— Екатерина, как я слышала, вы с мужем называете друг друга по фамилии — Абашкин, Гусева. А как вы называете детей?
— Дочку сейчас — Аней, но какое-то время она была исключительно Аннушкой, и никак иначе не разрешала себя называть. Помню, даже батюшка на причастии говорил: «Причащается раба Божия младенец Аннушка», — сделал такое снисхождение. А прошлой весной она у нас стала Нюрой. Коров научилась доить, коз... В 9 лет! Доярушка наша. (Смеется.) А был период, когда я Анну Каренину начинала играть пять лет назад в Театре оперетты. И моя Анечка тоже в Анну превратилась. Важная такая, строгая делалась, когда ее так называли.
— То есть когда вашей дочке было пять лет? И она уже знала, кто такая Каренина?
— Она какое-то время репетировала роль Сережи, сына Карениной, пока не утвердили мальчиков. И постоянно слышала это имя — Анна, Анна... И ей хотелось, чтобы ее звали так же — по-взрослому, по-женски.
— Она у вас с характером!
— О да! Вся в папу! Запрещает нам ее жалеть, сюсюкаться с ней. У Ани взрывной темперамент, она внутренне очень сильная, кремень. Так было с самого рождения. Помню, еще совсем крохой она управляла папой, как конем, сидя у него в сумке-кенгурушнике. Умела развернуть его направо или налево, в зависимости от того, куда ей хотелось. Ее невозможно было повернуть к себе лицом. Она упиралась коленями, кряхтела, рычала, головой таранила грудь. Требовала предоставить ей обзор.
— Чем Анечка сейчас увлекается?
— Колокольным звоном. Зимой она обучалась, а сейчас уже поднимается на колокольню и звонит во время службы. Она и на клиросе периодически поет. Еще ей нравится конный спорт, и это здорово влияет на характер. Удивительно, она такая маленькая, но галопирует, как большая. Вообще, она очень жадная до всего нового, интересуется всем. Однажды она была со мной на репетиции концерта, и Феликс Борисович Арановский, дирижер оркестра МВД России, позволил ей побыть внутри оркестра, прислушаться к звучанию разных инструментов. Феликс Борисович очень щедрой души человек, у него самого дети, внуки. И дальше началось невероятное: Аня влюбилась в скрипку. После той оркестровой репетиции она пришла домой и собрала все музыкальные инструменты, которые у нас есть. Тульскую гармошку, подаренную мне на фестивале Аллой Суриковой. Дудочки, которые подарил Коля Расторгуев, когда мы пели в шоу «Две звезды». И еще скрипку моего папы, я снималась с ней в «Бригаде» и «Интимной жизни Севастьяна Бахова». И вот Аня стала на ней играть — одержимо, вдохновенно. Приходила из школы и, не снимая верхней одежды, бросалась к скрипке, закатывала глаза и пилила. В течение полугода она просила меня, чтобы я отдала ее учиться игре на скрипке профессионально. И я согласилась. У нас был потрясающий педагог, первая скрипка оркестра Силантьева, Михаил Викторович Фадеев — он к тому же потрясающий аранжировщик. В течение года мастер занимался с ней несколько раз в неделю, но потом мы приняли решение, что продолжать не будем. Потому что скрипка не терпит конкуренции: если ею заниматься, то больше ничем. А дочке столько всего интересно!
— Вашему сыну Алексею уже 22 года. А он чем занимается?
— Учится в МГИМО. Перешел на четвертый курс факультета управления и политики, направление — международный лоббизм и конфликтология. Он нащупал что-то свое, где может быть полезен. Алексей похож на меня, такой же мягкий, плавный, очень толерантный, антистрессовый, терпимый, все простит, выслушает. Мудрый такой, спокойный. Я, как в зеркало, на него смотрю.
— У Леши есть девушка?
— Да. Но в этом смысле он непостоянный, всегда в поиске. Слишком высока у него планка.
— Вы такая молодая и красивая. Странно представить, что у вас в любой момент могут появиться внуки…
— Да я буду только счастлива! Ведь чисто гипотетически я уже сейчас могла бы быть бабушкой четырехлетних внуков — моему сыну 22! Но вот только смогу ли я сегодня быть бабушкой в классическом понимании этого слова? Ведь это что-то такое вязательно-пирожковое, исключительно домашнее. Я же смогу стать разве что очень занятой бабушкой, такой бабулей на бегу. (Смеется.) С другой стороны, моим внукам повезет, ведь я не буду им докучать гиперопекой.
