ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Авг. 24, 2021

Московский музей современного искусства совместно с крупной электронной библиотекой организовали опрос среди россиян об отношении собственно к искусству. Как и ожидалось, народ у нас культурный: музеи в 2020 году посетили 75 процентов человек. Неудивительно: на выставке Серова, помнится, пять лет назад даже двери выломали. Причем, как выяснил опрос, публика знакома не только с академической классикой, но и с гениями новейшего времени: Энди Уорхолом, Бэнкси, Такаси Мураками, Мариной Абрамович, Джексоном Поллоком.

Создатель так видит

В этом же опросе открылось и любопытное: целых 60 процентов наших сограждан ничего не смыслят в творчестве упомянутых художников и их коллег. Неудивительно: из этого списка только работы Энди Уорхола и Бэнкси производят внятное впечатление: они хотя бы изображают людей и знакомые предметы. А что хотел сказать Поллок, разбрызгивая краски по холсту? Зачем Абрамович устраивает свои странные шоу (режет себя бритвой, позволяет публике издеваться над собой)? Зачем Мураками изображает «кислотные» ромашки? А ведь есть еще уйма авторитетов. Альберто Джакометти ваяет тощих человечков, Джефф Кунс — здоровенные стальные статуи, имитирующие фигурки из продолговатых шариков, и так далее.

Что такое произведение искусства сегодня? Выдающийся психолог Лев Выготский в своем знаменитом труде «Психология искусства» описал механизм, пробуждающий у нас в душе эстетические чувства. «Будильник», полагал ученый, срабатывает, когда в произведении есть некое напряжение, сопротивление между формой и содержанием, между материалом и воплощенной в нем идеей. В пример Выготский приводит среди прочего готическое зодчество: «… легкость, воздушность и прозрачность, которую архитектурное искусство извлекает в готике из тяжелого и косного камня, кажется лучшим подтверждением этой мысли».

В момент создания этих строк на улице стоял 1925 год, то есть мир искусства уже давно сотрясали революционные изменения. Психолог талантливо подытожил мысли, давно бродившие в головах творческих людей и им сочувствующих. Однако вместо этой концепции в ХХ веке прижилась другая. Попроще. Ровно через год знаменитый скульптор-авангардист Константин Бранкузи послал из Парижа в Нью-Йорк на выставку свои работы. Один из шедевров, «Птицу в пространстве», задержали на таможне США.

Наивные сотрудники приняли каменюку — на птицу не похожую совсем — за «кухонную утварь и больничные принадлежности» и потребовали заплатить налог 40 процентов стоимости (а предметы искусства налогом не облагались). Пришлось решать дело юридическим порядком. Суд принял сторону автора «Птицы», признав, что «новое искусство» иногда можно принять за поварешку или скалку, но это не проблема художника и его почитателей. Благодаря прецеденту с тех пор «искусство — это все, что считает таковым его автор и еще хотя бы один человек», по закону США. Этого же мнения придерживаются и большинство экспертов по сей день.

Что хотел сказать автор

— Эксперименты Малевича, Пикассо, Брака, Кандинского, Мондриана, Дюшана и так далее имеют под собой серьезную философскую основу, — считает Илья Слободчиков, доктор психологических наук, эксперт в области психологии искусства. — Накануне возникновения «сверхновых» явлений в искусстве на рубеже ХIX–ХХ веков появилась философия, которая, в свою очередь, опиралась на очень сложные переживания, связанные с большими историческими событиями и процессами. Открытия в науке, технологическая революция, Первая мировая война, Октябрьский переворот в России. Искусство реагировало на эти тектонические изменения, давая еще один очень важный способ их осмысления. «Перетряхивание» всех логических связей — между творцом и миром, творцом и объектом, творцом и аудиторией, между предметом и смыслом, который он в себе несет, — все это было необходимо.

Поэтому когда мы говорим, что любой ребенок легко воспроизведет, например, «Черный квадрат», мы ошибаемся. Ребенок более-менее скопирует, но это не будет художественным произведением, поскольку в детском рисунке заключен какой-то простой, сиюминутный смысл. А художник вкладывает в произведение некий комплекс идей, зачастую очень сложный. Картины Малевича — это эстетический манифест, констатация переворота в творчестве и начала новой эпохи.

