Турция ведет на мировой арене удивительную игру. Страна, обладающая довольно ограниченными ресурсами, развела активность чуть ли не на всех направлениях одновременно. Анкара гнет свою линию на Ближнем Востоке, скандалит с Европой и Америкой, но не перегибает при этом палку и, что самое удивительное, поставляя Украине оружие и однозначно высказываясь в поддержку ее территориальной целостности, стремительно укрепляет экономические связи с Россией. Порой кажется, что Турция пытается прыгнуть выше головы и это непременно закончится крахом. Но пока политика Анкары, несмотря на авантюризм, успешна и приносит стране заметные дивиденды.
«Турция всегда ориентировалась на мир, мы посредники и, если нужно, проводники в разрешении споров. Мы – часть решений, а не проблем». Выступая в сентябре на Генассамблее ООН, Эрдоган перечислил почти все болевые точки планеты: Сирия, Ливия, Ирак, Афганистан, ядерная программа Ирана, палестино-израильский конфликт, Балканы, положение уйгуров в Китае и, конечно, Закавказье. При этом турецкий лидер давал понять: Анкару волнует не региональная безопасность, а ситуация во всем мире.
Главным успехом турецкой дипломатии последнего времени Эрдоган назвал Стамбульский меморандум, обеспечивший вывоз украинского зерна по Черному морю. И теперь благодаря турецким усилиям у людей по всему миру укрепилась вера в Организацию Объединенных Наций.
Внешнеполитическая активность Эрдогана последних месяцев впечатляет. До поездки в Нью-Йорк он посещал Сербию, Хорватию, Боснию и Герцеговину. В августе приезжал во Львов на встречу с Владимиром Зеленским. До этого – в Сочи к Владимиру Путину. В июле встречался с российским президентом в Тегеране в рамках саммита «астанинского формата». В сентябре Путин и Эрдоган общались в Самарканде на съезде Шанхайской организации сотрудничества. А в середине октября провели переговоры в Астане на Совещании по взаимодействию и мерам доверия в Азии.
В Праге на саммите Европейского политического сообщества Эрдоган сперва провел в кулуарах первую трехстороннюю неформальную встречу с главами Армении и Азербайджана, а потом и официальные переговоры с Николом Пашиняном.
Впервые пообщался и с лидером греков-киприотов. Во время вечерней пресс-конференции обмолвился, что «в нужное время» готов встретиться и с Башаром Асадом (некогда Эрдоган и Асад дружили семьями, но конфликт в Сирии развел их по разные линии фронта).
Единственный, кому Эрдоган не захотел пожать руку, – это премьер-министр Греции Мицотакис. С Афинами у Анкары отношения всегда были не очень, а в последнее время заметно обострились. Послание Мицотакису Эрдоган передал через прессу: «Пусть это слышит не только Греция. Мы можем «прийти внезапно однажды ночью», независимо от того, какая страна нападет на нас. Они должны знать об этом».
Из крупных международных событий последнего времени президент Турции, похоже, пропустил лишь похороны королевы Великобритании Елизаветы II, куда тоже был приглашен, но график не позволил. Двадцать лет назад, когда Эрдоган впервые стал премьером Турции, о такой востребованности он мог только мечтать. Но амбиций у него и в ту пору было хоть отбавляй.
Ноль соседей без проблем
В 2001 году профессор Ахмет Давутоглу опубликовал ставшую бестселлером книгу «Стратегическая глубина. Международное положение Турции». Речь в ней шла о том, что Анкаре надо строить отношения с мировыми игроками и региональными соседями независимо от США, НАТО или Евросоюза – с прицелом на обеспечение доминирующих позиций в ареале влияния бывшей Османской империи.
Такой взгляд на место Турции в мировой политике разделяли в Партии справедливости и развития (ПСР). В 2002 году ПСР выиграла выборы, а ее лидер Эрдоган стал премьер-министром. Изначально эта сила позиционировала себя как прозападная, но постепенно идеология ПСР стала смещаться в сторону исламизма и неоосманизма. Партия взяла на вооружение красивую формулу Давутоглу – «Ноль проблем с соседями», подразумевавшую нормализацию отношений прежде всего со странами арабского мира.
