ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 12, 2016

В руках у него была кружка, в которой дымился растворимый кофе. Где-то шумели машины, кто-то спешил домой, а он, точно зачарованный, смотрел, как в городе загораются огни. «А в театре сегодня дают булгаковского «Мастера», — сказал вслух Морозов и сделал большой глоток бодрящего напитка. Сегодня он провел первую в своей жизни самостоятельную операцию.

— Это было в 1988 году, я тогда учился на первом курсе мединститута, — мы сидим с детским хирургом высшей категории Дмитрием Морозовым в его кабинете в Детской городской клинической больнице № 9 имени Г. Н. Сперанского. Врач насыпает в чашку две чайные ложки кофе, заливает кипятком. — Мне доверили удалить дробинку из пальца ребенка.

Как она там оказалась, доктор медицинских наук, профессор предпочитает не вспоминать. Куда важнее веселые глаза и лучезарная улыбка поправившегося после удачной операции малыша. Врач задумался. Из глубин памяти всплыл образ первого пациента. Морозов невольно улыбнулся ему в ответ.

— Это такое счастье — превращать больного ребенка в здорового. Когда ты видишь, как поправляется малыш, испытываешь такую радость, которая может перечеркнуть все бытовые трудности, отсутствие денег, — признался врач, подсластив кофе кубиком сахара. — Я и в хирургию-то пошел, потому что есть такая мистификация: хирург — крутой врач. Это сейчас я понимаю, что можно быть серьезным кардиологом или отличным неврологом. А тогда все мальчишки хотели в хирургию, потому что это вроде как мужская специальность.

Методом исключения

Несколько кругов по школьному стадиону сложились в три километра. Учитель физкультуры быстрым щелчком зафиксировал на секундомере время: 12 минут 13 секунд. Узнав результат, восьмиклассник Дима Морозов удовлетворенно кивнул головой. «До достижения цели осталось ускориться всего на три — а лучше на четыре — секунды», — размышлял школьник, опираясь руками на брусья и вытягиваясь в «свечу».

— Честно скажу: космонавтом никогда не хотел быть, — вспоминает себя в детстве врач Морозов. — Зато готовился пойти в десантные войска или в спецназ. Я же вырос в семье военного, жил в офицерском доме.

Впрочем, до того как Морозов решил пойти по стопам отца и усиленно занялся физкультурой, он хотел быть биологом и дрессировать дельфинов. Из них, считал Дима, получаются отличные спасатели. По крайней мере в одном зарубежном многосерийном детском фильме отважный дельфин не раз приходил на помощь своему другу — обыкновенному мальчику…

— С дельфинами работают единицы, все остальные преподают в школе биологию. Готов? — полковник противовоздушной обороны листал с сыном-старшеклассником справочник высших учебных заведений.

Они сидели в гостиной, широко распахнув окно. На улице жарило летнее солнце, но в комнату все равно залетал свежий ветерок.

— Нет, — отрицательно помотал головой Дима и вспомнил, как когда-то увлекался моделями речных судов. В воображении молниеносно возник образ бравого капитана Морозова, который смотрел строго вперед и уплывал на своем корабле в неизвестном направлении…

— Методом исключения остановились на медицине. По большому счету, это был выбор моего отца, — возвращается в настоящее Дмитрий Морозов. — Помню, как на следующий день пошел в библиотеку, набрал кучу медицинской литературы, стал читать — и меня немного даже мутило. Казалось, это не мое. Осознание правильности сделанного выбора пришло чуть позже. Когда абитуриентом рассматривал украшавшие коридоры института портреты врачей — участников Великой Отечественной войны. Когда стал студентом, уже после первых лекций немного повзрослел: от действий врача зависит жизнь человека.

— Я поступал на лечебный факультет, но баллов не добрал и вынужден был пойти в педиатрию, — рассказывает Морозов. — С ужасом подумал: «Как я буду работать?» Поэтому тут же выбрал себе специализацию — хирургию — и на первом курсе устроился на практику в больницу... Мне папа всегда говорил: «Димка, в жизни надо быть либо блатным, либо незаменимым». И тут же добавлял: «Вот у тебя, Дима, — второй путь».

Жизнь как творчество

На рабочем столе доктора беззвучно зажужжал мобильный телефон. Врач извинился и ответил на звонок.

— Не волнуйтесь, приходите ко мне на прием в эту пятницу, — мягко сказал Морозов обеспокоенному родителю, положил трубку в карман белого халата и задумчиво посмотрел в окно.

Над восстановленным во дворе больницы старинным храмом Филарета Милостивого возвышались шпили «Москвы-Сити». В ярких лучах дневного солнца «горел» оранжевый «Меркурий».

— Мне нравится выражение, что архитектура — это музыка, застывшая в камне. Думаю, так оно и есть, — говорит Морозов. — Хотя мне больше все-таки по душе старинные здания. Возможно, это потому, что я вырос и сформировался в Саратове — старом купеческом городке. На его улицах сохранилось немало примечательных домов-дворцов и особняков.