— Вы вышли замуж довольно рано — примерно в том же возрасте, в котором сейчас ваш сын. Не жалеете, что не успели нагуляться?
— Нагуляться совершенно не хотелось. Я росла семейным, домашним ребенком, маминой и папиной дочкой, и чувствовала себя так уютно под их крылом, что мне очень сложно было воспринять себя как личность, как самостоятельную единицу. То, что я — это я, стало понятно, когда я поступила в театральное. Начала уходить из дома в девять утра, возвращалась в одиннадцать вечера. А на четвертом курсе я познакомилась с Володей и, окончив институт, вышла замуж, вылетела из гнездышка. С тех пор я под его крылом. (Улыбается.) Наверное, это генетика: как и мои мама с папой, бабушки с дедушками, я очень быстро определилась с выбором человека, с которым захотела прожить жизнь. И никакого желания искать кого-то лучше не было и нет.
— Знаю, что во время свадебного путешествия у вас с мужем чуть было не случилось дурного предзнаменования: он едва не потерял обручальное кольцо.
— Абашкин потерял его дважды. Мы были на Средиземном море. Помню, муж, как дельфин, нырял: набирал воздух и снова уходил под воду, и это продолжалось раз за разом. Я подплываю, спрашиваю, что случилось? А он, чуть отдышавшись, говорит: «Кольцо соскочило с руки!» — и опять ныряет. Я одолжила у кого-то на побережье маску — он стал нырять в ней. Потом надели на него чью-то футболку — надо было укрыть его от палящего солнца, потому что спина стала уже бордовая. Но кольцо муж так и не нашел, вернулся на берег. На пляже собрались иностранцы, женщины начали хором объяснять нам «правила поведения» с обручальным кольцом, что с ним нельзя плавать, а надо носить на цепочке. Очень темпераментно нас учили жизни, наверное, это были итальянцы. (Смеется.) И тут сквозь толпу протиснулась маленькая девочка и протянула кольцо. Каким-то чудом ей удалось найти его на дне. Все стали обниматься, целоваться, фотографироваться, девчушке в знак благодарности купили мороженое. Потом мы пошли на свое место на песок и начали мазаться кремом. До сих пор помню это движение: Абашкин выдавил крем себе на правую руку, занес ее над моим плечом и вдруг замер. Я не поняла сначала, что случилось. Только видела его застывшие в ужасе глаза и слышала ненормативную лексику. Оказалось, кольцо из-за скользкого крема снова соскочило с пальца и улетело куда-то в песок. Мы устроили «раскопки». Шлепанцами и полотенцами огородили участок и стали искать. Любопытным детям, рвавшимся помогать, мы говорили: кыш, кыш. Когда наконец нашли пропажу, уже смеркалось. Итальянцы снова радовались. (Смеется.)
— Вашу собственную семью, скорее всего, не назовешь итальянской?
— Точно нет. Я вообще как рыба в аквариуме, очень спокойная, такой даже немножко ленивец. Тихое, амебообразное домашнее существо, очень медлительное… Я всегда пребываю в какой-то неге, все время на расслабоне.
— При этом вы выбрали публичную профессию.
— Да, и поэтому дома я расслабленная и спокойная, а в работе — собранная и сосредоточенная. Очень сложно бывает вывести себя из равновесия, а большинство ролей требует именно этого. Каждый раз думаешь, чем бы себя кольнуть, чем раздраконить, чтобы включиться в рабочий процесс.
— Вам дома дают отдохнуть?
— Да. Но что значит отдохнуть? Я же не лежу на диване, как Обломов. Домашние хлопоты доставляют мне большое удовольствие — именно в них и заключается мой отдых. Люблю готовить супы на два-три дня: щи, борщ, куриную лапшу.
— Попробуйте еще щавелевый, пока сезон.
— Его мне пришлось бы съесть одной. Дочь точно не станет.
— В июле вам исполнится 45 лет, и многие говорят: «Екатерина выглядит гораздо моложе». А вам это нужно — быть и выглядеть моложе?
