С марта прошлого года российская армия старается выбить ВСУ от Донецка. Бои в пригородах идут ежедневно - работает артиллерия, авиация. Но бандеровцы вцепились в чужую для них землю - за одной линией укрепрайонов выстроили другую, затем третью. Мне удалось выкроить время между боями и поговорить с заместителем командира взвода штурмовиков донецкой «сотки» с позывным «Грек», который много лет штурмует эту «фортецию» Марьинка.
- Марьинку мы могли взять ещё летом 2015-го года. Дошли до школы, до их райуправления - считай, половина города. Пошли бы дальше, они бы убежали. Но тогда был другой приказ, наверное, хотели решить вопрос миром.
- У меня корни из Мариуполя. Там рядом колхозы были, где жили греки. Родные там похоронены, хочу на кладбище как-нибудь съездить.
- Я доброволец, но считаюсь мобилизованным. Сейчас хотят всех перевести на контракт. Но карьеру военного я не хочу делать. Хотя воевать я не отказываюсь, делаю свое дело.
- Я замкомвзвода – получаю 191 тысячу, а у контрактников обычный рядовой – 204 тысячи. Выгодно, но не хочу себя связывать контрактом.
- Медленно, но продвигаемся. Представляешь, я с братом не виделся 15 лет, и, знаешь, где с ним встретился? Он в «Ахмате» сейчас! Они как раз в Марьинку зашли. Вот задумался, чтобы к ним перевестись.
- У меня семья, две внучки. Моя, как услышала, говорит: «Сиди, где сидишь!» «Ахмат» в любое время могут перебросить в другое место. А я в Марьинке с первых дней - с 2014 года. И у меня одна радость - иногда успеваю домой заехать.
У ВСУ НАЦИКИ В ПОЧЕТЕ
- Почему штурм даётся так тяжело?
- Да много проблем. Дроны покоя не дают. Сейчас у нас позиционные бои, мы окопались. По Марьинке немного двигаемся, а Красногоровку еще даже не штурмовали.
- Много уже прошли?
- 70-80%. Но тут какая сложность: как взяли квартал, так в нём живого места нет - негде закрепиться. Спасают только подвалы. Да и там просто опасно оставаться - у них каждая точка пристрелена.
- Правда, что украинцы своих погибших не забирают?
- Нациков достают. А мобилизованных бросают - они никому не нужны. Бывает приезжает «зондеркоманда», собирает трупы (обычно это проштрафившиеся, их отправляют на уборку). А часто и не забирают - облили соляркой, подожгли и всё - пропал без вести, компенсация семье не положена.
- Вы забираете тела врагов, если за ними никто не пришёл?
- Складываем и присыпаем землей. Иначе на жаре труп начинает надуваться.
- Бывает, что тебе говорят: на таком-то участке брат или друг погиб, можешь помочь вытащить?
- Бывает. Если есть возможность, достаем. Но бывает, нацисты что делают: одного убьют или ранят, а потом ждут, когда за ним придут. Мы однажды раненого доставали, а у них «глаза» (наблюдатель - ред.) на элеваторе стояли. Накрыли нас миномётами. Так вместо одного 300-го, получилось девять.
- Как ты оцениваешь наши потери в Марьинке?
- Каждый штурм – это потери. Но в последнее время стало легче - артиллерия отлично долбит, подвоз снарядов стал лучше, опыта больше.
«НАЗОВИ 10 АНТИБИОТИКОВ»
- Гражданские есть в Марьинке?
- В том году были. Лично видел три двора. В ноябре мы вывели троих гражданских, так с ними один «укроп» сдался. Говорит, в этой семье 8 месяцев от своих прятался. Он сам с Луганщины, из ПГТ Счастье, хочет домой. А там лютовал Правый сектор (организация запрещена в России - ред.), он все это видел. Я говорю: ну, если ты в нацбатальонах не состоял, будешь жить.
- Что рассказывал?
- Что у них в каждом батальоне с десяток нациков за остальными следят. Если кто лишнее слово скажет, исчезнет и не найдут. Я спрашивал: «У вас и правда сзади эти карательные батальоны?» Он говорит: «Да. Начнешь отходить – свои же шлепнут».
- В плен украинцы часто сдаются?
- Мы не горим желанием брать пленных. И сами не сдаемся - бьемся насмерть.
- А наших знаешь, кто в плену побывали?
- В 2014-м Кирюха был со мной. В аэропорт поехали на разведку и попались. Пацану ещё повезло, продержали полтора месяца, потом обменяли. А его комбату зубы болгаркой спилили, пальцы поотрубали. Полтора месяца в плену им с головой хватило.
