша встреча с мужем — разве это не судьба?
— Очень сложный вопрос. Я не могу однозначно сказать, что все заранее предрешено и я в это абсолютно верю. Но, с другой стороны, если бы я не пошла в актерскую профессию, вряд ли встретила бы Валеру. Это как эффект бабочки: ты совершаешь поступки, принимаешь решения, никогда не зная в точности, куда это все приведет. У нас с Валерой был шанс познакомиться, когда я училась на первом курсе. Ведь к нам в институт приходила кастинг-директор, которая присматривала девочек для фильма «Страна глухих» Валерия Тодоровского. Она меня записала на видео и сказала: «Это просто для нашего архива, на будущее, сейчас вы еще слишком молодая». Понятно же: хорошо, что я тогда с Валерой не встретилась, я действительно была слишком молодой, это произошло бы не вовремя, и мы не были бы сейчас вместе. И вот это, пожалуй, судьба.
Наверное, в моей жизни все могло сложиться и как-то по-другому. Хотя сейчас я не представляю себе, что у меня мог быть какой-то другой муж. Очень сложно найти человека, в которого ты влюбляешься навсегда и он тебе всегда интересен: и как любовник, и как мужчина, и как друг, и как личность. И с ним ты будешь расти и развиваться. Часто люди, вдруг встретив друг друга и бегом поженившись, потом понимают, что это все не то, и разводятся. Невозможно, к сожалению, существовать вместе только ради детей. У меня был перед глазами пример мамы и папы, всю жизнь проживших в любви и согласии, поэтому для меня это норма. Но, оглядываясь вокруг, я понимаю, что это совсем не норма, это очень ценный, невероятный дар. Что шансов было не так много и мне очень повезло.
— Вы ведь с Валерием на каких-то съемках познакомились?
— Нет, на пробах. Режиссер Александр Велединский, у которого я потом снималась в фильме «Географ глобус пропил», собирался снимать сериал «Закон». Это были мои первые серьезные пробы на большую роль, я еще училась в институте. Конечно, я очень волновалась, потом долго ждала ответа со студии, и вскоре мне позвонила кастинг-директор и попросила приехать на «Мосфильм» встретиться с продюсером. Я пришла в кабинет Валерия Тодоровского на «Мосфильме», и он вместе с режиссером вежливо и доброжелательно объяснил мне, что хоть пробы я сделала очень хорошие, но на роль по возрасту не подхожу. Валера хотел сказать это сам, потому что понимал, что такое первые пробы для начинающей актрисы и как важно не травмировать, а, наоборот, взбодрить и похвалить. Актеры ведь очень хрупкие и ранимые, и я так восхищаюсь Валерой, как он всегда нас, актеров, чувствует, умеет правильно настроить, вовремя похвалить, подсказать. Может, поэтому у него артисты и играют лучшие свои роли.
— Вы взяли себе псевдоним — Брик. Насколько меняется жизнь со сменой фамилии?
— Я задумалась о смене фамилии во время съемок в фильме «Стиляги» и сказала об этом Валере. Он меня поддержал: «Отлично. Если тебе с этим комфортно, если ты себя по-новому почувствуешь, делай, как ты считаешь нужным». Но я не могу сказать, что что-то глобально изменилось в моей жизни. Разве что, может, какой-то ген моей прабабушки Софьи Брик во мне проявился. Это ведь ее фамилию я выбрала для псевдонима из огромного количества красивых фамилий в нашей семье. Софья Брик была сложной женщиной с непростой судьбой, с тяжелым характером, но зато очень сильная и решительная, чего мне часто не хватает. Для меня сейчас мои имя и фамилия очень органичны, и теперь мне даже странно, что когда-то меня звали иначе. Хотя я люблю и прежнюю свою фамилию — Хиривская. Она польская, она у меня от мамы.
— А папина какая?
— Крейн. Вот Лера, сестра моя, — Валерия Крейн. Но я никогда эту фамилию не носила: когда я родилась, папа сказал, что из соображений безопасности лучше дать мне мамину. Ведь мой дед, в честь которого меня назвали, — Евгений Крейн — был когда-то очень известным журналистом, но потом подвергся преследованиям. Так что у меня, получается, теперь дедушкино имя и прабабушкина фамилия.
— Вы могли взять фамилию мужа…
— Могла, но не хотела. Я считаю, что Тодоровский — это Тодоровский, это его династия. Есть Мира Григорьевна Тодоровская, зачем же еще я буду? Нет, у меня даже не было такой мысли.
— Зато Тодоровская — ваша дочь. Она по-прежнему в Америке?
— Да, но скоро закончатся наши с Валерой съемки в Москве, и мы полетим за ней в Лос-Анджелес. Хотим, чтобы часть лета Зоя провела в России. Она мне уже все свои планы перечислила, куда она поедет: к бабушке Мире, к бабушке Маше, к подружкам…
— А мальчики ее еще не интересуют, только подружки?
