ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Май 5, 2022

— А как вообще с вами случилась эта беда?

— Вечером 1 января я села в поезд и поехала в Питер. 2 января у нас был показ «Пигмалиона». Двухтысячный зал. Проданы все билеты. Утром я проснулась с невыносимой головной болью и тошнотой. Все спокойно к этому отнеслись. Мало ли, бывает после Нового года. Но дело в том, что Новый год я праздновала у старшей дочери и не пила ни грамма. У нас было все прекрасно, мы на улице жгли бенгальские огни, фотографировались на память. Очень хорошо отпраздновали. Так что дело было явно не в этом… Еле добралась до гостиницы, где вскоре мне вызвали «скорую». Врач сказал: подозрение на инсульт и надо ложиться в больницу. Я отказалась.
— Как вы могли так рисковать? Это ведь могло закончиться ­фатально?
— Да. Но я должна была сыграть спектакль. Нас так учили: артист может не выйти только в одном случае — если умер. Я не хотела испортить людям праздник. Мне потом все, в том числе и врачи, говорили, что я сошла с ума. На сцене меня опять тошнило, слава богу, у меня был веер, которым я могла прикрыться, и в рукаве платки. Я думала только о том, чтобы произнести весь текст. Двигаться не могла, просто сидела — мне было не до мизансцен. И в такие моменты ты понимаешь, что ты артистка, и это не только профессия, но и суть моей жизни. После спектакля я уехала в Москву, решила, лягу в больницу, где свои люди. Хотя, чтобы довезти меня туда, вызывали «скорую», которая перевозит больных на носилках, я сама уже не могла ни вставать, ни ходить. Меня погрузили, отнесли, «разгрузили». Интересный опыт.
— Из-за чего все произошло? Возможно, сказались супернагрузки, ведь осень и зима — очень тяжелое для артистов время.
— Вы знаете, у меня всю жизнь супернагрузки. Другое дело, что, наверное, в моем возрасте имело бы смысл поменьше нагружаться. Но жизнь есть жизнь, актеры зависимы от режиссера, от проката, от зрителя. И октябрь, и ноябрь, и декабрь были сложные. Я летала по нескольку раз в неделю.
— Казалось, вы так следите за здоровьем, за питанием, занимаетесь спортом...
— Я представляю, что бы со мной было, если бы я не следила за всем этим. Все, что я делала для своего здоровья, во многом меня оградило от каких-то тяжелых последствий. Я месяц пролежала в больнице и вышла на своих ногах. Мой организм очень быстро стал восстанавливаться, но и труда это стоило большого.
— Как-то вы рассказали мне, что домашние зовут вас «птица Феникс». Как вам удалось восстать из пепла в этот раз? Инсульт — это же тяжелейшее испытание.
— Думаю, что в восстановлении после этой болезни, которая, безусловно, непроста, огромную роль играет характер. Кто-то принимает случившееся как наказание, а кто-то как вызов судьбы. И я приняла вызов. Как барон Мюнхгаузен, себя за волосы вытаскивала из болезни, постоянно заставляла себя тренироваться, что-то делать, учить стихи, повторять роли. Я и сейчас, находясь в Сочи, каждый день занимаюсь садом и каждый вечер учу стихи, повторяю все свои роли и радуюсь, что помню монологи. Не расслабляюсь, работаю над собой. А ведь эта болезнь очень располагает к тому, чтобы расслабиться, всю ответственность передать врачам и близким, которые за тобой ухаживают и все за тебя делают, а ты, такой несчастный и больной, страдаешь и грустишь. Ни в коем случае этому нельзя поддаваться. Мои близкие даже на меня обижались, дочка постоянно говорила: «Ну что ты все сама, сама».
— А врачи разрешали такую активность?
— Они приветствовали: мол, это очень важно для выздоровления — быть уверенной в своей победе и для этого что-то делать. Организм слушается нас. И когда ты ему говоришь: «Нет, мой милый, тебе придется быть здоровым», ему волей-неволей приходится подчиняться.
— У вас есть теперь какие-то ограничения?
— Только сейчас закончился так называемый острый период, когда повторный инсульт очень вероятен, надо быть аккуратной. Мне нельзя летать, я пока везде езжу на поезде. Дорога из Москвы в Сочи занимает у меня сутки. Успеваю почитать, поспать.