Какое-то время этот принцип успешно работал. В 2000-х Турция предлагала инициативы по решению палестинской проблемы, иранского ядерного досье, республике удалось на время нормализовать отношения с Сирией. В Цюрихе подписали протоколы об открытии границы с Арменией, но с такими условиями, которые в дальнейшем вынудили Ереван заморозить переговорный процесс. А после вспыхнувших боевых действий между оппозицией и войсками Башара Асада у Турции испортились отношения не только с Сирией, но и с поддерживающим Дамаск Ираном.
«Многие посмеивались над лозунгом «Ноль проблем с соседями», говоря, что в результате получилось «Ноль соседей без проблем». Но иронизировать тут не над чем, это была хорошая попытка вывести Турцию из враждебного окружения, что позволило бы отказаться от состояния внутренней мобилизации – постоянной готовности к отпору – и таким образом перейти к либеральной парадигме внутриполитического развития, расширению демократических норм в жизни страны. Кстати, формально именно в этом контексте рассматривалась и перспектива снижения политического влияния турецкой армии. Анкаре удалось добиться некоторых результатов, но полностью преодолеть инерцию застарелых конфликтов не получилось», – говорит доктор экономических наук Наталья Ульченко, заведующая сектором Турции в Институте востоковедения РАН.
Нулевые стали для Турции периодом либерализации, европеизации, налаживания связей со странами Ближнего и Среднего Востока, Африкой. Это время, когда Турция выступала в роли страны-коммерсанта. Она считала, что многого можно добиться инструментами мягкой силы, вспоминает доцент кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ Павел Шлыков.
Но в 2011-м арабский мир накрыла волна протестов и восстаний, ситуация на границах Турции стала напряженной. После «арабской весны» был недолгий период исламизации внешней политики – развитие связей с «Братьями-мусульманами». Но и это закончилось разочарованием. В 2013-м, когда в Египте свергли президента Мухаммеда Мурси и началось противостояние сторонников исламистов и военных, стало очевидным – страны региона затягивает в трясину долговременного кризиса.
«Турция увидела опасную для себя тенденцию – по периметру ее границ конфликтность росла по экспоненте, и было наивно думать, что республика способна этим хаосом управлять, – отмечает Шлыков. – Происходило все больше и больше терактов. К середине 2010-х – взрывы и нападения в Анкаре, в Стамбуле, в юго-восточных провинциях. В страну хлынули беженцы. И стало понятно, что мягкой силой здесь не обойтись, нужно создавать ситуативные военно-политические альянсы и развивать национальную оборонную промышленность».
Примерно в это время из обоймы верных соратников Эрдогана выпадает и Ахмет Давутоглу.
Сложный партнер Вашингтона
После 2014 года началась постепенная милитаризация внешней политики Анкары. К тому моменту турецкая армия была второй по величине в НАТО и самой мощной военной силой на Ближнем Востоке.
Турция вступила в Североатлантический альянс в 1952-м, и с тех пор основным стратегическим партнером для нее были США. Первую трещину отношения Вашингтона и Анкары дали в 2003 году, когда Турция запретила американским военным использовать свою территорию как плацдарм для атаки на Ирак. В дальнейшем диалог Соединенных Штатов и Турции становился все более прохладным. Вашингтон раздражало сближение Анкары с Тегераном и Дамаском, не нравились попытки восстановить доверие между Анкарой и Тель-Авивом.
В 2013-м турецкую общественность всколыхнул коррупционный скандал, в котором были замешаны родственники высокопоставленных чиновников, в. том числе сын Эрдогана Биляль. Эрдоган-старший в ответ заявил, что антикоррупционную кампанию инициировали из-за рубежа, чтобы дискредитировать и свергнуть действующую власть. В правящей партии обсуждали даже высылку из страны посла США. К числу участников «заговора» Эрдоган отнес влиятельного интеллектуала и проповедника Фетхуллаха Гюлена, живущего в Америке. На все требования выдать его Турции Вашингтон отвечал отказом. При этом американцы не скупились на слова, попрекая Эрдогана авторитарными замашками, подавлением свободы слова и нарушениями прав человека.
