ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 18, 2015

— Марина, раз мы заговорили про зиму, то скажите, есть ли у вас какие-то традиции встречи Нового года?

— Для меня он ассоциируется с радостью, душевным теплом и спокойствием, праздник в окружении близких людей. Вариант встречи Нового года под пальмой никогда даже не рассматривала. (Смеется.) В этом году мы с Олегом Павловичем летим в Екатеринбург, в гости к нашим давним друзьям. На Урале зима чудесная, точь-в-точь как в моем детстве: с искрящимися в солнечных лучах сугробами, морозцем. У друзей огромный загородный дом в березовой роще. Красота! Соберется большая компания, все с детьми. Будем кататься с горок, играть в снежки, жарить шашлыки на улице.

Когда я была маленькой, мы встречали Новый год у бабушки с дедушкой — папиных родителей. Посреди комнаты стояла елка — под потолок, с уймой игрушек. В большой салатнице на столе — крупные мандарины, ешь сколько хочешь! У меня было абсолютно счастливое детство. Единственный ребенок в семье, где все любили друг друга. Лет до семи я жила с бабушкой, маминой мамой. Родители уехали на несколько лет работать на Север. Папа, журналист, трудился в местной газете «Искра», а мама, преподаватель по классу виолончели, — в музыкальной школе. В Москве с бабушкой жили два ее младших сына, мои дяди, — молодые, неженатые, веселые и красивые. Они меня любили, баловали и всегда с удовольствием со мной играли.

Мне было семь лет, когда бабушка умерла. Родители уже жили в Москве, но поскольку они много работали, я оказалась предоставлена самой себе и росла «с ключом на шее». Обычное дело для советских детей. Приходила из школы, разогревала обед, делала уроки и шла во двор гулять. Всегда понимала, что отвечаю за себя сама. Отсюда, наверное, моя независимость и самостоятельность. Ярким воспоминанием осталось, как однажды, решив перекусить печенью трески, пролила густое и страшно вонючее масло на школьную форму. (Смеется.) Почему-то я ненавидела переодеваться после школы. Масло мгновенно застыло огромным жирным пятном, и мама, как ни пыталась, никак не могла его вывести. Но меня за это никто не ругал.

Самое счастливое время в детстве — это летний отпуск родителей. Планировать маршрут мы начинали задолго. Часто ездили в Коктебель — тогда довольно пустынное место, не разрекламированное, как сейчас. Гора Карадаг, извилистые тропинки, по которым мы шли с рюкзаками за плечами, и камушки сердолики, изредка попадающиеся на пути. Ездили на озеро Селигер. На рассвете и на закате ловили рыбу, ходили за грибами. Когда от долгого блуждания по лесу я уставала, забиралась к папе на плечи. Какой же это был сладкий миг полнейшей безопасности и детского восторга от всего, что видела вокруг с непривычной высоты!

Чем бы я ни увлекалась, родители все поощряли. Кружок юннатов? Пожалуйста, запишем. Танцы? Танцуй! При этом ни папа, ни мама не пытались просчитать мою жизнь, не прикидывали, пригодится ли мне это в будущем. Мама только настояла, чтобы я окончила музыкальную школу. И оказалась права, потому что развился слух, появилась усидчивость. 

— А когда же проявилась ваша любовь к лицедейству?

— Ребенком я любила выступать на сцене, но, признаюсь, главные роли обходили меня стороной. Я мечтала сыграть главную Снежинку на новогодних утренниках в детском саду, но ни разу эту роль не получила. Максимум — Мухомор под елкой или Бусинка. (Смеется.) В пионерском лагере обычно играла подружку главной героини. Я скромной была, не лезла на первый план.

— Будущая прима МХТ была застенчива?!

— Да. Если бы не поступила в театральный институт, пошла бы в журналистику, по стопам отца. Я хорошо писала сочинения, любила литературу. Но мечта стать актрисой все же главенствовала. Когда еще школьницей ходила в театры, легко представляла себя на сцене.

Несмотря на внешнюю застенчивость, внутри меня бушевал огонь, я жила фантазиями, влюблялась в литературных героев, вела с ними неслышные посторонним диалоги. Я и сейчас эмоциональна, а в детстве страсти внутри просто клокотали. В 15 лет я начала заниматься в театральном классе. Выяснилось, что надо ставить голос: у меня были развиты лишь верхние ноты, а нижние грудные — нет. Мама нашла замечательного педагога, которая занималась дыханием по итальянской системе. Вскоре голос исправился, я человек упорный. Решила похудеть — мне казалось, что у меня толстые щеки, — занялась хореографией. Мальчикам, правда, я нравилась и с толстыми щеками, они за мной активно ухаживали. Я отвечала взаимностью, то и дело влюблялась. (Смеется.)