— Как врачи среагировали, когда вы им сообщили, что возвращаетесь на сцену?
— Когда я выписывалась из больницы, мне сказали так: «Лена, мы уже ваш характер поняли, вы будете решать все сами. Вы разумный человек, очень много сделали для того, чтобы восстановиться, и сами должны чувствовать, насколько можете себе позволять работать, нагружаться. И знайте, что постельный режим — не ваша история. Чем больше вы будете себя разумно нагружать, тем лучше. Восстанавливать нейронные связи, тренировать мозг — это все действует положительно. Но если чувствуете себя плохо, останавливайтесь».
— То есть если сейчас почувствуете себя плохо, на сцену не выйдете?
— Есть такие профессии, где ты должен. Военные, врачи, много кто. Мне кажется, что артист должен выходить на сцену… Но тут есть еще нюанс: трудно оценить свое состояние. Когда я играла 2 января на сцене уже с инсультом, даже не думала, что все так серьезно. Не знаю, как бы я себя повела, если бы знала, что это вопрос жизни и смерти.
— У вас был эмоционально очень трудный год. Вы признались в том, что пережили в 15 лет, после чего последовала мощная реакция: кто-то поддерживал и благодарил за откровенность, но многие и осуждали, и нападали на вас. Получились такие эмоциональные качели.
— И это непросто, должна вам сказать. Любой человек не очень хочет признаваться в том, что было негативного в его жизни, особенно в личной сфере. Мое признание могло повлиять на состояние здоровья. Но я говорю скорее о своих внутренних переживаниях, а не о негативном отношении некоторых людей. Я уже давно не обращаю внимания на то, что думают обо мне другие. Только я знаю, кто я есть на самом деле. Я уже в том возрасте, когда пора поступать так, как считаешь нужным, предоставляя окружающим возможность относиться к этому как угодно. А то, что первая реакция людей — осуждать и обвинять, — это общая не самая лучшая черта у человечества.
— Как вы защищали себя от негативной энергии?
— Привыкла. Я всю жизнь в этом живу. С того момента, как в раннем детстве вышла на сцену в Кремле с гимнастическим номером «Девочка на шаре». А в десять лет я почувствовала, каково это, когда вся страна знает, что я ем на завтрак, какая у меня кошечка, какая собачка, какие оценки я получила… Но болезнь вызвало отнюдь не то, как меня воспринимают, а чистая физиология: скопление холестерина в сосудах, оторванная в результате стресса холестериновая бляшка. А стресс мог быть вызван чем угодно, на сцене я нервничаю, в личной жизни тоже. Да кто знает, что влияет на наше состояние здоровья?
— Вы сейчас много времени проводите в Сочи. Я правильно понимаю, что это место, где вы счастливы?
— Это мой рай.
— Вы сами сотворили себе этот рай?
— Я его еще творю. Ведь рай — это не конечный результат, а процесс. Я выволокла с участка сорок грузовиков мусора. Это богом посланное место — горы, вид на море, потрясающие реликтовые растения, и все это было превращено в помойку. Я выгребла весь мусор своими руками, и это было такое счастье — освобождать землю от дряни!
— Что теперь на вашем участке?
— Уже гигантская коллекция ирисов, кустов пятьсот наверное, все разные, и я каждый день ухаживаю за ними, удобряю, поливаю. Сейчас я купаюсь в аромате нарциссов и гиацинтов. Как будто нахожусь в большом флаконе духов. Дом увит ароматной глицинией. Рядом плодовый сад, в котором растут грецкие орехи, хурма, инжир и прочие экзоты. Например, азимина, кто знает, что это плодовое дерево? А оно там растет. Потрясающе вкусные плоды. Думаю, даже через сотню лет, кто бы ни жил на этом участке, будет радоваться той красоте, которую я творю своими руками. Это ли не счастье?
— Насколько я знаю, в ваших местах зверей много, и даже рядом живет медведь. Вам не страшно?
