ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Янв. 14, 2022

— Дочка в кадр не просится?

— Особого рвения пока не вижу. Способности у нее есть, как и у младшей сестры. Не слишком ратую за то, чтобы дети находились на съемочной площадке, но на улицу их сейчас тоже не отпустишь, а тут хоть среда интересная. На «Шифре», например, Марьяша общалась с костюмерами и гримерами, помогала им по мелочи. В группе очень доброжелательно отнеслись к присутствию ребенка на площадке.
Хорошо помню, с каким интересом сама в детстве посещала папины спектакли. Мой отец Виктор Петрович Панов — основатель и бессменный художественный руководитель Архангельского областного молодежного театра. Мы с ребятами его весь облазили, от чердака до подвала. Это был такой притягательный мир — закулисье!
Папа всегда отличался оригинальными постановками и яркими идеями. Однажды организовал конный поход своего театра по Шенкурскому району Архангельской области и взял меня с собой. Мы останавливались в деревнях и селах, давали представления. Не помню уже, к чему это все было приурочено, возможно к сорокалетию Победы, потому что артисты были в военной форме. Я участвовала в инсценировке басни «Ворона и Лисица». По-моему, мне было лет семь. Интересное получилось путешествие, настоящий квест.
— С таким отцом вы могли стать только артисткой, других вариантов не было?
— Наверное, нет. Хотя в детстве я мечтала о балете.
Сестра Яна, она старше на одиннадцать лет, ходила в танцевальный коллектив Ломоносовского дворца культуры. Там же был хореографический ансамбль «Сказка», где занимались дети разного возраста. Однажды Яна привела меня к ним на новогоднее представление. Это было настолько красиво, что я сразу сказала: «Хочу в ансамбль!» ДК далеко от нашего дома, добираться час с пересадками, а возить меня было некому: родители работают, у сестры другие интересы. Но я понимала, что должна быть тут, это мое. Заявила Яне: «Домой не пойду, пока не согласишься!» И сестра сдалась. Первый год ездили вдвоем, потом я уже добиралась сама.
Приходилось нелегко. Мало того что жила дальше всех — иногда возвращалась с генеральных репетиций, затягивавшихся допоздна, а автобусы уже не ходили, и я шла по морозу пешком с большим кофром, в котором лежал довольно объемный и тяжелый костюм. Оставлять его в ДК не разрешалось. У нас была очень строгая дисциплина: опоздала, отвлекалась, юбку не накрахмалила, не так причесалась — будь добра отжаться двадцать раз.
— И долго вы занимались танцами?
— До четырнадцати лет. Мечтала о хореографическом училище, но, видимо, не проявила необходимого упорства. Тетя жила в Ленинграде, я хотела поехать к ней и поступить в Вагановское. Но я была маминой дочкой, а мама боялась меня отпустить. Однажды приехала к руководителю нашего ансамбля Елене Борисовне Богомоловой, и они вдвоем провели со мной «воспитательную беседу», смысл которой сводился к тому, что балериной мне не стать. Скорее всего, они были правы, но я удивилась: «Странно, танцую в первом ряду, преподаватели хвалят...» Пришлось смириться.
Наверное, нужно было настоять на своем и все-таки попытать счастья в Ленинграде. Ну не взяли бы в училище, зато, по крайней мере, эта история была бы закрыта. Впрочем, о том, что не попала в балет, не сожалею. Это ведь колоссальный труд, и не думаю, что таков был мой путь. Правда иногда представляю, как бы пришла, станцевала... Что бы мне сказали? Не хватает логического завершения.
— После школы решили поступать в театральный?
— А куда еще? Яна уже стала артисткой. И родители — люди творческие: папа режиссер, мама — музыкант, преподаватель фортепиано.
Одно я всегда знала точно — что не буду жить в этом городе.
— Но почему?
