ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Ноя. 3, 2016

— Вы имеете в виду кинофестиваль BRIDGE of ARTS в Ростове-на-Дону? Год назад именно там вы впервые появились на публике после потери сына и развода…

— Это стало моим спасением. Когда позвонили из оргкомитета, я согласилась сразу, не раздумывая. Может быть, это высокопарные слова, но именно родина смогла подпитать меня энергетически. К тому времени я практически не выходила из дома и понимала, что еще два-три дня в таком подавленном состоянии, и я просто не встану с кровати. Не было мотивации продолжать жить. Предложение уехать в Ростов возникло в самый нужный момент. Прошло всего несколько месяцев после того, как я похоронила сына — все понимали, в каком я нахожусь состоянии, и, как могли, пытались меня отогреть, буквально купали меня в заботе и любви. В каком-то смысле там я родилась заново. Мне там всегда рады, часто пишут и звонят оттуда по разным вопросам.

В этом году я подарила свое платье Ростовскому краеведческому музею — оно выставлялось на экспозиции «Пойдем в кино». В Ростове-на-Дону и рядом с ним есть много «мест силы», которые помогают восстанавливаться. Я помню, когда мне было лет 18—19, мы с друзьями по студии пантомимы уезжали на электричке на раскопки древних развалин с названием Танаис. Делали пластические этюды, представляли себя персонажами разных эпох. Однажды я отошла от друзей и увидела большой камень, возможно, это было основание какого-то ритуального здания. Я была одна, захотелось на него прилечь, и почувствовала себя маленькой ящеркой, которая пригрелась на солнце, внутри меня происходило что-то невероятное: в мыслях наступила совершенная ясность, а тело напиталось силой. Нечто похожее я испытала недавно, во время отпуска в Мексике, когда проводники — потомки майянцев — на тросах опускали нас с друзьями в пещеры-сеноты, на глубину 20 метров, чтобы мы окунулись в подземные озера с чистейшей водой.

— У вас в Ростове-на-Дону много осталось родных?

— Никого… Моя родная сестра Ольга, которая моложе на полтора года, живет в Подмосковье. Она, двое ее детей и ее внуки — вся моя семья. Несмотря на то что сейчас я приезжаю в Ростов-на-Дону с искренней радостью, воспоминания о детстве трудно назвать светлыми… Папа приехал в Ростов-на-Дону из украинского города Артемовска. Он был прекрасным музыкантом, и его пригласили в Ростовский симфонический оркестр. Мама училась в медицинском институте, когда они познакомились с папой. Когда я родилась, мы жили в актерском общежитии. У входа в нашу комнату стояли два шкафа, и мама повесила между ними бархатную занавеску, получился небольшой холл. В комнате стояли секретер, круглый стол, дальше один раскладной диван для родителей и второй — для нас с сестрой. Потом родители вступили в кооператив, мы переехали в новостройку на окраине и как-то бесконечно долго выплачивали взносы. Потому что когда мне было семь лет, папа бросил нас и уехал обратно в Артемовск, и все легло на мамины плечи. Это стало и нашей с сестрой проблемой. Мы постоянно решали, что важнее — заплатить взнос за квартиру или купить новые сапоги. Мама работала на трех работах, но денег катастрофически не хватало. Носили одежду подросших друзей. В то время было нормально передавать вещи, пригодные для носки, кому-то еще.

— Отец помогал?

— Нерегулярно. Какие-то деньги он присылал время от времени. Проблема в том, что папа редко где-то официально работал, как всякий человек, который крепко дружил с алкоголем… После их расставания с мамой он только один раз приезжал нас проведать, но у родителей не заладился разговор, и больше он нас не навещал. Даже когда мамы не стало… Она очень тяжело болела, мне было 11 лет, когда мы ее похоронили. Ее мама, наша бабушка, оставила дом на Украине и переехала в Ростов, оформила на нас с сестрой опеку, хотя «добрые» родственники убеждали ее отдать нас в детский дом. Так и жили на ее небольшую пенсию: бабушка работала дворником, а летом продавала малину с участка в шесть соток. Пол-литровая стеклянная банка стоила 50 копеек. Каждое утро в шесть часов бабушка шла убирать дворы, а по вечерам мыла два подъезда. В сильный снег или листопад мы с сестрой тоже вставали рано и помогали ей, хотя, не скрою, я стыдилась этого, боялась, что увидят сверстники и будут смеяться. Почти до последнего своего дня бабушка работала, чтобы нас прокормить. Ее не стало в 74 года.