— Я много лет была женой охотника, поэтому к медведям отношусь спокойно. Я вообще не боюсь животных. Здесь и енот ходит, и шакалы воют, и орлы летают. Поскольку мой участок — граница с заповедником, то я живу в первозданной природе, в реликтовом лесу. При этом: синее небо, яркое солнце, горный воздух — удивительно!
— Вы рассветы здесь тоже встречаете, как в Москве?
— Конечно. Я встаю здесь в четыре, в пять утра, встречаю рассветы, провожаю закаты, они здесь такие красивые. Солнце выходит из-за горы, проходит над морем и садится за другую гору.
— Кто с вами живет в этом раю?
— Пока только рабочие, которые заканчивают отделку; Андрей, мой бывший супруг, который руководит этой стройкой; еще подруга — Маргошечка Ремпель, которая всю жизнь следила за моим здоровьем, а сейчас помогает здесь, делает массаж, привозит какие-то продукты, всячески меня морально поддерживает. За мной тут уход и внимание.
— Вы часто бываете у моря или все больше на горе?
— Вы знаете, я, как настоящий сочинец, уже не очень люблю ходить на море, особенно когда там много приезжих. А сейчас и погода не очень располагает, в этом году какая-то очень долгая весна. Но бывает, что я иду на море рано-рано утром. А когда там появляются первые кричащие мамы и бабушки: «Вася, вылези из моря, не бросай в тетю камешки», — спешу обратно. И конечно, в горах лучше, чем где бы то ни было.
— Вы так давно развелись с мужем, а он все равно не уходит из вашей жизни. Помогает со строительством, поддерживает. У вас прекрасные отношения, но при этом везде пишут, что Проклова тащит на себе всю семью и бывшего мужа и она главный добытчик.
— Это неправда. Меня даже упрекают: «Зачем же ты так говоришь?» Я отвечаю: «Да никогда в жизни такого не говорила, он самостоятельный человек. Да, мы помогаем друг другу: то он мне, то я ему — но это нормальные человеческие отношения. А вот что я его содержу — это неправда».
— Чем занимается ваша младшая дочь Полина? Когда мы несколько лет назад делали с вами совместное интервью, у нее были грандиозные планы: кони, женихи, другое образование, другая жизнь…
— Она и сейчас продолжает учиться. Очень глубоко изучает английский язык, на совершенно уже профессиональном уровне. И третье ее образование — психология. Она говорит: мне интересней, чем где бы то ни было.
— У вас в роду все женщины достаточно рано выходили замуж, а Полина, я так понимаю, не соби­рается?
— И Полина, и внучка Алиса. Они же у меня ровесницы. Мы с дочкой вместе беременные с животиками ходили. И одна, и вторая не торопятся замуж, не торопятся рожать детей, хотя, конечно, я очень жду и внуков, и правнуков.
— Сколько Полине и Алисе лет?
— Двадцать семь лет. Такое поколение. Мои девчонки объясняют, что они не хотят ничего временного. Если замуж, то на всю жизнь. А претендентов, о которых они мечтали бы, не видят. Все как-то легко порхают по жизни. Ну и где найти такого человека, чтобы быть в нем уверенной? У них нет предрассудков, которые были раньше, что нужно в каком-то возрасте выйти замуж, потом родить. Я так рада, что они свободны от догм! Это здорово. Они интересно живут, у них веселые компании, они много общаются. Но вот так, чтобы один раз и на всю жизнь, — такого пока нет.
— Алиса ваша архитектор, я так понимаю?
— Да. Она работает в одном из самых лучших архитектурных бюро, занимается проектированием, ей ­ин­тересно.
— Как-то у Полины была идея стать актрисой, и она даже выходила с вами на сцену в антрепризах.
— И она поняла, что это ей совсем не нужно. Говорит: «Я не понимаю, мам, как ты тратишь столько сил, нер­вов на придуманную жизнь своих ­героинь».
— Да, конечно, это совершенно для многих не понятно. А вот актеры без этого не могут. Расскажите, как вы переживали пандемию, ведь тогда театры не работали.
— Я люблю принимать жизнь такой, как она есть. И морально мне было не- сложно. А вот материально очень непросто. Нам пришлось продать квартиру в Москве, чтобы выжить. Но ничего, справились. Слава богу, было что продавать. И слава богу, что я сейчас восстановилась и в состоянии работать.