— Не знаю. Не покидало ощущение, что я не отсюда. Поживу какое-то время в Архангельске, вырасту и уеду. В юности думала, что за границу. К нам приезжало много зарубежных коллективов, папа проводил театральные фестивали. Атмосфера на них царила невероятно теплая.
После школы в театральный не попала, поскольку приехала в Москву позже, чем нужно, и толком не подготовилась. Хотела в ГИТИС к Гончарову и почему-то считала, что он набирает в июле. Сдала школьные выпускные экзамены и расслабилась. Как-то лежу на диване вся в своих фантазиях, в комнате музыка играет, вдруг входит мама:
— Лен, ты в курсе, что завтра надо лететь в Москву?
— Как?!
— Набор заканчивается.
— Я думала, экзамены в июле. Ну завтра так завтра...
Папа надо мной иронизировал: «Что, в Москву собралась?» Видимо, не относился к этой истории всерьез. Мама дала адрес двоюродного брата и на всякий случай — общежития Института повышения квалификации учителей, в котором у нее имелись знакомые. Со мной отправиться не смогла, у ее учеников шли выпускные экзамены.
Прилетев в Москву, я поняла, что столкнулась с чем-то неведомым и пугающим, и от моей прыти и самоуверенности не осталось и следа. Стало страшно неуютно.
Двоюродного дядю не застала, он был в отъезде, о чем сообщила соседка. Потом он ненадолго появился, но вновь уехал, не пожелав принять племянницу. Я надеялась снять номер в гостинице, однако это оказалось не так просто. В общем, все закончилось общежитием Института повышения квалификации учителей. Через несколько дней вернулась в Архангельск — поняла, что не готова.
Помню, пришла в Школу-студию МХАТ, где набирал Олег Павлович Табаков. Его самого не было, студентов прослушивал какой-то педагог. Сказал, что курс уже сформирован, я поздно спохватилась и у меня ужасный говор, его нужно исправлять.
На следующий год действовала иначе. Сначала в конце мая полетела в Москву на разведку. Папа уже посодействовал, позвонил знакомым, которые меня приютили на три дня. Позже помог устроиться в общежитие Академии переподготовки работников искусства, располагавшееся в одном здании с общежитием Школы-студии МХАТ, подъезд в подъезд. Я там жила, пока сдавала экзамены, а став студенткой, обосновалась уже всерьез.
— Легко поступили?
— Ну как сказать? По обстоятельствам — да, легко. С говором проблем не возникло, но внутренней уверенности не было.
Набирал курс Олег Николаевич Ефремов. Прослушивания проводил Роман Ефимович Козак, сказал, что могу сразу приходить на третий тур. Но я решила, что должна сходить на все — очевидно, от неуверенности в себе. Как это приду и сообщу, что допущена сразу на третий? И вспомнит ли он меня вообще?
Заключительный тур проходил в учебном театре, на сцене. И это было так волнительно! В зале сидели Ефремов, Покровская, Брусникин, Козак. Они старались нас поддержать, смеялись и хлопали, хотя уже в сотый раз слушали эти басни и стихи. Понимали, что нужна зрительская реакция.
— С педагогами повезло. А кто с вами учился?
— Из тех, кто на слуху, — Вика Исакова, Саша Арсентьев, Петя Баранчеев, Андрюша Финягин. Мы были очень хороши вместе как коллектив. До сих пор иногда слышу: «Последний курс Ефремова? Как же, как же, вы здорово работали!» Люди помнят наши спектакли. Олег Николаевич пятнадцать человек взял к себе в театр, но через год его не стало, и нас в театре в каком-то смысле тоже.
У Олега Павловича Табакова было свое понимание того, как должен развиваться МХТ, и он больше занимался своими учениками. Хотя поначалу был ко мне расположен, я и в «Табакерке» у него играла. Но театр — особый коллектив со своими законами, а я всегда держалась обособленно, не умела поддерживать отношения с нужными людьми. И это, видимо, во многом объясняет, почему меня сейчас нет в театре.