— Неужели все это время отец не интересовался вашей судьбой?

— В 18 лет я сама решила поехать к нему в Артемовск. Наверное, это был вызов с моей стороны. Думала так: приеду вся красивая, скажу ему, что хочу быть актрисой. Все-таки он — музыкант, творец, должен дать совет. Помню, он смотрел на меня с восхищением, с мокрыми от слез глазами. Когда я вошла, он сказал: «Люся!» Так звали мою маму, я на нее похожа… Это был единственный раз, когда мы с ним серьезно поговорили. Отцу не очень понравилась моя идея стать актрисой. «Знаешь, — сказал он, — это невероятная зона риска, в том числе и в личной жизни. Это очень зависимая и ненадежная профессия». Меня это не остановило…

В девятом классе увидела объявление о наборе в театральную студию во Дворце пионеров и застыла как завороженная. Никто тогда, даже я сама, не поверил бы, что из меня может выйти актриса. Ведь я была тихой, воспитанной девочкой без лидерских замашек. Но когда я пришла в театральную студию, мне сказали, что я уже старовата. «Подождите, — спросила я, — но ведь у вас в спектакле играет девочка моего возраста?» — «Так ведь она пришла к нам в шестом классе и уже старушек играет». Я была в шоке. Только я отважилась и подалась в артистки, говорят — старовата! Выхожу из Дворца пионеров в расстроенных чувствах и за углом вижу старинное купеческое здание — Дом учителя, где тоже идет прием в театральную студию, лучшую в городе. И туда меня приняли без вопросов. Жизнь иногда лишает нас чего-то, чтобы подарить что-то более стоящее.

— Ирина, в репертуаре Московского губернского театра есть спектакль с вашим участием. Каково выходить на сцену театра, которым руководит ваш бывший муж?

— Скажу так… Мы с Сергеем выстроили доброжелательные, рабочие отношения художественного руководителя и приглашенной актрисы. Иначе и быть не могло. В этом смысле мы с ним оказались достаточно мудрыми людьми, несмотря ни на какие ситуации. Я по-прежнему являюсь соучредителем Фонда Сергея Безрукова. Мы советуемся друг с другом по вопросам, связанным с театром, который фактически создавали вместе. Сразу хочу сказать, что в Московском губернском театре у меня нет привилегий, я всегда настаивала на этом. Я здесь — приглашенная актриса. Их в театре немало: это Андрей Ильин, Дмитрий Дюжев, Антон Богданов... Пока я играю только один спектакль «Бесконечный апрель», по очереди со штатной актрисой.

— Почему вы не в штате театра?

— По разным соображениям. Как бы мне в своих сокровенных мыслях ни хотелось после большого перерыва вернуться на сцену, еще два-три года назад я не стремилась к этому, чтобы не оказаться на особом положении. Это было бы нечестно по отношению к коллегам. Я никогда не стремилась быть штатной актрисой ни одного из театров. В студенчестве я играла по три спектакля в день в каникулы и знаю, что это такое. И еще для того, чтобы иметь свободу и время для других проектов: в кино, на телевидении. Тем более у меня есть авторская программа «Разговор на сцене», так что получается, на сцене я бываю очень часто. Причем на лучших сценах Москвы! (Смеется.) Есть еще нюансы.

Штатной актрисе Московского губернского театра могут сказать — за ночь нужно выучить роль Белоснежки, чтобы в пять утра выехать в город Видное и сыграть шефский утренник. И она обязана это сделать. Приглашенная, как я, — вправе выбирать согласно обязательствам на других проектах. К тому же я никогда не стремилась быть примой при муже-худруке или режиссере. Насмотрелась на таких прим в других театрах, и мне кажется, это никому и никогда не делало чести. К тому же дел при создании нового театра у меня было достаточно и кроме сцены. Первые годы я фактически жила в театре, во все вникала, подбирала команду, внедряла тифлокомментирование — объяснение происходящего на сцене слабовидящим и слепым зрителям. И сегодня можно сказать с гордостью: театр создан и команда его прекрасна!

