ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 12, 2018

В Музее истории искусства в Вене — в силу габсбургских геополитических и эстетических интересов — хранится 12 картин Брейгеля. Сегодня ему, Старшему и Мужицкому, родоначальнику династии разнообразных Брейгелей — Младших, Адских, Райских, Цветочных, Бархатных и всяких прочих,— приписывается около 40 живописных и около 60 графических работ. На венской выставке собрано три четверти брейгелевских картин и примерно половина рисунков (утраченное и нетранспортабельное представлено с помощью гравюр, выпускавшихся антверпенским печатником Иеронимом Коком, для которого, собственно, и рисовал Брейгель). Даже эта простая арифметика делает рекламу юбилейного проекта излишней.

Впрочем, стоит все же кое-что добавить. Например, что тут собраны вместе четыре из пяти сохранившихся до наших дней картин серии «Времена года»: к трем венским, «Возвращению стад», «Сумрачному дню» и «Охотникам на снегу», присоединился «Сенокос» из Лобковицкого дворца в Праге, не хватает только «Жатвы» из Метрополитен. Самое время включать Вивальди, но на выставке, слава богу, избегают дешевых спецэффектов. Что помимо Брейгеля натурфилософского тут почти исчерпывающим образом представлен Брейгель апокалиптический — с «Триумфом Смерти» из Прадо и «Безумной Гретой» из антверпенского Музея Майер ван ден Берг: босхианские ужасы достигают такой концентрации, что не сразу вспоминаешь про отсутствующее в Вене «Падение ангелов» из Брюсселя. Кроме того, в Kunsthistorisches встретились обе бесспорно Брейгелевы «Вавилонские башни»: с парадной венской соперничает роттердамская, чья руина выстроена, может, и попроще, но зато идеально вписана в не предвещающий ничего хорошего пейзаж с грозовыми тучами, зловеще стягивающимися к мультилингвистическому долгострою, и морскими просторами с деловито снующими туда-сюда парусниками. В рифму к ним выставлена и единственная теперь, когда брюссельское «Падение Икара» вычеркнули из брейгелевского oeuvre’а, признав копией с утраченного оригинала, марина — «Неаполитанская гавань» из Галереи Дориа-Памфили в Риме. Римскую картину, являющуюся также одним из немногих вполне реалистических пейзажей мастера, окончательно и бесповоротно атрибутировали Брейгелю Старшему именно в ходе большой научной и реставрационной работы, предшествовавшей венской выставке.

Может быть, особо взыскательный зритель пожалеет о том, что «Слепые» не покинули Неаполя, как предполагалось вначале, но немногочисленные брейгелевские холсты очень уязвимы, а «Притча о слепых» и «Мизантроп» из Музея Каподимонте написаны как раз на холсте. Может быть, особо придирчивые станут досадовать на то, что Брейгелев «мир вверх тормашками» представлен не во всей полноте своего жутковато-веселого обэриутского безумия, потому что «Фламандские пословицы» из Картинной галереи в Берлине не приехали в гости к венским «Битве Масленицы и Поста» и «Детским играм». Да и «Страна лентяев» осталась в Мюнхене. Но зато из Старой пинакотеки в Мюнхене привезли «Голову крестьянки», которую ошибочно называют единственным брейгелевским портретом (что неверно — речь всего лишь об эскизе к какому-то из «крестьянских» сюжетов, обилие коих в поздние годы и принесло Брейгелю прозвище Мужицкого). Вообще же прелесть выставки — в не самых известных вещах вроде крошечного тондо «Пьяница, запираемый в свинарнике» из частной коллекции или трагической гризайльной «Смерти Марии» из Аптон-хауса. И конечно, в возможности видеть живьем рисунки — и ранние, пейзажные, сделанные отчасти в итальянских путешествиях и выдающие почерк профессионального миниатюриста, и такие загадки позднего Брейгеля, как «Пчеловоды» в сюрреалистических скафандрах из ивового прута, привезенные из берлинского Гравюрного кабинета.