Все те же на манеже

— При всем многообразии и противоречивости движений и форм сегодня в искусстве присутствует примерно та же палитра направлений, что закладывалась в первой половине ХХ века, — говорит Слободчиков. — Только названия меняются. Однако историческая ситуация сейчас принципиально иная. Под сегодняшними «непонятными» произведениями искусства такой мощной философской основы нет, как нет и катаклизмов, ее подготовивших.

Художники исследуют мир, не придумывая ничего нового, вполне осознанно опираясь на «лекала», которые им выдали авторитетные предшественники много десятилетий назад. В 60-е годы прошлого века модернизм сменился постмодернизмом. В общем-то, никакой революции в искусстве не произошло. Однако было зарегистрировано одно довольно тревожное явление. В эссе «Смерть автора» (1968) великий семиолог Ролан Барт отмечает, что писатель теперь может лишь вечно подражать тому, что было написано прежде. И Барт имел в виду не только писателей. Тенденция к подражательству несчастливо отразилась на отношении к профессионализму в целом.

— «Мастерство» — это личностная категория, — отмечает Слободчиков. — Личность нужно сначала вырастить и воспитать, а это тяжелейший процесс. Особенно когда для того, чтобы самовыразиться, особенных усилий прилагать не нужно. Можно просто сфотографировать беспорядок в комнате и объявить это аллюзией к «Смерти Сарданапала» Делакруа.

Можно бегать голышом или изобразить груду глины. Казалось бы — какое буйство индивидуальности. Однако все эти попытки больше напоминают «подвиг» Герострата, стремление прославиться, а не искусство.

Или мы становимся одномернее

Психологи признают: мир идет по пути упрощения впечатлений — и в искусстве, и в литературе, и в музыке. Нам необходимо что-то простое, понятное, приятное глазу.

— В связи с колоссальным обилием информации мозг стремится максимально упростить и схематизировать входящие данные, — считает психолог Анастасия Пономаренко. — Короткие тексты, комиксы, сериалы — самые удобные форматы. Кроме того, жизнь при капитализме оказалась существенно другой, чем при социализме, когда у нас была роскошь не тревожиться о завтрашнем дне. А сейчас сплошные стрессы, ипотека, страх увольнения, зыбкость перспектив — у нас просто не остается сил на сложные мыслительные действия. И немаловажную роль здесь играют маркетинг и реклама, которые тоже упрощают ситуацию, помогая нам сделать выбор. Так называемое псевдопотребление, когда бренд становится важнее сути вещи — ее реального качества и ценности, — коснулось искусства в том числе.

Круг посвященных

До пандемии рынок совриска (современного искусства) неуклонно рос. Причем в первых десятках самых дорогих арт-объектов из года в год — среди шедевров Леонардо, Пикассо и Мунка — мелькают какие-то каменюки, каляки-маляки и прочие странные изделия. Так, в 2019 году скульптура Джеффа Кунса «Кролик» (выполнена из нержавейки в форме надувной детской игрушки) была продана за 91,1 млн долларов. В пандемийный 2020 год торговля немного просела, но эксперты смотрят с оптимизмом на перспективы этого сегмента рынка.

Как совриску удалось «прорваться» в категорию «предметов роскоши»? Историки и теоретики искусства очень не любят отвечать журналистам на этот вопрос, видимо, чтобы не прослыть людьми, несведущими в прекрасном. Тем более что в этом прекрасном «крутятся» громадные деньги. Несколько лет назад искусствовед Софья Багдасарова в интервью автору этих строк сказала очень дипломатично: «Объявлять современное искусство «голым королем» как минимум недальновидно. Твое право не считать тот или иной арт-объект шедевром, но не надо обесценивать и осуждать. Просто признай, что это имеет право на существование».

Как бы то ни было, сегодняшний круг знатоков, творцов и потребителей искусства напоминает секту, забавляющуюся некой бесконечной «игрой в бисер». В этой игре, как в любой другой субкультуре, есть своя логика и свои законы. Например, совершенно очевидно: важен не сам «шедевр» из камней и палок, который продается по цене дворца, а комплекс священных ритуалов, его окружающий: высоколобый художник, который подвел под свое произведение сложную систему идей и аллюзий. Искусствовед, разгадавший головоломный замысел автора. И миллиардер, которому приятно дружить с такими умными людьми, как художник и искусствовед, и он готов платить громадный взнос за членство в «клубе избранных».