— Не было мысли уйти из этого театра, чтобы не возникало никаких параллелей с прошлым?

— Я думала об этом. Тем более что это не единственный для меня способ заработать на жизнь, у меня есть работа в кино и на телевидении, меня приглашают вести церемонии и концерты, я себя обеспечиваю. Но этот театр мне очень дорог, в нем работают люди, которых я полюбила, мои единомышленники. Некоторые смотрели на меня с надеждой и просили совета раньше, это происходит и сейчас. Мне кажется, и надеюсь, что я не ошибаюсь, все рады тому, что я осталась. Это фактически моя духовная семья. С первого дня создания с Московским губернским театром был связан мой любимый сын. Он работал здесь старшим администратором и так сумел наладить отношения с самыми разными людьми — от ведущих актеров до уборщиц, что многие из них не удаляют до сих пор номер его телефона и хранят переписку, которой делятся со мной. Сейчас я уже могу спокойнее, без слез, реагировать на это. И всякий раз поражаюсь тому, как Андрей умел находить для каждого особенные слова.

— Вообще это удивительно, как вы, ваш сын, Сергей Безруков стали причастны к этому театру. Пом­ните, с чего все началось?

— Вправду говорят: «Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются». Театр, который прежде назывался Областным домом искусств, находится в Кузьминках, рядом с нашим домом. Как-то мы ехали мимо него, и Сергей вдруг обронил фразу: «Вот бы на старости лет такую работу поблизости, чтоб можно было пешком ходить…» Вскоре звонок из правительства Московской области: «Сергей Витальевич, а не хотите возглавить театр? Правда, он находится не в центре, а в Кузьминках». Решение Сергей принял мгновенно и просто поставил перед фактом: «Город (то есть театр) взят!» И мы стали работать. Мой сын тоже пришел на помощь. До МГТ он работал в одном из лучших концертных залов в Барвихе, и его опыт сильно пригодился.

Еще когда Андрюша учился в университете, чтобы заработать карманные деньги, он устроился туда контролером и потихоньку дослужился до старшего администратора. Сам ездил в Барвиху на метро и на маршрутке, был скромным парнем, решил не сдавать на права, когда мы с Сергеем предложили ему купить машину. Говорил, что на метро быстрее. В театре Андрей отказался от повышения, от солидной должности — хотел делать то, что умеет лучше всего. К тому же он не планировал надолго задерживаться здесь, обещал помочь с годик, наладить административную работу — и уйти уже в самостоятельное плавание. У него были другие мечты, не связанные с работой в театре. Свое мужское слово он сдержал, пришел помочь и в итоге проработал даже больше обещанного. У него были удивительные способности дипломата, прекрасный английский язык. Он не тушевался, когда нужно было принять кого-то из важных гостей, тем более со многими из них он был уже давно знаком. Люди любили его, Андрюша всегда был выдержан и приветлив.

— Действительно важная причина, чтобы хранить верность театру. Но ведь можно было сменить фамилию… Иначе актриса Безрукова в театре Безрукова всегда будет на виду.

— Вы о зрителях? Природа человека такова, что он постепенно принимает условия игры. На днях мне написали в личном сообщении в соцсети: «Ирина, здравствуйте! Видел фильмы с вашим участием. А вы имеете отношение к Безрукову? Наверное, вы — его дочь?» (Смеется.) Если серьезно, ответ на ваш вопрос достаточно простой. Меня уже все знают под этой фамилией более 15 лет, я не хочу путать людей в том же кинопроизводстве, как это происходило с другими актрисами. Вспомните красавицу Александру Яковлеву, которая сыграла в фильме «Человек с бульвара Капуцинов». Она вышла замуж за спортсмена Калью Аасмяэ и взяла его фамилию, услышав которую почти никто, кроме заядлых киноведов, не понимает, о ком идет речь. И начинаются уточнения: а это же вот эта, которая была той-то, с недоумением и всеми подробностями. К чему такие сложности?

— Вы ведь пытались в самом начале поступать в Щепкинское училище?