— Вы действительно много играете на сцене, но почти не снимаетесь в кино. Очень жаль, что в России в определенном возрасте невозможно получить предложение, как Мерил Стрип или Изабель Юппер, и играть что-то потрясающее про любовь. Вам не обидно, что когда-то вы были в профессии на первых местах, а теперь уходите на другие позиции?
— Я думаю, что это просто период такой в нашем кинематографе. Молодежи, которая платит за билеты, возрастные героини не интересны. А нет спроса — никто и не снимает такого кино. Я не оставляю надежды сняться в серьезной работе с серьезным режиссером. Но прекрасно понимаю, что колесо крутится и на мое место уже другие приходят, молодые, которые играют первые роли. Мне кажется, это нормально. А у меня наконец-то появляется время хоть немножко отдохнуть, почитать, позаниматься собой, полюбоваться природой. Раньше ведь как бешеная, как конь какой-то педальный, вкалывала с утра до ночи.
— Вы потрясающе выглядите. В чем ваш секрет?
— Я смотрю в зеркало, и все, что там вижу, мне нравится. А сейчас стала выглядеть даже лучше, потому что избавилась от трех лишних килограммов. Мне доставляет удовольствие трудиться над внешностью, над фигурой, над кожей, над состоянием волос. Заставляю себя каждый день делать зарядку, у меня есть определенная серия упражнений. Ну что сейчас прибавилось к этому? Давление измеряю каждое утро, раньше этого не было. Главное, после болезни я стала любить себя больше, чем раньше. И да, я люблю свой возраст и не стесняюсь его.
— У многих женщин вы вызываете зависть…
— Ну, такая моя жизнь, я к ней привыкла. И мне жаль женщин, которые мне завидуют. Вместо того чтобы заняться собой, они отдают столько энергии мне. Они же не понимают, что их зависть питает меня. Бедные. Я еще понимаю — ненависть. Но зависть? Они просто не знают моей жизни.
— Многие уверены, что у вас действительно сказочная, прекрасная жизнь, поездки, гастроли и прочее.
— А она у меня правда такая. Но есть и обратная сторона медали. Зна­ете, многие едут в отпуск и говорят: «Боже мой, но вот это возращение обратно, эти аэропорты, самолеты, чемоданы, покупки! Приезжаешь, и как будто не отдыхал, так устаешь за эти сутки, пока добирался до дома». А представляете, так постоянно жить? Вот гастроли, спектакль, ты же тратишь силу, энергию. Публика, цветы, овации, а потом все тот же самолет, все те же баулы, все та же усталость, та же бессонная ночь, а на следующий день опять. Это знаете, как в русских сказках, когда царевича окунали то в котел с кипящим маслом, то в ледяную воду — вот так вся жизнь проходит. И места, куда мы ездим или летаем, самые разные. Бывают очень странные поездки. Как-то мы были в дальнем уголке Сибири, в каком-то маленьком городе, играли в клубе спектакль «Невеста напрокат». Люди очень постарались для нас. Из дома принесли лампочки, устроив гримерку для мужчин за одной кулисой, для женщин за другой. И поставили там каждому из нас по ведру, чтобы мы могли ходить в туалет. И это был дикий контраст, потому что прилетели мы туда из Лондона, где жили в пятизвездочном отеле. Многие артисты возмутились бы: «Что, я? В таких условиях?» А мы с Сашей Михайловым, который был на тех гастролях и которому тоже за заслуги предоставили вед­ро, только посмеялись и до сих пор смеемся. И, знаете, нам даже не было обидно, потому что зал битком, люди сидели в пальто в диком холоде. Но чудо — они нам дарили цветы после спектакля. Не знаю, откуда зимой цветы в том богом забытом месте. То есть люди этого города дали нам максимум из того, что могли дать. Я равнодушно отношусь к отелям, ресторанам, но ценю заботу. Например, у нас была поездка, тоже по нашей стране, и мне в отеле выделили самый лучший номер — люкс для новобрачных. И все пошли смотреть, что же у меня за люкс. Мы входим туда, а это белоснежно-серебряное помещение, в центре которого в форме красного сердца гигантская постель, накрыта каким-то пологом невероятным, и все стены разрисованы сердцами и красными маками. Бедные новобрачные! Что же у них там могло получиться? Большего идиотизма я не видела в жизни. Собрались мы там все, уставшие после спектакля, открыли шампанское, посидели, сделали снимки на этой смешной постели…
— Актерская профессия открывает не только страны и города, но и дает возможность пообщаться и познакомиться с выдающимися людьми нашего времени. Эта профессия открывает двери.