Еще один серьезный удар по отношениям с США был нанесен в 2016 году, когда военные попытались устроить в Турции переворот. Согласно конспирологической версии, путчисты были связаны с ЦРУ, по официальной – с движением «Хизмет» упомянутого уже Гюлена. Как ни крути, получалось, что ниточки тянутся в Соединенные Штаты. При этом в Сирии американцы делали ставку на курдские формирования, считающиеся в Турции террористическими.
На этом фоне Анкара сделала резкий шаг, заключив с Москвой контракт на поставку зенитных ракетных систем С-400. Покупка современного оружия у страны, рассматриваемой многими членами НАТО в качестве вероятного противника, вызвала настоящий скандал. В наказание Анкару исключили из американской программы производства истребителей-бомбардировщиков пятого поколения F-35 и ввели санкции против Управления оборонной промышленности Турции.
Но это не изменило планы республики, она продолжает наращивать силовое влияние. С 2014-го по 2019-й Турция подписала несколько соглашений об обороне с Катаром, Сомали и Ливией, поддержала Азербайджан во второй карабахской войне, заодно разрекламировав свои беспилотники «Байрактар». В августе завод по производству этих аппаратов начали строить на Украине.
В 2022-м Турция по-прежнему остается самым проблемным союзником для стран НАТО, блокируя вступление в альянс Швеции и Финляндии и открыто угрожая Греции из-за статуса островов в Эгейском море.
На пороге Евросоюза
Когда в Турции говорят о лицемерии Запада, то вспоминают и свою обиду на Евросоюз. «Отталкивать от себя единственное крупное европейское государство, все еще стремящееся стать членом ЕС и, более того, как ответственный игрок подтверждающее слова делом, – это крупнейшее политическое безрассудство на памяти многих поколений», – писал в колонке для британской газеты The Financial Times глава МИД республики Мевлют Чавушоглу.
Первый шаг к интеграции был сделан в 1963-м, когда Турция подписала Соглашение об ассоциации с ЕЭС (Европейским экономическим сообществом). В 1999-м она получила статус кандидата на вступление в ЕС. И с тех пор так и топчется в предбаннике Евросоюза. При этом время от времени европейские политики прямо высказываются о перспективах Анкары. Так, в 2017 году тогдашний канцлер Австрии Себастьян Курц заявил: «На мой взгляд, Турции, в особенности учитывая политику последних лет, нет места в ЕС».
В 2016-м, когда в Европу хлынули потоки мигрантов с Ближнего Востока, Турция обязалась размещать беженцев у себя. Взамен ЕС пообещал 6 млрд евро и безвизовый режим для граждан Турции в зоне Шенгена, расписав десятки предварительных условий. Но в итоге с безвизом все затянулось так же, как и со вступлением в ЕС.
К тому же очевидно, что Эрдоган лично не нравится многим европейским политикам. И он платит им той же монетой.
Один из самых проблемных для Анкары европейских партнеров – Париж. Франция выступала против военных действий Турции в Ливии и Сирии. Эрдоган, пользуясь случаем, высказывал свое недовольство в адрес Эммануэля Макрона из-за его отношения к исламу. И даже посоветовал французскому лидеру поправить свое «психическое здоровье» – в ответ Париж отозвал посла в Анкаре для консультаций.
С Берлином диалог складывается тоже непросто. В Германии крупная турецкая диаспора, через которую Анкара продвигает свои интересы. Важнейшую роль в этом играет Управление по делам Турецкой Республики – Диянет, ответственное за направление имамов и преподавателей турецкого языка в мусульманские общины Европы. Беспокойство Берлина вызывает и существование на территории Германии различных крайне радикальных пантюркистских организаций. К тому же турецкие политики активно агитируют в Европе. А когда германские власти запрещают такие митинги, турки тут же заявляют о «возрождении нацизма».