— Как все, я пробовалась во все театральные в Москве. Но подготовилась, если честно, не очень. Программу учила в поезде, и когда было прослушивание в Школе-студии МХАТ, от волнения забыла текст. «Девушка, может, вы подучите, а уже потом к нам?» Дальше всего я прошла в Щепкинском. Это был 83-й год, курс набирал Юрий Мефодьевич Соломин. Шла я очень хорошо, но в какой-то момент испугалась. Встала, чего-то оттарабанила, а когда включили музыку, начала трясти юбками, как в канкане. А это ведь очень сдержанное училище, академическое. Мне потом Ольга Николаевна, жена Соломина, высказала: «Мы же видели, способная девочка, и куда же это все на экзамене подевалось?» Я вернулась домой, а тут бабушка: «Ты уедешь, я умру». Какая после таких слов Москва? Решила поступать в Ростовское училище искусств, прошла с лучшим баллом. Вскоре случился и мой дебют на большой сцене Ростовского академического театра драмы, где я сыграла еще студенткой более 250 спектаклей.

— В этом же театре вы познакомились со своим первым мужем Игорем Ливановым?

— Когда я появилась в театре, он был уже ведущим артистом. Так получилось, что руководителя нашего курса пригласили главным режиссером в Тулу. И он увез нас, своих студентов, с собой практически на год. Игорь приезжал ко мне в Тулу, а когда после окончания училища я вернулась домой, раздумывая о том, какой театр выбрать — тульский или ростовский, а звали в оба, то на пороге появился Ливанов и предложил руку и сердце. А вскоре его пригласили в театр в Москву.

— Андрей родился уже в Москве? Где вы жили?

— Полгода, зимой, на холодной даче: топили печь, носили воду, удобства находились во дворе… Потом, продав жилье в Ростове, смогли купить лишь комнату в коммуналке в районе метро «Кожуховская», десять лет мы прожили там, на 16 квадратных метрах. Одним из соседей был умирающий туберкулезник, но его никак не могли отселить, хотя по закону это было положено. Нам очень сильно родственники мужа помогали, я им благодарна за это. До их последних дней мы с Андрюшей навещали его бабушку и дедушку. Возможности уехать куда-то отдыхать у нас не было, и как-то Аристарх, брат Игоря, выписал на свое имя нам с Андрюшей комнату на мхатовской даче. Там кровати стояли впритык, было так тесно, что не нашлось места даже для детской кровати, чтобы на ней спал Андрей, — и дедушка Андрюши сам смастерил деревянную кроватку — ровно под размер ребенка. Но все равно это было невероятное счастье — побывать на природе.

Работы у меня долго не было, а потом случайно я попала в Театр-студию Табакова. Табаков искал замену заболевшей актрисе на роль Наденьки в «Обыкновенную историю» по Гончарову. Его пожеланием было, чтобы новой актрисе пришлось впору уже сшитое для другой платье. Олег Павлович первым делом спросил у помощников: «Мерили? Хорошо». А я стою, испуганная, говорю: «Может, мне стихи, басни почитать?» Олег Павлович строго глянул на меня: «Ты где мне там в Гончарове басни читать собираешься? Иди репетируй, готовься». Вскоре у Табакова был день рождения, у актеров ни у кого денег нет на дорогой подарок, скинулись всем миром на дыню торпеду, ножом вырезали «55». Олег Павлович был доволен. А через четыре месяца он вызвал меня к себе в антракте. Я на негнущихся ножках, в своем кринолине, вхожу к нему в кабинет, а он пальчиком водит по полироли на столе, в глаза не смотрит и говорит: «Спасибо тебе, выручила, но, понимаешь, у меня такой маленький театр, и на следующий год штатное расписание уже составлено. На каждое амплуа по одной актрисе. Я тебя физически не могу взять. Но за то, что выручила, еще раз спасибо! У тебя же и так все хорошо, правда? Ты же девочка способная». А ко мне как раз в этот день на спектакль пришли родственники мужа, в зале была и Лариса, жена Аристарха Ливанова. Пришли на мой триумф посмотреть. Я перед ними кланяюсь после финала, а сама слезы глотаю.

— Муж в это время работал?