Неожиданно для меня самой в старших классах интерес к противоположному полу полностью иссяк. Будто внутри что-то щелкнуло. Стало волновать, смогу ли стать актрисой, в каком амплуа. В то время при поступлении на это обращали внимание. А я субретка не субретка, не инженю, не лирическая героиня в чистом виде, что со мной делать — непонятно. На мое счастье, в год, когда я окончила школу, Олег Павлович Табаков делал добор на заочном отделении в ГИТИСе. К нему я и поступила — сразу на второй курс. Учиться у этого педагога было моей мечтой.

В те годы много писали про созданную им студию в подвале на улице Чаплыгина. Спектакли там шли ­потрясающие, но официального статуса новому театру не дали, его закрыли. Актеры — среди них Лариса Кузнецова, Саша Марин, Лена Майорова, Сергей Газаров, Андрей Смоляков — были вынуждены разойтись по разным театрам, но продолжали собираться в «Табакерке» чуть ли не по ночам, чтобы репетировать.

— Вам повезло, вы стали ученицей Табакова. Интересно, он сразу увидел в вас талант? Или тоже не понял, какое у вас амплуа?

— Олег Павлович мыслит другими категориями, не амплуа подыскивает, а ищет нестандартных и ярких личностей. Вот, к примеру, его ученица Лена Майорова в стереотипы не вписывалась. Ее не принимали в театральные вузы, говорили, что у девушки странная пластика, слишком низкий голос… А у Табакова Лена стала героиней. Также Олег Павлович рассмотрел Божий дар в Володе Машкове, которого дважды отчисляли из театральных вузов, в Жене Миронове. Из моего курса вышло много прекрасных актеров: Леша Серебряков, Саша Мохов, Сережа Беляев, Дуся Германова. Всего выпустилось, по-моему, человек шестнадцать. Некоторых отчислили во время учебы, не всех взяли во вновь созданный театр. Ядром новой «Табакерки» стал наш курс, к которому присоединились актеры из первой студии. Для нас Табаков был Вселенной, любовь к нему — всеобщей. Знаете, у меня и подруг-то долгое время не было. Одна — еще со школы, а другие появились много позже. Одержимая профессией и своей любовью, я вообще ни в ком не нуждалась.

— К любви мы еще вернемся. Хочу спросить вас о кино. Уже на втором курсе вы стали активно сниматься, в самом начале карьеры вашими партнерами были Евгений Евстигнеев, Наталья Гундарева, Вячеслав Невинный, Олег Борисов, Валентин Гафт, Татьяна Доронина, Сергей Шакуров, Олег Табаков… Как вы, девчонка, ощущали себя рядом с ними?

— Конечно, робела, не сразу все получалось, и я это понимала. В первом фильме, «Еще люблю, еще надеюсь», волновалась сильно, когда посмотрела готовый материал, себе не понравилась. Роль маленькая, в таком объеме сложно проявиться, но следом по­шли другие, оказалось, что в кино могу быть востребованной. От первой картины осталось такое яркое воспоминание. В перерыве Евстигнеев с Невинным воодушевленно обсуждали репетиции «Дяди Вани» с Борисовым и Вертинской на сцене МХАТа. Я сидела открыв рот, слушала и даже не могла предположить, что спустя годы сыграю в этой чеховской пьесе. Хотя всегда верила в свои силы и не сомневалась в том, что пришла в профессию всерьез и надолго. У нас, учеников Табакова, была высокая самооценка, мы считали себя избранными, раз Олег Павлович что-то в нас разглядел. Но, поверьте, никто о моей самооценке даже не догадывался. На съемках, рядом с большими артистами, я себя вела скромно. (С улыбкой.)

С кино у меня сложилось, я сыграла подряд в картинах «Валентин и Валентина», «После дождичка в четверг», «Личное дело судьи Ивановой», «Дубровский»…

Везде были настолько сильные партнеры, что мне оставалось лишь правильно существовать рядом, не мешать и не раздражать их. Потому что главные партии вели они. Валентин Гафт запомнился тем, что очень скрупулезно разбирал свою роль. Ему вообще не до меня было, он все больше с режиссером общался, подробно вникая в суть своего персонажа. В фильме «Валентин и Валентина» мою мать сыграла Доронина. Еще до нашей первой встречи я была напугана рассказами о жутком характере Татьяны Васильевны. Да, она была требовательна к гримерам, к костюмерам. Но не капризна, а это разные вещи. 