При этом Анкара продолжает считать вступление в ЕС стратегической целью. «Процесс интеграции заморожен, и это дает дополнительную свободу. В чем ловкость Эрдогана? Статус отвергнутого он обращает себе на пользу. Поэтому Турция как игрок имеет феноменальное положение», – считает Наталья Ульченко.
«Двойной агент» Москвы
Для России Турция веками была «заклятым другом» – из всех соседей нашей стране чаще всего приходилось воевать именно с ней. И все же одним из основных направлений внешней политики Анкары XXI века был твердо обозначен российский вектор. В декабре 2004-го впервые в истории межгосударственных контактов президент России посетил с визитом турецкую столицу. Вскоре в Сочи приехал Эрдоган – тогда еще премьер-министр. Год за годом сотрудничество в сфере экономики и туризма росло. Но самое главное – Москва смогла предложить Анкаре внятную энергетическую стратегию.
И с каждым витком обострения отношений между Россией и Западом сотрудничество Москвы и Анкары, наоборот, переживало бум, обращает внимание Павел Шлыков. В 2008-м Турция не присоединилась к антироссийским санкциям, последовавшим за войной с Грузией. И вскоре граждане Турции смогли въезжать в Россию, а россияне – в Турцию на срок до 30 дней без визы, страны начали обсуждение крупных структурных проектов, заговорили о создании атомной станции на российские инвестиции.
В 2014-м после присоединения Крыма и шквала новых рестрикций Турция стала единственным государством – членом НАТО, которое вновь не поддержало ограничения в отношении РФ. Более того, понимая интересы Москвы на Донбассе, она воздерживалась от резких заявлений. Москва и Анкара переориентировали «Южный поток» на Турцию, начали строительство атомной электростанции «Аккую» и продолжали наращивать объемы взаимной торговли.
Соглашение о поставках С-400 и вовсе стало прорывом – для Турции середины девяностых такое решение было совершенно немыслимым.
Впрочем, безоблачными отношения Москвы и Анкары не назовешь. Серьезный кризис случился после того, как турками был сбит российский самолет в ноябре 2015-го. А годом позже в Анкаре был застрелен чрезвычайный и полномочный посол России Андрей Карлов. Серьезным стресс-тестом стала и ситуация в Идлибе в 2020-м. Но прагматика всегда брала верх, и стороны находили взаимоприемлемые развязки.
После 24 февраля, когда Россия начала спецоперацию на Украине, значение Анкары для Москвы еще больше выросло. Турция однозначно выступает за территориальную целостность Украины и поставляет ей оружие (в том числе знаменитые «байрактары»). Но в то же время Турция с охотой принимает российских туристов. А деловые отношения Анкары с Москвой столь тесны, что с Запада постоянно доносятся обвинения: дескать, Турция помогает России нарушать санкционный режим.
В Стамбуле прошло несколько раундов переговоров российской и украинской делегаций, Анкара вместе с ООН работали над заключением зерновой сделки. Кроме того, турецкая сторона участвовала в сентябрьском обмене пленными. Эрдоган не раз призывал к возобновлению переговоров, сошедших на нет весной, и настаивал на личной встрече Путина с Зеленским. Пока безуспешно.
Позиция «двойного агента», как недавно охарактеризовало президента Турции американское издание Politico, у коллег по НАТО вызывает вопросы. Американские чиновники пытаются убедить Анкару присоединиться к блокировке российских активов, рассылают письма представителям бизнес-кругов, предупреждая о последствиях торговли с Россией. Несколько ведущих банков действительно уже отказались обслуживать российскую платежную систему «Мир». Но для того чтобы серьезно давить на Турцию, у Запада сейчас нет инструментов.