— Я совершенно комфортно чувствую себя в своем возрасте, и у меня нет потребности бежать со временем наперегонки. Я мама 22-летнего мужчины, и прекрасно понимаю, что уже не Дюймовочка и даже не девушка Бонда. Я не играю Джульетту, и мне не нужно останавливать процесс женского взросления. Никогда не ставила перед собой задачи быть и казаться моложе, чем я есть. Но я неплохо сохранилась, не жалуюсь. (Улыбается.)
— А бывало такое, что ваша природная красота становилась препятствием в работе?
— Я никогда не считала себя наделенной какой-то особенной красотой. Но как-то раз я пробовалась у Павла Чухрая на роль в фильме «Водитель для Веры». У героини проблемы с ногами. И режиссер сказал мне: «Нет, нет, даже если бы у тебя вообще не было ног, это не стало бы проблемой. Слишком красивая».
— Зато вы недавно снялись в другом фильме о той же военной эпохе — «Африка». Про спасенную детьми собаку…
— Действие разворачивается близ блокадного Ленинграда, в деревне остался целым лишь один дом, в котором живут мама и трое детей. Девочка, малышка пяти лет, и два мальчика — девяти и пятнадцати лет. Они спасают собаку Африку, которую могли бы, простите, съесть. Но она становится им лучшим другом и помощником… Я хорошо знаю историю своей собственной семьи, своих бабушек, дедушек, прабабушек и прадедушек… Это страшно, и это надо знать и помнить. Поэтому на съемках «Африки» я до слез боролась за киноправду. Мне объясняли, что это притча, а не документальное кино, но мне было крайне важно, чтобы все выглядело достоверно. Например, мою героиню пытались нарядить в овечий тулуп. Вы серьезно? Тулуп в те времена, когда люди ели ремни и варили суп из кожаного ботинка, чтобы хоть какой-то запах в парах кипятка напоминал о мясе? Или вот в кадре зажгли лампадку — у меня был истерический смех. Да и вообще, ну какая я блокадница? Вы посмотрите, я 60 с лишним килограммов наела. Нет, нет. Но мне отвечали, что здесь не нужна анорексичная актриса, нужна сердечная. Я яростно спорила, но потом все-таки приняла тот факт, что это притча о гуманности, о том, что только ребенок способен творить истинные чудеса. Это очень хорошее, честное кино, которое, кстати, включили в обязательную школьную программу. Оно безо всяких спецэффектов, без голливудских акриловых зубов у актеров. Снимали мы в минус 25, в крещенские морозы. Было непросто. Да еще это совпало с моим участием в проекте «Танцы со звездами». Сейчас вспоминаю и не представляю, как я вообще успевала оказываться и там, и тут. Но мы репетировали онлайн. Женя Папунаишвили, мой партнер и наставник, по телефону показывал все шаги, последовательность движений, комбинации. Женя — гений. Он научит танцевать любую бабушку, дедушку, ребенка, кита, медведя, дерево. Он максимально требовательный, но у него есть «пряничные» слова-паразиты: «умница» и «молодец». Слышишь их и сразу веришь в себя!
— Екатерина, говорят, вы никому не отказываете в помощи, даже малознакомым людям…
— Просто, знаете, меня ни разу не просили о чем-то, чего я не могла бы сделать. И вообще, это не повод для гордости.
— А есть люди, которым вы не доверяете?
— Нет, я доверчивая. Но, представляете, меня никто никогда и не обманывал! Мне даже нравится доверять — особенно на съемочной площадке, когда можешь полностью положиться на каждое слово и каждый жест режиссера. Как, например, с Говорухиным. Это была диктатура, но какая, вау! Я получала настоящее удовольствие от того, что стала послушным инструментом в руках этого скульптора. Он чувствовал каждый шаг, каждый жест, направлял, подсказывал. К сожалению, Станислава Сергеевича уже несколько лет нет с нами. Мы осиротели…
— Вам часто достаются грустные роли и редко комедийные. Как вы думаете, почему?
— Это образ, приросший ко мне после некоторых ролей. И теперь срабатывает стереотип. Почему-то люди плачут, когда на меня смотрят. Сопереживают… Анна Каренина плачет, Настасья Филипповна плачет. Если я выхожу на концертную сцену, пою военные песни или романсы — люди тоже плачут. Я давно привыкла к тому, что вызываю именно такие эмоции. Это замечательно. А уж когда люди смеются, глядя на меня, — это моменты полного счастья. Вот скоро должны начаться съемки сериала про женщину, которая нашла себя в стендапе и кардинально изменила жизнь, стала сильной, избавилась от комплексов и зажимов. Пока я не получила в руки этот сценарий, не воспринимала женский юмор. Сейчас смотрю на жанр иначе.