С неприятием, с пренебрежением или взглядом свысока я вообще не столкнулась. Не скажу, что с Дорониной у нас сложился тесный контакт, нет, но она не игнорировала меня.

Лариса Удовиченко, сыгравшая мою сестру, помогала советами, она была уже опытная актриса. На съемках в Севастополе нас с ней поселили в один гостиничный люкс. Так Лариса мне его уступила, ушла жить в другой, обычный. Сказала: «Марина, вы исполняете главную роль, пусть этот номер будет у вас». Я была поражена.

В картине «По главной улице с оркестром» моим партнером был Олег Борисов (он играл моего отца) — человек крайне закрытый. Как только кадр был снят, между нами вырастала стена. Для меня, молодой актрисы, это оказалось психологически сложным. Я привыкла, что все меня хорошо принимают и относятся доброжелательно. А Олег Иванович — нет…

То ли Петр Ефимович Тодоровский (режиссер картины) с ним поговорил, то ли мой экранный папа сам ко мне изменил отношение, но спустя короткое время Олег Иванович стал мягче. Может быть, увидел, насколько я, как и он, искренна и отчаянна в работе, как выкладываюсь по полной. Однажды после съемок мы с Олегом Меньшиковым долго сидели в номере у Борисова в гостинице. Олег Иванович пел, рассказывал что-то удивительное. Правда, таких дней, когда он был открыт для общения, я помню всего два-три. Зато потом он хотел, чтобы я сыграла с ним на сцене МХТ. Значит, в чем-то убедила его.

— Вы упомянули Олега Меньшикова. Каким он вам тогда показался?

— Он уже сыграл в «Покровских воротах», был известен и узнаваем. Олег — это море обаяния, бешеный темперамент, европейский шик во всем! И в манере поведения, и в природной независимости и свободе, и в том, как стильно одевался, как мог широким жестом всех нас угостить или прокатить на такси. А еще добавьте галантность и прекрасное чувство юмора. Конечно, он нравился женщинам, в него все вокруг были влюблены, кроме… меня. (Смеется.) Потому что я в тот момент была влюблена. Кстати, именно любовь и профессиональные успехи дали мне силы пережить то, что для многих стало бы крахом. Снимаясь, я в двадцать с небольшим лет уже заработала на квартиру. Гонорары откладывала, экономила, зная, что у родителей нет возможности мне помочь. Накопила шесть тысяч рублей. Этой суммы хватало на однокомнатную кооперативную квартиру. Но покупка не состоялась, потому что деньги вмиг обесценились. Купила польскую мебельную стенку из ДСП и была счастлива. Меня спасло то, что я жила нашим театром-студией и своим бурным романом.

— Чем вас, юную девушку, поразил Олег Павлович?

— Он из категории людей, которые существуют по своим собственным правилам, не подстраиваясь под чужие системы координат. Олег Павлович для меня, да и для всех своих учеников, — фигура масштабная, сродни большой планете.

— Кто-то из девочек с курса, кроме вас, влюблялся в него?

— Наверное… Но повезло мне: во что верила, то и получила. Как-то летом я, 18-летняя, вдруг поняла, что у нас будет роман. Почему? Вот ничего не знаю, не пытайте. И никакого сомнения в том, что с его стороны это может быть не любовь, а так… Увлеченность, флирт — назовите как угодно.

Я твердо верила, что если между мужчиной и женщиной возникает любовь, то лишь огромная, всепоглощающая, сродни бунинскому солнечному удару. Так и случилось: я упала­ в ­любовь, не осмысливая, что с ней делать и что будет дальше. Сказал бы мне в тот момент Олег Павлович уйти из профессии, чтобы быть рядом с ним, — ушла бы не раздумывая.

— Другими словами, вас настигла страсть?

— Абсолютная! Я жила отчаянными порывами души, но, поверьте, я не собиралась создавать с Олегом Павловичем семью и детей рожать. Никаких планов на будущее, все — только здесь и сейчас.

— Почувствовав, что вскоре ваши отношения с Мастером изменятся, что вы начали делать? Бросились худеть, обновили гардероб, перекрасились?

