По улице, где я сейчас работаю, трудно ходить. Она очень крутая, эта улица, часть ее вообще выложена ступеньками. Когда я стою у входа в офис, то хуже всего наблюдать за лицами тех, кто поднимается по тротуару. Молодые они или старые, но у всех у них одинаковые измученные лица и тяжелое дыхание.
Вот идет простой бюджетный служащий, за ним пенсионерка в потертом пальто с клетчатой сумкой; далее какой-то творец с кусками ватмана, потом девушка-студентка. Очень разные люди идут по этой улице, но они вдруг становятся необычайно похожими. Понимаю почему: у них общая проблема — победить эту улицу, добраться до ее верхнего конца.
Я тоже поднимаюсь наверх и ловлю себя на том, что не могу ни о чем думать — лишь считаю ступеньки и жду спасительной площадки перед офисом. Часто я спрашиваю себя о том, на что трачу силы; потом проклинаю, что согласился на работу в этом месте; а в конце думаю — а не поменять ли мне ее. Но главное, я ползу наверх все с тем же выражением лица, что и все. Видимо, общие обстоятельства делают людей похожими.
Особенно трагические.
Вот убили Бориса Немцова, потом все собрались на шествие его памяти. Было много людей, реяли знамена России. Скоро снова соберутся в Сахаровском центре, а потом поедут на кладбище, где Бориса и похоронят. Сегодня один, звонивший в эфир, горько сказал: «Вот вы столько слов о Немцове сказали, а пройдет месяц, и его забудут — ведь всех забывают! И за что он погиб, так и непонятно».
Кстати, а за что он погиб? — подумал я. Хороший вопрос.
Ну, бывает, что человеку падает на голову кирпич — тогда это случайность. Бывает смертельная болезнь — тут тоже все понятно. Случаются катастрофы, стихийные бедствия и прочее, что нерукотворно. Бывает и рукотворное, к примеру, пьяная поножовщина. Но все эти факторы скорее относятся к категории «из-за чего». А слушатель задал другой вопрос, он спросил «за что». То есть за какую цель. Во имя чего.
И знаете, оказалось, что на этот вопрос очень трудно ответить, исходя из того, что Бориса убили по политическим причинам, а не по тем, которые рассказывает сказочник Жириновский.
Вот непонятно, за что погиб Немцов.
За демократию? Но Россия, в общем-то, пусть не полностью, но частично демократическая страна. Борис достаточно свободно критиковал власть, обличая ее даже не столько словами, сколько страшными брошюрами со всякими цифрами, доказывающими абсурдность действий власти и ее злоупотребления. И он это делал много лет. Да, власть его ненавидела, рассказывала, что он «поураганил в 90-е». Его обливали грязью в государственных СМИ, но до убийства дело как-то не доходило. Он открыто протестовал против антиукраинских действий, обличал «верхушку», стал в какой-то степени рупором оппозиции, учитывая, что Навальный то под домашним арестом, то в СИЗО. Но и к этому власти давно привыкли — они его, Немцова, просто не замечали. Вообще-то в стране, имеющей Конституцию и многопартийность, оппозицию не замечать не принято, но бог с ним — значит, у нас такая особенная страна. В любом случае «не замечать» — это лучше, чем четыре выстрела в упор.
Но, может, Немцов непосредственно угрожал Кремлю и одним своим присутствием был угрозой для трона? Вроде бы нет, кремлевские голоса утверждают, что он давно «вышел в тираж», и его влияние было «ничтожным».
Ну, с «ничтожным» я бы поспорил, однако делать этого не буду, потому что для власти ничтожен любой, кто не в Кремле.
Так «за что же» погиб Борис?
Ответ прост и печален — ни за что.
И в этом простая российская правда о нашей действительности.
Он не бежал в атаку на какой-то войне; не рухнул бездыханный от усталости и нервов в президентской гонке; не задохнулся от отсутствия кислорода во время многочасового ток-шоу на центральном телеканале.
Все эти фантазии не про него, а других причин вроде бы не было.
Но почему же он заявлял, что его могут убить, причем заявлял открыто?!
За что?
Ответ прост — за мысль. За иную, чем принято, мысль.
Есть такое слово в России — инакомыслящий. Стать инакомыслящим в России легко: ты просто думаешь иначе, чем думает власть, и открыто говоришь об этом. Раньше за это сажали в психушку или высылали в Горький, как Сахарова. Сейчас думать иначе достаточно, чтобы тебя убили.