— Да, безусловно. Множество дверей. Например, когда мы ездили на Дни советского кино в Рим, нас в Ватикане принимал папа римский. Я была совсем молода и не очень отдавала себе отчет, насколько мне повезло его увидеть. Меня больше радовало общение с Софи Лорен. С ней мы тоже познакомились на каком-то приеме, потом заскочили в бар потанцевать, а потом глубокой ночью поехали в Колизей. Там оказалось дикое количество орущих кошек. Мы пили вино, закусывали, а они подходили, выпрашивали еду. Мы гуляли по Риму до пяти утра. Софи оказалась озорной прелестной хохотушкой. Совершенно без комплексов. И таким же, без комплексов, был Адриано Челентано. Он заявился в советское посольство в костюме из тончайшей ткани. Без белья. И у жен дипломатов, наряженных по протоколу в кримпленовые платья в пол, вызвал шок. Он этого и добивался. Конечно, я со многими звездами благодаря профессии познакомилась. Но гораздо больше меня всегда потрясала архитектура или природа. Мне это дает радость.
— Вы жалеете, что не были в какой-то точке мира, что-то не ­увидели?
— Я была везде, где хотела. Но очень мечтаю показать своим дочерям Африку, куда в свое время ездила без них. Помню водопад Виктория и отель Викторианской эпохи, где сохранились прежние традиции обслуживания. Сидишь за завтраком, а перед тобой водопад и радуга от брызг поднимается в небо.
Но я и в Сочи каждый день просыпаюсь и радуюсь: я люблю этот мир, эту жизнь, эту природу, небо, орлов, море среди гор словно в рюмочке. Все сейчас по-другому воспринимается. Знаете, как будто детство еще одно дано и ты что-то впервые ощущаешь, видишь, понимаешь. После болезни ко мне вернулась эта свежесть чувств. Она затухает с годами, мы же ко всему привыкаем. Но сейчас у меня такое совершенно радужное ощущение от всего! Каждое утро я действительно благодарю Господа за то, что проснулась и у меня есть еще один день жизни. Точнее, каждый день воспринимаю как целую жизнь. Рождение — ты открываешь глаза, конец — уходишь в сон. А между этими моментами: какие-то происшествия, люди, мысли, чувства, эмоции. И все это я научилась замечать и ценить, а не жить одними ожиданиями больших событий: ух, премьера через месяц, ух, день рождения через два. И, в принципе, я ничего не страшусь в любой момент, потому что у меня столько этих жизней, огромных жизней размером в день!
— Раньше вы говорили, что мечтаете в старости идти с любимым человеком по берегу моря, взявшись за руки, в смешных панамках.
— Я не знаю, что будет. Но пока я одна без панамки иду по берегу моря. И счастлива. Вообще, не надо цепляться за то, о чем ты мечтаешь. Мечта прекрасна сама по себе, и совсем не обязательно, чтобы она была реализована.
— Журналисты постоянно спрашивают вас о ваших романах, в ответ вы рассказываете о мужчинах из прошлого. Вы сами по доброй воле этих людей вспоминаете или только в тот момент, когда вам задают вопрос?
— Сама не вспоминаю, они не присутствуют в моей жизни, это не часть моего мира. Хотя, если смотреть по интервью, кажется, что я только об этом и думаю. Но я живу иначе. Мысли — вообще не самое лучшее, что дано человеку, мне кажется, они слишком много требуют к себе внимания. Мне больше нравится медитативное состояние, когда нет мыслей, когда ты свободен. Это приблизительно как вдыхать аромат цветка. Ведь при этом вы ни о чем не думаете, правда? Вот в таком состоянии надо жить, это и есть счастье — вдыхать все: и запахи, и отношения, и красивые виды.