— Олег Павлович не из тех, кто реагирует на внешность и одежду. Когда мы уже жили вместе, я его спросила: «Неужели тебе все равно, как я одета?» Он говорит: «По мне, так лучше, когда ты раздета…» (Смеется.) Он ценит индивидуальность. И чтобы понравиться Олегу Павловичу, надо обладать чем-то большим, чем хорошая фигура, красивое лицо и юность. Это я, правда, поняла не сразу, поэтому по молодости ревновала. Мне казалось, что любая молоденькая девушка — потенциальная соперница. Мне уже 25, а рядом — 18-летние! (Смеется.)

Знаю точно, что Олегу Павловичу нравится, когда его женщина производит впечатление на мужчин. Если бы я не нравилась другим, думаю, и ему бы не очень нравилась.

У меня столько поклонников было! Я понимала, что в любой момент могу устроить свою личную жизнь, и Олег Павлович это понимал. А также и то, что даже лучшие роли не удержат рядом с ним, если уж меня понесет и я захочу уйти.

На первых порах нас с ним вообще ничего не связывало, кроме сильной чувственной зависимости. Конечно, я его сильно любила, ведь для женщины чувства первичны. Мужчины другие. Они сначала просто хотят женщину, а потом либо влюбляются, либо остывают.

— И все же кто сделал первый шаг?

— Наш роман начался в ноябре, до этого я так тосковала, что решилась признаться в любви. Возник порыв — чувства бушевали, я не знала, что с ними делать. До признаний дело не дошло, потому что когда наши глаза встретились, больше ничего не пришлось говорить… Не понимаю тех женщин, которые, вступая в отношения, боятся, что они скоро закончатся. Лучше бросаться в любовь безоглядно. Какая разница, сколько времени продлится счастье? Месяц, три или двадцать лет…

— Помните дату начала отношений?

— Конечно. 15 ноября. И она для нас более значима, чем день свадьбы. Расписались мы 17 марта, по-моему.

— И случилось это спустя десять лет… Не­ужели вас устраивало ваше положение — неоп­ределенное и не особо почетное?

— Когда я стала взрослее, меня перестало удовлетворять то количество времени, которое мы проводили вместе, ведь когда любишь, хочется быть с человеком не по расписанию.

Нет, я продолжала быть счастливой и по-прежнему не строила планов на совместное будущее, но однажды появились мысли, что хочется встретить мужчину, который своей харизматичностью перебьет мои чувства к Олегу Павловичу. Теоретически я оказалась готова влюбиться в другого и кардинально поменять жизнь. Иногда я писала Олегу Павловичу письма, что все кончено, но… Всерьез мы никогда не собирались расставаться. В переживаниях, в неспособности разобраться, что же мне делать дальше, я гуляла по Москве часами и вела сама с собой внутренние диалоги. Я закрытый человек, не могу делиться душевными переживаниями с другими. О том, что у меня роман с Табаковым, знала лишь единственная подружка, да и то — как о факте, но не о том, что между нами происходит.

— А Олег Павлович знал о ваших переживаниях?

— Нет. Мы никогда не обсуждали эту тему. Потому что изначально он мне ничего не обещал. Я не просчитывала шаги вперед или назад и не манипулировала им. Но я верю в добро. И в то, что у меня все будет хорошо. А вот бороться за чувства не умею. Лучше отойти в сторону, напором ничего добиться нельзя. Невозможно заставить мужчину хотеть тебя.

Как бы там ни было, вероятно, Олег Павлович почувствовал смену моего настроения. Однажды я пришла в театр и мне кто-то сказал, что он разводится. Вот и все. В нашем союзе выстраивал отношения Олег Павлович, я полностью зависела от него. Давить на такого мужчину, ставить условия и ультиматумы нельзя. Я это всегда понимала.

— Вы упомянули о свадьбе, дату которой точно не помните. Но, может быть, не забыты чувства, с которыми вы отправлялись в Грибоедовский Дворец бракосочетания в марте 1994-го?

— Никаких особенных чувств. Я была на шестом месяце беременности, и мы решили поставить штамп в паспорт до того, как Павлик родится. В тот день я спешила на репетицию. Пришли в Грибоедовский просто потому, что он недалеко от нашего дома. Я не наряжалась, была в каком-то свитере. Олег Павлович подарил мне воздушный шарик с рожицей — и все. Это пустая формальность, лишь для того, чтобы у наших детей не возникало вопросов в будущем.

— Павел — желанный ребенок?