— Мне кажется, что вы просто очень рано вкусили успех в кино. Там были такие замечательные роли, как Галина в фильме «Граница. Таежный роман», за которую в двадцать пять лет получили Государственную премию. В театре ничего сопоставимого не предлагали...
— Да, у меня был хороший старт, который до сих пор поддерживает. После него хотелось если не равнозначных ролей в театре, то хотя бы возможности совмещать его с кино...
— Вас не отпускали на съемки?
— В принципе отпускали, но это часто сопровождалось не очень приятными беседами, после которых я думала: «Если вопрос встанет ребром, выберу кино». Не знаю, что происходило за моей спиной. В театре постоянно кипит какая-то скрытая жизнь, и по отношению к тебе все постоянно меняется. Формируется некое мнение в умах определенных людей, от которых зависит твоя творческая судьба.
Коллега как-то обмолвилась:
— Ой, Лен, мы начали репетировать такой спектакль! Думали о тебе.
— Странно, почему я не в курсе?
— Нам сказали, что ты на съемках.
А я не снималась и полгода сидела без работы. С этой странной «традицией» — доверять тому, что кто-то о ком-то сказал, — сталкивалась не раз. Позвонить человеку и узнать правду никому не приходило в голову...
— Что ж, вы не служите в театре, но много снимаетесь в сериалах самых разных жанров для разных каналов...
— Иногда чувствую, что ко мне относятся не как к состоявшейся разноплановой артистке и смотрят не на то, как попробовалась, а исходят из каких-то сложившихся стереотипов. Я же могу быть не только социальной героиней или наивной тетушкой на фоне деревенских пейзажей.
К счастью, есть и такие роли, как Катерина в «Шифре». Очень ее люблю и благодарна создателям сериала, тем более что в нем возникли неожиданные повороты. На съемках третьего сезона шутила: «Если б знала, что будет дальше, иначе играла бы в первых сериях!» В прошлом моей героини вдруг всплыли такие обстоятельства, которые поддерживают интерес и желание идти дальше.
— Начинали-то вы с социально-политической сатиры — я о фильме «Березина, или Последние дни Швейцарии» Даниэля Шмида. И могли вообще остаться в Европе!
— Да, когда меня утвердил в свою картину швейцарский режиссер, мои детские чаяния неожиданно стали реализовываться — без каких-либо усилий с моей стороны. Я ведь когда-то думала, что уеду за границу, — и уехала!
Фильм снимали в Швейцарии и Германии. Я играла на немецком языке. У меня был тренер по текстам, наш бывший соотечественник, уроженец Минска. В группе относились как к родной. Джеральдина Чаплин постоянно дарила какие-то сувенирчики с трогательными пожеланиями. Мне предлагали остаться в Швейцарии, обещали спонсорскую помощь на первых порах, но я не рискнула так резко изменить свою жизнь. Не могла отделаться от ощущения, что еще ничего не умею как артистка.
Однажды — лет через десять после окончания Школы-студии МХАТ — приснился сон, что я не готова к экзамену, не могу его сдать, поэтому никогда не окончу вуз. Проснулась в холодном поту. И это ощущение, что не готова, очень долго преследовало и не давало полностью раскрыться. Даже в самые лучшие моменты казалось: это все не про меня, не совсем заслуженно. Та же Государственная премия. Может, какой-то совковый синдром? Я думала, что только в России могу стать настоящей артисткой, и после окончания съемок вернулась в Москву.
Но как говорится, что ни делается, все к лучшему. Если что-то сложилось определенным образом, значит, так нужно. Нас ведет Промысел Божий, но важна еще внутренняя готовность к счастливому случаю, внезапно открывшимся возможностям. Зачастую мы мечтаем о чем-то таком, к чему совершенно не готовы. Скажут сейчас: «Лена, вот тебе роль в голливудском фильме на английском языке. Завтра пробы». И что?