- Кирюха вернулся воевать?
- Да, офицером. Говорят, с ним всё нормально.
- А ты сам сталкивался со зверствами со стороны нацбатов?
- Слышать, слышал. Но не видел. Хотя, кого не схватишь, они все водители, повара, а один говорит: «Я из медчасти». Я ему говорю: «Назови десять антибиотиков». Смотрю, поплыл.
ЕЖЕДНЕВНАЯ РУССКАЯ РУЛЕТКА
- Бывали случаи, когда думал – ну, всё, конец мне?
- Когда во время боя рядом бахает, не обращаешь внимания. А потом присел, расслабился, и думаешь – Бог меня спас. Я чем старше становлюсь, тем больше об этом думаю. Вот иконка у меня – Николай Чудотворец. Моя броня - девки мои, которые молятся за меня - жена, дочка, внучки, теща, мама. Нужно нечисть душить, чтобы мои внуки её не видели.
- Домой удаётся звонить?
- Режим полета на телефоне всегда включен. Если нужно позвонить - 5-6 минут «жив-здоров», и все.
- А сотовые у вас не отбирают? Есть же системы, которые, якобы, видят даже выключенные телефоны?
- Все и так знают, что мы здесь стоим, а они там. Когда идешь на задание - с собой ни телефон не берешь, ни документы. Если что случится, то случится, на Марьинке каждый день русскую рулетку крутишь.
МЫ НЕ СТОИМ В ОКОПАХ, НАМ ВПЕРЕД НАДО
- Что будет, когда Марьинку полностью возьмут?
- Начнется штурм Красногоровки - через неё идет вся поставка ВСУ на Авдеевское направление.
- Сколько ещё нужно времени?
- Мы начали штурмовать в прошлом марте. Больше года брали, а, прикинь, после Марьинки - Георгиевка, Максимильяновка, Курахово.
- Говорят, что все они - это единый грандиозный укрепрайон, там всё бетонированное, подземное. Якобы из-под земли выезжают танки, стреляют и обратно уезжают.
- На Красногоровке такое возможно - там шахты, по их стволам можно передвигаться. Блиндажи у них цивильные - 4G модемы стоят, интернет, стиральные машины. И у них на постах часовые не стоят - везде камеры. Они техникой напичканы хорошо. За 8 лет они построили серьезные линии обороны. Штуки 3-4 еще есть. Когда в воздух коптер поднимаем, видно, сколько у них окопов нарыто - как паутина. Не знаешь, откуда выскочат.
ОНИ СВОИХ НА ЗАПЧАСТИ РАЗБИРАЮТ
- Где самое адское место? Марьинка?
- Марьинка. Еще Авдеевка. Но я - слава Богу! - там не был.
- В Авдеевке еще живут люди, больше полутора тысяч было этой весной.
- Украинцы специально их не выводят, чтобы были вместо щита. Знают, что пока там местные, сильно мы долбить не будем,.
- Что самое страшное для тебя?
- Когда идут на штурм пацаны молодые, а обратно возвращаются не все. И нужно их тела доставать. А переживаю сильно, знаешь, за что? Чтобы не было опять перемирия, чтобы дать врагам передышку. Надо додавить гадину.
А еще этой весной вошли в район интерната и в подвале одного из зданий наткнулись на военно-полевой госпиталь - операционные по последнему слову техники, баллоны с азотом, медицинские контейнеры, лекарства… Но меня насторожило, что там не было палат реанимации. Где они раненых держали? Да и дороги вокруг были раздолбаны - тяжелых не вывезешь. Мы лекарств набрали, обрадовались, думали, что пригодятся. А как врачам их показали, так опешили - оказалось, что это иммуностимуляторы для поддержки жизнедеятельности во время операций и консерванты для перевозки органов. Азот - для заморозки и контейнеры для того же. То есть этом подвале они своих раненых на запчасти разбирали. На продажу. Страшно.
- А на чем ты держишься?
- В первую очередь меня держит мой «бабальон». Боюсь за них, знаю, что по Донецку прилетает, и душа болит. В 2014 году они уезжали от обстрелов в Харьков. Первой жена вернулась. Потом дочка говорит: «Что я буду там сидеть?» Вернулись и уже никуда не собираются. За них страшно, конечно. Раз в десять дней меня отпускают с семьёй повидаться (зависит от оперативной обстановки). Пацаны по 8-9 месяцев не бывали дома. А у меня здесь всё рядом. Воюю, почти не выезжая из своего города.