— Конечно! И Павлик, и Машенька родились на пике наших с Олегом Павловичем чувств. Первую беременность я летала! Особенно когда токсикоз прошел. Пела, гуляла по паркам, ездила с Олегом Павловичем на гастроли, ходила по храмам, прикладывалась к иконам — потребность в этом была колоссальная. Абсолютное блаженство…

Мне кажется, для мужчины наивысшим показателем любви к женщине является желание иметь от нее детей. В нашем случае это не оговаривалось, просто я знала, что Олег Павлович детей хочет. Хотя сомнения у него были: не поздно ли… А вот у меня никаких раздумий! И сейчас, глядя на Павлика, которому уже 20 лет, и на Машу, которой скоро 10, думаю: какое счастье, что во мне жила вера — все будет хорошо. И эту веру я вселяла в Олега Павловича.

Когда родился Паша, муж был рядом. Я так захотела. Рожала долго, мучительно, мне казалось, еще немного — и умру. И вот наконец ребенок появился, я, погрузившись в состояние покоя и блаженства, увидела глаза мужа. Мы смотрели друг на друга, и я думала: если есть рай, то он такой! Полнейшая эйфория!

— Пока ваши замечательные дети росли, заботы о них лежали на обоих родителях?

— Нет. Олег Павлович общается ровно столько, сколько хочет, и тогда, когда хочет. Вот и все. Но это нормально, я никогда не играла в равноправие. Если ночами дети не спали, он за двойными дверями не слышал нас, не видел, приходил, когда хотел, и радовался, что все хорошо. Была с моей стороны одна-единственная попытка от страшной усталости оставить трехмесячного Павлика на него, а самой немного поспать. Закончилось все плохо, потому что ребенок рыдал, а Олег Павлович рядышком спал и ничего не слышал. Я поняла, что не стоит перекладывать на мужа свои обязанности. Наверное, моя позиция старомодна, но я считаю, что мужчина, который работает, обеспечивает семью, не должен крутиться по дому наравне с женщиной. Я, к примеру, всегда старалась, чтобы муж максимально отдыхал. Если он спит, все на цыпочках ходят. Наши дети деликатны, им не надо объяснять, что родители могут устать. Маша иногда заходит: «Мамочка, можно тебя о чем-то спросить? Если тебя это не затруднит». Откуда в ней это? Они и ко мне, и к отцу очень привязаны. Так трогательно, когда самое вкусное оставляют папе…

— Марина, не могу не спросить о вашей с Олегом Павловичем разнице в возрасте. Со временем она сглаживается или, наоборот, превращается в пропасть?

— Вспомнила такой случай. Мы прилетели в Париж, я в первый раз, Олег Павлович — в очередной. Мне хотелось романтики, долгих прогулок, а он устал и сказал, что хочет побыть в номере, полежать почитать. Сначала мне это показалось обидным: как же так? Ведь мне хочется увидеть Париж с ним, со своим любимым человеком. А потом подумала и пошла гулять одна. И ведь кардинально ничего не изменилось! Мы живем в удобных для нас двоих ритмах. Если люди зациклены на общении друг с другом, можно с ума сойти. Даже от любимых детей можно устать. Мы с мужем замечательно молчим вместе. Например, посмотрим кино или спектакль и, понимая, что оцениваем одинаково, обходимся без слов. Это не значит, что во всем наши точки зрения и взгляды совпадают, вовсе нет! Я не гружу его производственными проблемами, а в театре их всегда много, — глупо рассказывать все, что приходит в голову. Проще выговориться с другими, обсудить рабочие моменты с коллегами. Если Олег Павлович не хочет составить мне компанию, я пойду куда-то со знакомыми, спокойно пообщаюсь, отдохну. Однажды на гастролях уговорила мужа после спектакля пойти поужинать. Он говорит: «Нет, иди одна». Я пристала: «Ну пожалуйста, закажешь что-нибудь легкое». Олег Павлович мне уступил и в итоге пришел, заказал жареный сулугуни. Он решил: раз это закуска, ­значит, легкое. В результате я уже не рада была, что позвала, потому что его здоровье для меня важнее.

Вы спросили про разницу в возрасте. Уверена, будь муж ровесником или чуть старше, мы не прожили бы столько лет вместе. А так он с высоты своего возраста может порой отнестись ко мне как к ребенку. Я иногда болезненно на что-то реагировала, он сбавлял накал эмоций.

— А бывают моменты, когда вы думаете: какое счастье, что я жена Табакова?