— Не обидно, что в кино Елену Панову не снимают в таких образах, как в нашем журнале? Роль роскошной женщины вам очень идет!
— Видимо, продюсеры ориентируются на такие мои роли, как в фильме «Метро», где играла спивающуюся женщину, бывшую спортсменку, совсем не красотку.
— Может, надо чаще выходить в свет и участвовать в большем количестве кастингов?
— Знаете, у меня был такой опыт в начале карьеры, когда уже вышла «Граница». Как-то сказала своему тогдашнему агенту:
— Почему вы мне так редко устраиваете кастинги? Под лежачий камень вода не течет.
— Да там такое предлагают! Это не ваш уровень.
— Все равно надо пробоваться!
И вот пригласили на кастинг. Режиссер не пришел, его роль выполняла молоденькая девушка, державшаяся очень уверенно. Наставила на меня камеру и говорит:
— Представьтесь, пожалуйста, и постарайтесь показать свой потенциал.
— Это как? — удивилась я. — Елена должна расплакаться, Викторовна рассмеяться, а Панова читать стихи? Что нужно делать — петь, танцевать?
В общем, ничего не вышло. Потом было еще несколько абсурдных случаев. Я решила, что это не для меня — стучаться в двери, показывать себя. Что мое — придет само. Главное чем-то наполнить свою жизнь, чтобы не возникло ощущения нереализованности. Если оно есть, направить энергию на что-то еще. Тогда нереализованность поможет накопить то, что ты выдашь при случае. А я думаю, что выдать еще могу!
— Еще как выдали в этом сезоне! На Первом канале один за другим прошли два замечательных сериала с вашим участием — «Шифр» и «Спросите медсестру». Это был просто бенефис Елены Пановой!
— Знаете, я была уверена, что сериал «Спросите медсестру» по сложившейся традиции покажут года через два. И тут звонит мама: «Лена, видела трейлер! Скоро премьера». В тот момент я находилась в Пятигорске на съемках «Шифра», гуляла в выходной. Так возрадовалась! Музыканты играли на улице, я шла и пела.
Мне сразу понравилась эта история, для меня — какая-то очень своевременная. Не могу сказать, что играла себя, хотя мы почти всегда играем себя в предлагаемых обстоятельствах, но понимала мотивы поступков своей героини. Она мне близка.
Рейтинги были очень хорошими, причем по мере приближения к финалу они росли. По-моему, мы стали лидерами по Москве. До сих пор мне пишут люди, благодарят за роль Валерии. А моя подруга, замечательный доктор, говорит, что это второй медицинский сериал (первый называть не буду), который она может смотреть, потому что там нет грубых нарушений правды. Кстати, положительных откликов от профессионалов было много.
— Какие еще проекты вам дороги?
— Ну конечно самые первые — «Березина...» и «Граница». «Березина» — довольно своеобразное кино, элитарное, камерное, и для меня это был интересный и важный опыт. Еще очень нравится фильм «Метро» — не только моя роль, но и проект в целом. Спокойна я и за свои недавние премьеры: «Шифр» и «Спросите медсестру». Нет ощущения, что там что-то не то. Все то.
— Весной должен выйти фильм «Сердце Пармы», снятый вашим мужем Антоном Мегердичевым. Судя по всему, это будет нечто грандиозное?
— Думаю, да. Моя роль в фильме очень скромная по объему, в сериальном варианте побольше. Я сыграла возлюбленную воеводы Полюда, сподвижника главного персонажа.
Должна сказать, что люди, работавшие на этом фильме, удивительные труженики и настоящие герои. Проект ведь необыкновенно сложный с точки зрения материала: только съемки продолжались год, и еще год — подготовка. В Пермском крае в Губахе построили целый средневековый город — с деревянной крепостью, храмом, монастырскими кельями. Случаются непростые проекты, где люди много работают, надолго уезжают из дома, не видят семьи, но это было просто что-то невероятное, не сравнимое ни с чем. Настоящий подвиг.