От мягкой силы к жесткой
Стремление Турции иметь влияние во всех сторонах света часто связывают с неоосманизмом – желанием вернуть былое имперское могущество. После распада Советского Союза Анкара активизировала деятельность в новых независимых тюркоязычных государствах и в российских республиках (Башкирия, Татарстан, Бурятия). Открывались частные турецкие лицеи, появились многочисленные секты, фонды, организации культуры. Главный посыл мягкой силы Анкары в том, что все тюрки – это турки, но продвигается это лишь с целью подменить тюркское турецким, указывает научный сотрудник отдела Ближнего и постсоветского Востока ИНИОН РАН Алина Сбитнева.
Наряду с Саудовской Аравией республика пытается стать одним из лидеров исламского мира. Редкое публичное выступление Эрдогана обходится без упоминания палестинского вопроса и «оккупационной» политики Израиля. Более того, он говорит, что Иерусалим – это турецкий город, который они «покинули в слезах» (Османская империя правила Иерусалимом с 1516-го по 1917-й). Защитой мусульман Эрдоган объясняет и свой интерес к Балканам, продвигая независимость Косово.
Отдельная борьба развернулась за сферы влияния в Ливии и богатое природными ресурсами Восточное Средиземноморье. Анкара выступает гарантом независимости Северного Кипра и главным защитником прав турок-киприотов. «Турция пытается усидеть даже не на двух, а на множестве стульев. Но вопрос не в желании, а в возможностях. Ее амбиции слишком велики, а ресурсов не хватает», – говорит Сбитнева.
Мир больше пяти членов Совета Безопасности ООН – не устает повторять Эрдоган. Расширяя сферу своего влияния, он подчеркивает, что Турция – практически единственное государство в регионе, ратующее за справедливое мироустройство.
«Эрдогана часто называют матерью Терезой в военных бутсах, – приводит сравнение Наталья Ульченко. – Однако его политику не стоит путать с османизмом. Республика демонстрирует, что она существенный игрок в международной политике и не имеет ничего общего с той Турцией, которая была лишь исполнителем курса старших союзников. Анкара подчеркивает: да, она, возможно, нуждается в своих старых партнерах, но они еще больше нуждаются в ней. Это повышение политической субъектности. Новая гордая Турция, которая взаимодействует на равных».
Павел Шлыков выделяет другую уникальную особенность турецкой политики – стремление уравновешивать свои геополитические связи, что было характерно и на более ранних этапах. Еще в далеком 1982 году Анкара заключила долгосрочный газовый контракт с СССР, чтобы снизить энергетическую зависимость от Европы, как бы удивительно это ни прозвучало сегодня.
«Турция демонстрирует способности политического хеджирования: не отказываясь от одного вектора во внешней политике, она его дополняет рядом других, это позволяет уравновесить зависимость от большого контрагента и таким образом усилить свою позицию. Турция демонстрирует достижения, но успехом это назвать нельзя», – полагает Шлыков.
Во многом ее внешняя политика управляется в ручном режиме. За это в республике отвечает не только МИД, но и созданный после конституционной реформы Совет по внешней политике и безопасности при президенте, и Национальная разведывательная организация (MIT), возглавляемая близким Эрдогану человеком Хаканом Фиданом, и еще ряд более мелких структур. Но последнее слово – всегда за Эрдоганом. «Он умеет видеть возможности, не лишен авантюризма и готов идти на риск. Эрдоган из тех политиков, которые принимают бой. И я уверен, что главным тестом для него станут президентские и парламентские выборы летом 2023-го, – говорит Шлыков. – Любопытно посмотреть на исход: оправдание надежд или крушение сценариев».
России же следует просчитывать риски возможного укрепления Турции уже сейчас, подчеркивает Сбитнева. Неизвестно, как в дальнейшем будет вести себя Анкара.
Глобальный ребрендинг в соответствии со своими амбициями она начала уже сейчас. Летом страна официально поменяла название на Türkiye – формально для повышения престижа. Местные СМИ связывали решение с тем, что слово Turkey в английском созвучно слову «индюшка». К тому же одно из переносных его значений – недотепа и неудачник. О современной Турции этого точно не скажешь.
0
44.25