Сегодня, прогуливаясь по старым улочкам Москвы, врач с теплотой вспоминает губернский город, невольно прислушиваясь к музыке, что вырывается из приоткрытых форточек «глухих» окон. Звуки фортепиано подхватывает скрипка… Какой-нибудь юный виртуоз разучивает мелодии Чайковского.

— Я очень люблю классическую музыку и джаз, — если от папы-военного детский хирург унаследовал волю к победе, то от мамы, учителя музыки, — тягу к прекрасному.

Дмитрий Морозов сочиняет стихи, пишет музыку. Несколько десятков авторских песен вошли в записанный им на студии альбом.

— Я играю на гитаре, немного на фортепиано и на флейте. А вот если бы у меня появилось еще хоть чуточку свободного времени, я бы освоил виолончель. Обожаю, как она звучит. Мне кажется, что ее тембр схож с тембром человеческого голоса. По крайней мере мужского.

…Летом прошлого года Конгресс Европейской ассоциации детских хирургов принимала столица Словении — Любляна. Профессор Морозов на встречу с коллегами приехал с докладом по инновационным методам диагностики повреждения почек у новорожденных малышей. Выступал, участвовал в долгих научных дискуссиях, а в перерывах бродил по узким улочкам Старого города, любуясь средневековыми постройками. Во время одной из таких прогулок на каменной части Тройного моста через реку Любляницу внимание детского хирурга привлек один уличный музыкант. Мужчина с седой бородой в темно-синем мешковатом пиджаке сидел на старом крепком табурете, легким движением смычка извлекая из виолончели сюиты Баха.

— Добри вэчэр! — поймав на себе заинтересованный взгляд, поприветствовал врача музыкант. И на звон монет благодарно кивнул головой, учтиво приподняв левой рукой молочную шляпу, прикрывавшую спутанные ветром волосы.

Словак по происхождению играет на улицах Любляны уже несколько лет и никогда не отказывает хорошим людям в их просьбах.

Дмитрий Морозов стоял на краю старинной мостовой, наблюдая, как его любимые вариации на тему рококо разливаются по каменной брусчатке площади Прешерна, названной в честь главного поэта-романтика Словении…

— Мы живем в мире творчества, — рассуждает детский хирург. Дмитрий Морозов с трех лет выступает на сцене. Заядлый театрал, одно время он и сам хотел играть в Народном театре, но, защитив кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию, еще раз убедился в том, что у каждого человека свой талант. — Даже когда чей-то дедушка делает стул — это тоже творчество.

Вот и хирург, чтобы оперировать хорошо и красиво, должен быть рукастым — такой обыкновенный добрый мужик, который умеет гвозди забивать. Врач не должен быть бедным, но, как и любой художник, он не может быть баснословно богатым. Хорошим доктором движет чувство любви и сострадания к людям, а не погоня за материальными ценностями.

Знание — сила

Энергичный стук в дверь кабинета прерывает беседу: медсестра принесла документы на подпись. Отдав бумаги обратно, Морозов смотрит на часы — самое время проведать маленьких пациентов.

— Я люблю приезжать в клинику рано, — детский хирург идет по коридорам больницы. — Где-то в семь я уже на работе. Так у меня есть как минимум час, когда я могу поработать спокойно, пока тебя никто не отвлекает.

Эта привычка осталась у Морозова со студенческих времен. Молодой хирург брал пример со своего учителя и наставника Юрия Филиппова, который всегда закладывал время на то же общение с практикантами.

— Юрий Владимирович, там новорожденный поступил, — начинающий врач Дмитрий Морозов каждое утро первым делом забегал в реанимацию, а уже потом спешил к наставнику. К этому времени он успевал расквитаться со срочной бумажной работой и делал небольшой перерыв на аквариумных рыб. Отыскав под корягой сома, Морозов напускал на себя, как ему казалось, отстраненный вид и как бы нехотя интересовался: «Можно я прооперирую?»

Филиппов все понимал и соглашался, отправляя в аквариум щепотку корма. А когда за ним стайкой начинали ходить и остальные подтянувшиеся к началу рабочего дня молодые врачи, он обезоруживающе отвечал им: «Да я уже Диме обещал». Вот так Морозов, приходя в больницу раньше других, получал почти все операции, а вместе с тем и бесценный опыт.

Пять лет назад, когда профессор Дмитрий Морозов отмечал 40-летний юбилей, уже его ученики подсчитали: за годы практики ведущий детский хирург прооперировал 27 тысяч малышей.

— Целый город, — задумался вдруг Морозов. Специализируясь на врожденных патологиях, он берется за самые сложные случаи. — Волнуюсь ли я перед тем как зайти в операционную? Всегда. Нельзя относиться с легкостью к доверенной тебе жизни. Волнение уходит, когда начинаешь работать. В это время я максимально сосредоточен на четком алгоритме своих действий.