— Каково работать с мужем? Вы ведь снимались у него не только в «Сердце Пармы».
— Я начала с ним работать, когда он еще был для меня просто режиссером и снимал свое первое кино — «Бой с тенью 2: Реванш». Антон пришел с телевидения, то есть с другой планеты. У него был взгляд исследователя, он с огромным интересом смотрел на кинопроцесс и быстро сориентировался. Антон прошел мощную школу монтажа на телевидении, у нас так никто больше не монтирует.
Мне с мужем работать комфортно. Он ставит точные задачи и предоставляет артисту свободу, возможность проявить себя. Прекрасные актерские работы в фильмах Антона Мегердичева говорят о его таланте режиссера. Взять хотя бы «Метро» или «Движение вверх». И каждый его новый проект сложнее и масштабнее предыдущего.
— В нашем кино много таких пар — режиссер и актриса. В одних мужья постоянно снимают своих жен, в других — очень редко. Как дела обстоят у вас?
— Журналисты спрашивали после премьеры «Движения вверх»:
— Почему муж не снял вас в этом громком проекте?
— Ну, наверное, ростом не вышла, плохо смотрелась бы с мячом в спортивной форме, — отшучивалась я.
В кино должен сложиться определенный ансамбль, чтобы артисты смотрелись вместе органично.
Ну не снял — и ладно. Я спокойно к этому отношусь. Вообще, не снималась у Антона лишь в «Движении вверх». В то время только родила Лиду и была занята в других проектах, а совместить материнство и работу непросто.
У меня замечательные дочки. Осенью взяла с собой Лиду в Пятигорск. Через шесть дней она сказала: «Знаешь, мама, здесь, конечно, хорошо, но у меня нет возможностей и средств реализовать свои идеи и задумки. Поэтому нужно в Москву».
— И какие же у нее идеи?
— Самые разные. Лида все время что-то придумывает. У нее очень деятельная и созидательная жизнь: может смастерить парусник, если вдруг захотелось, — сама, из подручных материалов. Нарисовать открытку на день рождения. Очень любит проигрывать какие-то ситуации, режиссировать, вовлекать нас в игру.
Лида быстро и легко запоминает стихи — если есть желание. Пока ей не особенно нравится, когда о чем-то просят, заставляют что-то сделать, поэтому стараемся на нее не давить.
Бывает, читаю ей какое-то стихотворение и привношу в него свое отношение. А она добавляет что-то свое, часто очень забавное. У нее замечательное чувство юмора.
— Какие таланты у вашей старшей?
— Марьяша уже третий год занимается в музыкальной школе по классу фортепиано. В прошлом году получила сто баллов из ста на экзамене. Сейчас в музыкальных школах очень высокие требования, это считается предпрофобразованием. Нагрузка серьезная. Говорю Марьяше: «Для меня главное — не оценки. Необязательно, чтобы вы получали пятерки. Мне хочется, чтобы вам было интересно, даже если трудно». Видимо, срабатывает. И учителя у дочки замечательные — и в музыкальной, и в общеобразовательной школе. Пока детям все интересно, хочется дать им как можно больше. Я бы сама с удовольствием научилась играть на фортепиано. У меня мама преподаватель, а вот я не умею. И нет времени на то, чтобы освоить инструмент.
Недавно приезжала в гости тетя Антона, которая тоже играет на пианино, и мы устроили домашний концерт. Дочки играли, пели. Тетя мужа отметила: «Удивительно, какое у девочек рвение к музыке! Как обе увлечены творчеством».
— Это рвение надо культивировать...
— Думаю, не культивировать, а сохранить. В каждом ребенке можно разглядеть какой-то дар, главное — не сломать то, что дано природой. Некоторых детей нужно все время подталкивать, а Марьяшу и Лиду — поддерживать.
— Вы хотели бы, чтобы дочери занимались актерской профессией?