— Дочке восемь лет, и она дружит с мальчиками, как и я в ее возрасте. Зою даже забавляют девочки, которые, общаясь с мальчиками, краснеют, бледнеют, заикаются или выпендриваются. Иногда она о ком-то заговорит, и я ее начинаю подкалывать: «Зоечка, да он просто в тебя влюблен». А она: «Да нет, мам, мы с ним просто друзья, мы нормально общаемся». Я вспоминаю себя, моими лучшими друзьями были одни мальчики. Самый первый друг, Алеша, появился еще до школы, с ним мы были неразлейвода. А вторым был школьный друг Кирилл, все мое отрочество связано с ним. То мы вместе смотрели фильмы ужасов, то покупали хомячков и прятали их от родителей. Но потом, классе в седьмом, мне начали нравиться мальчики из старших классов. Красавец из десятого класса, Степа, выходил со мной на одной остановке из троллейбуса. Помню, как я свою подругу заставила выяснить, как его фамилия, мы как-то разыскали его телефон, звонили, слушали его голос, как он «алло» сто раз говорит… Кошмар! В итоге и из этого не вышло никакого романа, мы с ним тоже очень подружились, гуляли вместе с собаками. И по сей день дружим.
— То есть ваша дочь на вас по характеру похожа? Или все же на Валерия?
— В чем-то на меня, в чем-то на Валеру, но у нее есть и свой стержень. Тут ведь еще дело в том, что она живет на две страны и у нее от этого свое какое-то видение. Жизнь-то по ту сторону океана другая. Например, в Америке люди вообще друг на друга не кричат и мамы замечания детям не делают. Мы же как привыкли в России? «Сядь ровно, ложку держи…» А там это не принято. Ребенок самый лучший и все делает гениально. Меня это поражает... Иногда даже не понятно, ну как можно себя так вести, ну когда этого мальчика уже угомонят? Но никто не собирается его одергивать. И вот я тоже стараюсь в себе воспитать терпимость.
— Вашу дочь уже, наверное, и не одернешь лишний раз. Она уже тоже звезда. Недавно снялась во втором сезоне американского сериала «Оа»…
— Наконец-то мы с Валерой побывали у нее на съемочной площадке. Это было в Сан-Франциско, в потрясающей красоты месте, там знаменитые леса, деревьям по две тысячи лет. Так что у нас вышло хорошее путешествие. Но самое интересное, конечно, побыть родителями, которые вдруг оказались по ту сторону камеры. То есть это в Москве Валера — кинорежиссер, я — актриса, а тут мы просто стояли и смотрели со стороны, как режиссер дает задание нашей дочери и как она играет.
— Как ее одноклассники реагируют на то, что Зоя уже снимается в достаточно известном сериале?
— Больше реагируют учителя, сериал ведь взрослый, одноклассники, я думаю, его просто не смотрели. А вот учителя в большом восторге! Хотя Зоя не любит, когда с ней про ее роль заговаривают, чуть что: «Ой, не надо про это!» Я удивляюсь: «Зоя, ну это же твоя работа, которую ты сделала, тут нечего скрывать или стесняться». Но хорошо, что к ней нет никакого особенного внимания. Она обычный ребенок, ученица. Ее больше волнует, как она сдаст экзамен по музыке и как станцует на концерте.
— Ее гонорар за съемки все еще лежит на счету, ждет своего часа?
— Да. Думаю, что на него она в 16 лет машину купит и поедет, как это в Америке бывает.
— Евгения, на вашей странице в соцсети появилось фото, на котором вы с животом. Многие подумали, что вы в ожидании второго ребенка.
— Это я просто сейчас снимаюсь в сериале «Дети» и играю беременную. Но живот такой, что у меня по-настоящему от него спина болит. Все очень натуралистично, вот люди и подумали, что я в положении, писали мне, поздравляли…
— Вы как-то говорили, что хотите второго ребенка...
— Мало того, мы уже с мужем и имя для него выбрали. Но время еще не пришло, и сейчас я снимаюсь в проекте, от которого просто нельзя было отказываться. Помню, мой партнер по «Детям» Кирилл Сафонов, еще когда мы пробы проходили, сказал: «Женя, главная просьба, не беременей на съемках, ладно? А то мои недавние партнерши — одна только родила, другая беременна. Я не хочу больше, не беременей, пожалуйста». Я говорю: «Почему это?» Он, наверное, имел в виду, что у беременных характер тяжелый, с ними работать трудно. Хотя со мной, мне кажется, никаких сложностей не было, я легко переносила беременность. В общем, все пока осталось по-прежнему, планы остаются планами. Время еще есть, особенно по американским меркам. Там я вообще считаюсь молодухой, и мамы Зоиных одноклассников все гораздо старше меня. С другой стороны, мы хотим, чтобы у детей была разница в возрасте не больше, чем у меня с сестрой: 11 лет. Так что и слишком затягивать с этим не стоит…