— Еще вы сыграли трагикомедийную роль в фильме «Домовой». И там снова ломаете сложившийся стереотип, что Гусева — грустная актриса. На самом деле вы совсем не такая…
— Ну откуда зрителям знать, какая я на самом деле? Они же судят по ролям в театре и кино, по тому, какой я выхожу петь романсы. У них сложился этот образ, а у меня есть паническая боязнь ему не соответствовать. Вот объявляют: «Екатерина Гусева!» А мне кажется, что она моложе меня, стройнее, даже ростом выше, пожалуй, поумнее меня будет, да и одета наряднее. Я — актриса, а когда нужно быть собой — страшноватенько.
— Вы много работаете. Как успеваете переключаться с одной роли на другую?
— Во время поклонов. Я, когда голову вниз опускаю, будто сбрасываю всю энергию в пол. Работа в театре вообще имеет множество преимуществ. Приехать можно только к вечеру, а день провести дома. Это в кино смена длится 12 часов, и то если без переработки. Поэтому сниматься стараюсь летом, в течение сезона очень сложно это делать, я ведь служу в двух театрах. В Театре оперетты, например, в новом сезоне будут продолжаться и «Анна Каренина», и «Граф Орлов». А в Театре им. Моссовета начинаем репетировать постановку «Восемь женщин».
— На прошлой неделе на канале «Культура» показывали запись вашего сольного концерта в Кремле, который состоялся в марте прошлого года. Каково это — выходить на такую сцену?
— Волнующе, не буду скрывать. Это был очень важный для меня концерт. Я успела дать его за день до того, как в Москве отменили массовые мероприятия. Вместе со мной на сцену выходили Олег Погудин, Женя Кунгуров, Дмитрий Харатьян, за роялем сидел маэстро Дунаевский. А в зале были и мама, и дети. Декорации — грандиозные. Огромное овальное зеркало в центре сцены, пять экранов, на которых демонстрировался видеоконтент, подобранный под каждое из моих платьев. Декорациями занимался мой муж — это его профессия. Мы с ним, собственно, и познакомились на телевидении в программе «Русское лото», где он оформлял студию, а я была ассистенткой ведущего. Тогда я еще училась в театральном вузе. За 25 лет, что мы вместе, это наш первый совместный проект. Я хочу сказать огромное спасибо режиссеру концерта Марине Худиной за ее женский взгляд, за то, как она сумела соединить и мюзиклы, и романсы, и песни из кино, и Кремлевский балет с детским музыкальным театром «Домисолька». А видеоконтент! Каждое платье она подобрала под видеоряд. И хочу от всего сердца поблагодарить человека, без которого этот концерт бы не состоялся: генерального директора Кремлевского дворца. Петр Михайлович Шаболтай — удивительной широты и душевной доброты человек. Однажды он подошел ко мне за кулисами и сказал: «Артистка Гусева, у тебя будет сольный концерт в Кремле!» Я так растерялась! Выступать в Кремлевском дворце на сборных концертах мне и раньше доводилось, но о сольном я даже не мечтала. Как минимум это стоит огромных денег, а мне сделали такой подарок! И важно было настроиться, взять себя в руки, чтобы не выглядеть по-сиротски, таким извиняющимся дичком. Но накануне мне дал напутствие Виктор Иванович Сухоруков. Сказал, чтобы я не вела себя как школьница, как девочка, а была наглее. «Придут не в Кремль, а на тебя», — сказал он. И это меня вдохновило.
— Ну а потом концерты, спектакли и все остальное на время прекратилось из-за карантина. Как вы пережили вынужденные каникулы в прошлом году?
— Несмотря на то что мы переживаем исторически знаковый и довольно страшный период, на удаленке я была рада побыть просто мамой и женой. Возможностей вот так отдохнуть у меня в жизни было только две — 10 лет и 22 года назад, во время моих беременностей. И вот подвернулась третья — карантин. Могу сказать, что в эти недели мы с мужем обрели друг друга заново и убедились, что когда-то не ошиблись. (Улыбается.) Мы 25 лет вместе, но нам до сих пор комфортно вдвоем помолчать.