— Я ничего не хочу и не загадываю. Иногда возникает соблазн как-то их привлечь, когда вижу, что они способны к актерским штукам — не просто что-то изображают, а чувствуют процесс изнутри. Но прекрасно понимаю: если буду выводить девочек в зону профессии, начнется ломка. Они станут работать на результат, а мне хочется, чтобы находились в каком-то своем, творческом поиске.
У старшей уже есть обязанности и определенные задачи — в обычной школе и музыкальной. У Лиды пока их нет, но мне нравится, что она способна принимать решения. Хотя говорят, что это неправильно, родители должны думать за ребенка, а Лида, когда ее не заставляют, сама придумывает, как преодолеть дискомфортную ситуацию.
Конечно, не стоит все пускать на самотек, нужно разговаривать. Для меня воспитание детей — тоже нечто новое. Ведь нет педагогического опыта, все приходится постигать на ходу. Девочки разные, к каждой необходимо найти свой подход.
В прошлом году, когда карантин подходил к концу, Лида вдруг говорит:
— Мама, хочу заниматься на скрипке. Когда ты меня познакомишь с учителем?
— Ну подожди, надо же его сначала найти, договориться.
Дочь подождала месяц и заявила:
— Мама, мне надоели отговорки! Я хочу заниматься в музыкальной школе.
— А ты понимаешь, что это уже будет взрослое дело? Сейчас можешь сказать, что не пойдешь в садик, а в музыкальной школе капризничать нельзя. Придется заниматься.
— Понимаю...
Купили скрипку, нашли преподавателя. На первый урок Лида отправилась в приподнятом настроении, в платье, похожем на школьную форму. Она долго собиралась, пришлось поторопить:
— Давай быстрее, а то не успеем на занятия!
— Да-да, сейчас! Это же моя мечта, как можно от нее отказаться?
После пары уроков Лида поняла, что игра на скрипке — совсем не тот праздник, который она себе придумала, а кропотливый и довольно нудный труд. Однажды призналась, что больше не хочет. Я напомнила: «Мы же с тобой договорились? Это взрослое дело, хочешь не хочешь — надо заниматься».
Сейчас иногда сопротивляется, но тем не менее ходит. С педагогом они нашли общий язык, та понимает специфику возраста и терпеливо относится к своей ученице. Процесс идет. Это не значит, что Лида будет заниматься скрипкой ближайшие десять лет. Хочется, чтобы все происходило на ее желании, реализации мечты. Однако при этом чтобы понимала — в жизни все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— А ваши мечты сбылись?
— Там, где не требовалось моего усилия и труда, сбылись. Но вообще, я довольна своей жизнью и ничего не желала бы изменить, разве что в плане профессионального разнообразия и роста. Хочется встречаться и работать с интересными людьми, у которых есть чему поучиться.
В принципе, я хоть и не очень состоятельная, но вполне состоявшаяся артистка. Есть какое-то признание, вроде бы чувствуешь себя профессионалом, но вдруг встречаешь некого человека и робеешь перед его талантом, будто ничего не умеешь. Думаешь: «Как это прекрасно! Могу теперь про себя что-то новое узнать! Я чего-то про себя еще не знаю!»
— Рано или поздно придется сменить амплуа, играть возрастные роли. В нашем кино вообще наблюдается странная тенденция — поручать роли матерей чуть ли не ровесницам их экранных детей!
— И я уже их играю. В нашем обществе распространено предвзятое отношение к возрасту. Сначала человек слишком молод и поэтому не может ни на что претендовать. И я про себя так долго думала — ну я же не актриса, только учусь, а потом вдруг он оказывается слишком стар. То есть актриса слегка за сорок может играть только мам. В советском кино такого не наблюдалось.
— Видимо, продюсеры нацелены исключительно на юную аудиторию и считают, что молодежи неинтересны «возрастные» герои...
— Почему? Это какой-то стереотип. И молодой аудитории могут быть интересны люди другого поколения, если фильм сделан талантливо.