— Я счастлива оттого, что встретила большую любовь, человека такого масштаба, личность. Когда я вошла в жизнь Олега Павловича, ему было всего 48, да, звезда кино, но он еще не руководил МХТ, не был народным артистом. Многое из того, что случилось хорошего, было уже при мне. Я влюбилась не потому, что мне пообещали устроить мою жизнь, все больше на себя рассчитывала. Поэтому скажу так: я счастлива, но не потому, что жена Табакова, а потому что я — жена такого замечательного человека. Идеализировать наш союз не стоит. Эмоции эмоциями, а семейная жизнь — это работа: над собой, над привычками, над преодолением собственных слабостей или слабостей человека, который с тобой живет. Это и рутина, и труд, и слезы, и переживания.

Я самая обычная женщина, которая сталкивается с непониманием. Иногда мне приходится занудно бороться с дурными привычками близкого человека во имя его здоровья. Будь у нас в семье все гладко, правильно, приторно, заскучала бы.

Как-то поздно вернулась после тяжелого пятичасового спектакля. Дома все, даже Пашка приехал. Говорю ему: «Хочешь чаю?» Он отвечает: «Да, завари, пожалуйста». А я думаю: «Ну доживу я когда-нибудь до того момента, когда кто-то из них скажет: ты устала, давай я за тобой поухаживаю». (Смеется.) Но сама виновата: и дети, и муж видят, что я люблю больше отдавать, чем брать. Основная нагрузка у меня не в театре, а связанная с Олегом Павловичем: эмоциональная, душевная, физическая. Я хочу, чтобы он хорошо себя чувствовал, чтобы было настроение работать. А то, что он позволяет работать мне, — роскошь, это дорогого стоит.

— Вы ведущая актриса МХТ. Признайтесь, роли вам легче, чем другим, достаются?

— Один-единственный раз я просила роль. Не дали. Точнее, даже не роль, а чтобы пьесу «Дни Турбиных» не отдали из «Табакерки» во МХАТ. Потому что тогда Елену Тальберг сыграла бы я. Но пришел Женовач, сделал спектакль с другими актерами. Мне было обидно! Но спектакль получился хороший!

Вообще я была избалована тем, что со мной режиссеры всегда хотели работать. Если не хотят, то мое достоинство актрисы не позволяет прийти и сказать: я хочу, давайте попробую.

— Интересно, как вы раньше реагировали на пересуды и недоброжелательные выпады в свой адрес?

— Но никто же ко мне не подходил, не говорил: вот мы сплетничаем о тебе про то-то. Когда была совсем молодой, ловила на себе недобрые взгляды некоторых уже взрослых актрис. Все про них понимала и говорила себе: «Не дай Бог и мне когда-то смотреть так же…»

Мой мир гармоничен, и личная жизнь других, их мнения и взгляды меня не интересуют. Я заполнена своими эмоциями, а не живу чужими. Благодарна судьбе за то, что до сих пор не разочаровалась в людях, в чувствах, в любви. Очень это ценю. Жизнь вообще сделала мне много подарков. Одно то, что я стояла у истоков «Табакерки», многое значит.

— Вы мало снимаетесь в кино. Почему?

— По кино я скучаю. Не понимаю, почему в Европе, в Америке снимается столько фильмов о зрелых людях, а наших сценаристов и режиссеров эта тема совсем не увлекает. Это первая причина, почему меня так мало на экране. Вторая кроется в том, что актриса, счастливая в личной жизни, почему-то не так привлекательна для зрителей, как та, у которой она не сложилась.

— Интересная мысль! Выходит, что благополучие в семейной жизни вычеркивает вас из списка профессионально востребованных киноактрис?

— Не совсем так. Часто меня не воспринимают отдельно от мужа, но я к этому спокойно отношусь, это мой выбор. Многие завидуют успешности Олега Павловича, и это тенью ложится и на меня. Вы думаете, те, кто не любит Табакова, будут любить артистку Зудину? Никогда. Я начала это понимать уже лет в 30. Но что я могла сделать? Уйти от мужа и стать независимой женщиной? Чтобы кто-то сказал: какая она замечательная талантливая актриса — одинокая, настрадавшаяся… Ну это же смешно. Когда я сыграла Настасью Филипповну, один критик написал: «Зудиной не удалось раскрыть образ. Это и понятно: она питается в ресторанах, у нее благополучное замужество, ее любят друзья». Ну какая это критика?! Это же зависть! Я не расстраиваюсь из-за подобных выпадов. И, загадывая под бой курантов желание, попрошу благополучия, здоровья близким, чтобы дети реализовались в жизни, для Олега Павловича — исполнения планов. Если успею — то попрошу и за себя.