— Да, в театре «Детектив» у Васи­лия Борисовича Ливанова. Зарплата — около 100 долларов в месяц. За­рабатывали с ним, где только могли. У меня были красивые длинные волосы, и я пошла работать моделью к Сергею Звереву. Платили там скромно. Когда выезжали на конкурсы, я брала с собой орехи и чернослив, чтобы сэкономить суточные. А если удавалось перекусить на банкете и попросить с собой для сына яблоко или пирожное, то это был праздник. До одиннадцати лет Андрей не был на море и рос слабеньким, поэтому, когда на один из первых «Кинотавров» взяли фильм с участием Игоря и ему предложили приехать в Сочи с женой, я бросилась к Марку Григорьевичу Рудинштейну с просьбой взять и сына. Марк Григорьевич сначала отнекивался, что не может всех везти, это вопрос питания, но я сказала: «Нам с ним одной порции на двоих хватит, будем из одной тарелки есть». Рудинштейн махнул рукой: «Езжайте!» Это был царский подарок. А поскольку я уже давно работала у Зверева, то у меня была очень короткая конкурсная стрижка и неоднородно окрашенные волосы.

Я решила себя улучшить и купила баллончик краски, на которой было написано, что она смывается за восемь раз. Называлась красиво, вроде «Индийское лето». Краску я подержала подольше, чтобы она крепче взялась, а когда смыла, то увидела, что волосы стали красными с малиновым оттенком. На звездной дорожке «Кинотавтра» я была самым ярким пятном. Восемь раз пыталась смыть эту краску, по ванне текли яркие струи, но цвет оставался тем же. Когда я выходила из моря, за мной тянулся малиновый след. На мое счастье, именно в этот год Ив Сен-Лоран на одном из показов выкрасил своих моделей в такой же цвет, и поэтому я считалась в Сочи первой модницей.

— «Кинотавр» того времени действительно был таким скандальным, как его потом описывал Рудинштейн?

— Мы видели нетрезвых людей, нырявших в бассейн в смокингах, и вслед за ними туда летели бутылки с шампанским. Были годы, когда выпивать не считалось зазорным. Отлично помню, как приехал Депардье, он не мог выговорить слово «Сочи» и все время спрашивал: «Что это за город такой — Гучи?» А вечером, когда собрался полный зал, Депардье вышел на сцену, но, видимо, у него так болела голова после приемов, что он скромно отошел к занавесу, стал ковырять его пальцем, а потом вообще ушел за кулисы, так ничего и не сказав. Но при этом там царила атмосфера творчества и праздника. С тех пор как Рудинштейн перестал делать «Кинотавр», я больше не была на фестивале и не могу судить о нравах, которые царят там. Но мне очень нравится, с каким достоинством вели себя на фестивале в моем родном городе и наши звезды, и иностранные. Марк Дакаскос, например, благодарил каждого официанта, приносившего ему завтрак. Вы бы только видели девушку, которую он обнял после того, как она подала сырники! Я думала, она упадет в обморок. Марк и мне сделал комплимент: сказал, что я похожа на Одри Хепберн и он хотел бы сыграть со мной в одном фильме.

— Комплименты порой предполагают развитие… Готовы ли вы к новым отношениям и важен ли для вас статус замужней женщины?

— Мне для этого нужно как минимум встретить «своего человека». Проблемы выйти замуж у меня не было никогда. Так уж получалось, что те мужчины, которых я любила, меня звали замуж. Иногда мне делали предложения в первый день знакомства. Особенно в юности, когда мне приходилось охлаждать пыл слишком настойчивых поклонников: «Стоп! Простите, но мы даже с вами толком не знакомы!» Пункт «замужество» не мой пунктик. Я с детства росла с мальчишками, я понимаю мужчин, и они это чувствуют. Я умею любить, заботиться, строить долгосрочные отношения, но пока я бы хотела оставить место для импровизации. Впрочем, не знаю… Когда в моей жизни появится «мой» мужчина, я точно пойму, хочу я замуж или нет. Для меня чувства важнее статуса «замужем» или материальных благ. У меня есть все поводы уважать себя: я много работаю, обеспечиваю себя, ни от кого не завишу и чувствую себя гармонично. Сейчас снимаюсь в «Менталисте» — российской адаптации американского сериала. Вскоре выходит большой фильм — «Землетрясение», в котором я сыграла. Активная работа и постоянная заинтересованность во мне доставляют мне удовольствие, а мужчины… С ними я предпочитаю просто дружить, ведь я и так могу себя назвать сегодня счастливым человеком. А как и куда это счастье будет поворачивать, покажет только время.