Конечно, это не значит, что я в свои сорок с хвостиком должна играть Джульетту, хотя было бы интересно пофантазировать. Допустим, они не умерли с Ромео, дожили до сорока. Что стало с их любовью?
Мне кажется, нужно расширять круг тем и не стоит так все упрощать. Людям интересны настоящие истории, пусть даже сложные для восприятия.
— То есть возрастные роли вас не пугают?
— Конечно, когда предлагают играть просто маму, мне скучно. А если у нее есть своя жизнь, почему нет? Когда она не только переживает за ребенка, конфликтует с ним либо поддерживает, но и у нее самой что-то происходит. Сейчас играю интересную маму, но пианистку!
— И что в этом плохого?
— У меня есть давняя мечта — сыграть наконец героиню с ногтями, длинными и красивыми. Не получается: я то медик, то подполковник ГРУ, то деревенская женщина. Теперь вот пианистка — но и пианистки тоже не могут позволить себе длинные ногти...
Знаете, я о возрасте задумывалась и раньше. В двадцать лет ждала, когда исполнится двадцать пять, думала: стану наконец взрослой, умной, состоявшейся артисткой. Буду крепко стоять на ногах. Но главное — поумнею! И вот наступило девятое июня 2002 года. Выхожу на улицу с репетиции в МХТ. Камергерский переулок накануне пережил бесчинства футбольных фанатов — после матча они разбили витрины магазинов и ресторанов. Иду мимо и думаю: «Как странно, стекла побиты, а китайские фонарики висят, хотя их должны были оторвать в первую очередь...» И в этот момент понимаю, что мне исполнилось двадцать пять и чуда не произошло, я не поумнела!
Звоню сестре:
— Яна, как же так? Мне двадцать пять лет. Я так этого ждала! Думала, поумнею. Но чувствую себя такой глупой!
— Потому что действительно поумнела, — заключила сестра.
— В Архангельске бываете?
— Редко. К папе летала на восьмидесятилетие, к маме на юбилей. Не особо туда стремлюсь, там другая жизнь. Раньше были сложные времена, но это компенсировалось детством и юностью. Тяжелые жизненные обстоятельства меня миновали, и впереди вырисовывалась перспектива. Сейчас приезжаешь и понимаешь, что все совсем не так, как представлялось когда-то. Некоторых друзей уже вообще нет на свете.
Но, конечно, есть папин театр — замечательный, в котором много интересных спектаклей. Это повод навестить Архангельск.
— Папа работает?
— Да! В театре кипит жизнь, к ним приезжают талантливые режиссеры. Один спектакль получил четыре номинации на «Золотую маску», другой вошел в лонг-лист. В театре масса молодежи. Папа, как всегда, открыт для новых веяний и всем предоставляет возможность себя проявить. И мама не останавливается: дает концерты, пишет песни. Одна из них, кстати, вошла в сериал «Мама Лора».
— Надеюсь, и у вас еще будет возможность проявить себя по максимуму!
— Хочется интересной роли. Пусть это будет даже камерное кино, но соответствующее моим актерским возможностям и жизненному опыту. Это и есть реализация, а не шумиха в социальных сетях. Не очень люблю публичность и внимание к себе.
Есть идеи, но они пока не совсем оформились, хотя постепенно приобретают какую-то ясность. Во что это выльется, не знаю. Наверное, в какую-то театральную историю. Хотя, может быть, и в кино. Посмотрим, «аще живы будем и Бог даст». Сейчас все так зыбко... Как говорится, «не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем».
Нужно жить здесь и сейчас и созидать то, что доступно. Можно начать с себя и ближнего круга. Мне кажется, сейчас такое время, когда важнее всего самосохранение. Тем более если от тебя зависят родные. Тогда все как-то сложится, более-менее...

Благодарим ресторан «Турандот»за помощь в организации съемки.