Нет, конечно, до убийства есть еще несколько этапов. Вначале тебе предлагают место во власти, особенно если ты был губернатором — ты ведь номенклатура! Далее тебе предлагают пенсию, но чтобы ты молчал. Далее тебя осторожно называет врагом какая-то газета. Если же ты не усек и этот сигнал, то тебя ждет «Анатомия протеста», прослушка телефонных разговоров, тайные съемки и прямые намеки, что «в стране найдутся патриоты», которые с тобой разберутся...
Я думаю, что в России нашелся такой «патриот», может, даже группа патриотов, которая это услышала.
Тут ведь ничего личного — все ради России. Какой-то человек чистит сейчас пистолет с улыбкой надежды: он уверен, что смерть того, кто шел с девушкой по мосту, спасла Россию от Майдана, от Америки, от «украинских фашистов», от либералов. «Владимир Владимирович, только приказ! Мы ждем не дождемся вашего «фас»!» — орал со сцены на митинге какой-то «патриот» (видео лежит в свободном доступе в Интернете). И даже если убийца вообще никому не известен, если он сотворил все это исключительно по собственному желанию, нам не надо лгать самим себе, что он стрелял в химической пустоте. Курок пистолета взводит атмосфера, которая воцарилась в стране.
Когда в советские времена молодежь рвалась на целину, то вслед за одним «назначенным» на вокзал с фибровыми чемоданами спешили тысячи добровольцев — все для страны, все для ее победы!
Сейчас атмосфера другая: «Россия окружена врагами, ее может спасти только герой, убрав с нашего особого пути того, кто за американские деньги, предав Родину, хочет организовать фашистский Майдан», — уже даже не шепчет, а во весь голос призывает она.
А этих «героев» сейчас все больше и больше. Они, разочаровавшись в «измене Новороссии», возвращаются домой, прихватив автомат и несколько гранат. Они не понимают, за что их «кинули» и что им сейчас делать. Они «люди войны и смерти», они не нужны мирной жизни. Они ходят на шествие «Антимайдан» и ждут команды «фас», которой все нет и нет...
Но человек войны не может долго оставаться нереализованным. Он хочет спасти страну, правда, своими методами. И тот, кто сейчас чистит пистолет, он понимает, что власть будет кричать о «немыслимой провокации», но потом, за закрытыми дверями, на чьем-то лице мелькнет благодарная улыбка в адрес неизвестного героя, взявшего на себя малоприятную роль защиты России от врага государства.
Гибридная война не придумывается на пустом месте — она всегда следствие гибридной политики: когда думается одно, говорится другое, а делается третье.
За что погиб Борис Немцов? Да ни за что. Смерть от пули всегда ни за что! Он мог бы стать каким-то министром, сделать карьеру в науке — у него несколько научных открытий, об этом мало кто знает. Он мог бы стать лидером демократической партии и клеймить недостатки в Думе — когда-то же это будет возможно.
Он был талантливым человеком, входящим в политическую зрелость, но его убили.
Можно ли сказать, что его смерть сделает что-то позитивное с нашим обществом? Снова думаю, что нет — провластное большинство не любит таких, как Немцов. Это не пессимизм — это констатация факта. А тем, кто осознает, что Россия тонет и должна срочно меняться, — им кнут не нужен, они хотят меняться и без выстрелов в Бориса Немцова.
Я смотрел на лица тех, кто шел в колоне к месту гибели Бориса, — лица людей были безрадостны, как у тех, кто идет на подъем по улице, где я работаю. Одно выражение лица и одна мысль: сколько еще должен длиться этот кошмар?
Почему главный продукт, который страна производит, — это ненависть к ближнему; почему за поиск врагов и разжигание нетерпимости у нас не наказывают, а тайно награждают медалями. Почему Россия воюет и не собирается эту войну заканчивать. Почему негодяи публично и без последствий призывают к расправе над теми, кто думает иначе.
Почему люди все чаще думают, что нужно вывозить детей.
Кого из инакомыслящих убьют завтра.
Классик говорил, что все счастливые похожи, а несчастлив каждый по-своему. Но он это говорил про семьи, а в государстве все наоборот: если граждане счастливы, то они думают о будущем, причем каждый — о своем.
А если бредут, чтобы хоронить друга, убитого ни за что, в центре Москвы, на фоне кремлевских шпилей, то у всех на лице одно — скорбь и тоска.
Как у тех, кто поднимается по моей улице наверх только с одной мыслью — когда же закончится эта страшная дорога? Когда этому абсурду придет конец?