Казалось бы, настоящий праздник подлинников в эпоху всевозможных мультимедийных шоу «оживших полотен», однако «Брейгель», ради которого потеснили постоянную экспозицию Kunsthistorisches, начинается с зала гигантских видеопроекций с фрагментами и так как будто бы прекрасно известных шедевров. Это своего рода побочный продукт предшествовавшего выставке шестилетнего исследовательского проекта, посвященного изучению техники, материалов и провенанса работ самого Брейгеля, его сыновей и художников его мастерской. Новые атрибуции, колоссальная помощь реставраторам — на выставке много только что отреставрированных вещей, в том числе венское «Несение креста», вынутое из рамы и выставленное на двухстороннее обозрение, так что теперь видна конструкция непарадного реверса, а парадную лицевую часть после расчистки не сразу узнаешь. Но помимо вклада в чистую и прикладную науку исследовательский проект обрамил выставку залами превосходно сделанной дидактической экспозиции. И даже если вы сами — реставратор, знающий о технике рисунка, гравюры и живописи старых северных мастеров все, вам будет интересно. Не говоря уже о простых смертных, в особенности до- и школьного возраста, которым, например, посредством макрофотографий и гипсовых слепков рук, держащих разнокалиберные кисточки тем или иным способом, наглядно объяснят, как положен вон тот мазок и как проведена вот эта линия. А еще материалы исследования вынесены в интернет — к выставке подготовлен фантастический сайт insidebruegel.net, где можно увидеть венские картины художника глазами реставратора — не только в мельчайших деталях, с помощью обычной макрофотографии, но и в инфракрасных и рентгеновских лучах. Макрофотографии мы и видим, входя на выставку.

Эта занимательная онлайн-игрушка вообще приучает вглядываться в детали, чтобы, усмотрев двух обезьянок, запертых в темнице в нижнем правом углу «Безумной Греты», узнать их же, прикованных цепью в какой-то бойнице и с тоской глядящих на свободный разлив Шельды возле Антверпена, на прелестной доске из берлинской Картинной галереи. Можно сказать, что зрение как раз и есть главный сюжет «Брейгеля» — первым оригиналом на выставке, который мы видим, стал рисунок из Альбертины, известный под названием «Художник и знаток» и по традиции считающийся автопортретом. Впрочем, давно было замечено, что на предполагаемые портреты Брейгеля этот взъерошенный хмурый персонаж, вперивший взгляд вдаль и словно бы не замечающий за своей спиной малосимпатичного очкастого толстосума, уже потянувшегося к кошельку, не особенно похож. И что это, скорее всего, аллегория слепоты, коей не помогут никакие очки, и зрения, коим наделен не каждый смертный, но истинный художник,— очень хочется видеть в этом рисунке эстетический манифест эпохи маньеризма. Но на этой позитивистской и вещеведческой в самом хорошем смысле слова выставке стараются избегать широких обобщений относительно художника, чья биография и чье мировоззрение известны нам едва ли лучше, чем во времена его первого биографа Карела ван Мандера.

Нам рассказывают лишь о том, чему находится материальное и зримое подтверждение: благотворное влияние Италии, постепенное освобождение от Босха, обретение своих — пейзажной и крестьянской — тем, верность бытовой детали, пагубная роль мастерской и сыновей, растиражировавших и оттого обесценивших находки Брейгеля Старшего. Фламандский патриот и ненавистник испанцев, предсказатель грядущей революции и борец за права и достоинство человека, мастер политического подтекста и критик современного общества, философ, гуманист, интеллектуал, сатирик — кураторская команда оставляет эти спекулятивные определения на совести старого искусствознания, усердно превращавшего Брейгеля — после двух столетий забвения — в предмет национальной гордости молодого Бельгийского королевства. Чтобы — наедине с дармштадтской «Сорокой на виселице» или винтертурским «Зимним поклонением волхвов» — зритель сам, без навязанных извне идеологических конструкций, проникся ощущением универсальности, хрупкой красоты и невыразимой печали происходящего. Что сегодня, когда все ждут выставок с эффектными концепциями и смирились с кураторским насилием над художником, живым или мертвым, дает совершенно неожиданный широкий угол зрения.