«Знание — сила», — любит повторять своим студентам профессор Морозов. И приводит пример из жизни. Как-то раз в кабинет к молодому хирургу влетел перепуганный бледный отец. «Посмотрите, доктор, моего ребенка, — не просит, умоляет мужчина. — Нам сказали, что у нас страшная патология». Хирург невозмутимо провел осмотр и удивленно взглянул на отца: «С ребенком все в полном порядке. Ваша патология — абсолютная норма». Мужчина с облегчением выдохнул и с благодарностью начал трясти руку врача.

«А чего это у вас такой кабинет обшарпанный? — вдруг заметил счастливый отец, оказавшийся первоклассным строителем, и от чистого сердца предложил: — Давайте я вам ремонт сделаю».

— А ведь я ничего не сделал, даже лечения никакого не назначил. Я просто знал, что это норма, — до сих пор немного смущается Морозов. — Есть такое выражение: хирург славен не теми операциями, которые он совершил, а теми, от которых ему удалось отказаться.

Всегда нужно в первую очередь работать головой. А еще — прислушиваться к сердцу.

Морозов признает: прогресс не остановить. Уже сейчас медицина — одна из самых технологически развитых областей науки.

— Когда я начинал, у нас не было возможности даже УЗИ сделать, — говорит детский хирург. — Сегодня наши больницы обеспечены самым лучшим современным оборудованием, но вместе с тем мы начинаем терять человечность, доброе и внимательное отношение к людям.

Те вопросы, в которых врачебная практика бессильна, Морозов старается решить общественно-политической работой.

— Вот сейчас у меня есть возможность поработать в Госдуме, — говорит Дмитрий Морозов. — Я не политик, не собираюсь играть на публику, давать невыполнимых обещаний. Планирую выступать экспертом в области здравоохранения, помогая решать проблемы, которые затрагивают как профессиональное сообщество медиков, так и наших пациентов.

Извечный гамлетовский вопрос для себя он уже решил: быть человеком, который борется за совершенствование системы здравоохранения в целом, за лучшую детскую хирургию и педиатрию во всем мире.

Судьба

Любимая футболка василькового цвета пахнет солнцем и морем. Просторная, на несколько размеров больше, чем нужно, она нежно, точно волна, достает до щиколоток маленького пациента. Двухлетний Вова Наумов как раз закончил обедать, когда в палату зашел детский врач.

— Ничего не болит? — поинтересовался у Вовы Морозов.

К своим пациентам детский хирург приходит без погремушек: никогда не сюсюкает, общается с ними на равных.

Серьезный Вова внимательно посмотрел на врача, разрешив ему в очередной раз взглянуть на длинную зеленую полосу на своем животе. Добрый доктор еще ни разу его не обманул. К тому же рядом мама и верный плюшевый барбос.

— Он родился у нас с парезом кишечника, а потом болел-болел-болел, — рассказывает мама малыша Ольга Наумова, которая привезла сына на лечение в Москву из Курска.

К хирургу Дмитрию Морозову они попали по направлению и рекомендации местного облздрава.

— Золотые руки, — хвалит доктора Ольга. — Скоро поедем домой, да, сынуль? Врачи не верят в суеверия, но успешно проведенную финальную операцию, чтобы не сглазить, Морозов с опаской называет крайней. Двухлетнему мальчику практически полностью пришлось удалить толстую кишку.

— В любой профессии есть свои открытия, очарования и разочарования, — философски замечает Дмитрий Морозов. — Мне повезло, у меня пока гораздо больше очарований. Это и ежедневные подвиги коллег, и маленькие дети, которые выздоровели и стали взрослыми.

Среди пациентов Морозова есть и музыканты, и танцоры, и мастера спорта — судьба каждого прооперированного им ребенка становится неотъемлемой частью его жизни.

— Когда я был рядовым хирургом, у меня в палате все время лежал какой-нибудь малыш, которого я не мог выписать домой. За ним просто никто не приходил, — добрые глаза доктора заполнила грусть.

…В реанимацию поступила новорожденная девочка со сложным пороком развития брюшной стенки и так называемой шаровидной печенью. Это был первый такой случай в практике врачей, где работал Морозов. Действовать нужно было быстро. Собрались. Посовещались. Прооперировали… Спасли. Однако к этому моменту родители от девочки уже отказались: в роддоме им сказали, что шансы на ее спасение равны нулю. Но, видимо, у малышки был сильный ангел-хранитель.

Жизненные показатели в норме, состояние стабильное — мерное сопение девочки Морозов воспринимал как маленькое чудо. И когда до выписки осталось несколько дней, он отправился на поиски родителей ребенка.

«Ваша дочка жива», — слова врача сначала вызывают шок, потом слезы. Мама прижимает к груди приемную дочь и тихо шепчет: «Завтра мы поедем за сестренкой»…

— Уже, наверное, больше десяти лет прошло, но каждый раз я с теплотой вспоминаю этот случай, — немного устало улыбается Дмитрий Морозов. — Получается, я как бы дважды помог малышу. К сожалению, связь с семьей потерялась. Но я убежден, что девочка живет хорошо, и все у нее в полном порядке.

Мы стоим с ведущим детским хирургом Дмитрием Морозовым на ступеньках главного входа одной из лучших детских больниц столицы. В воздухе пахнет лекарствами, сладкой петуньей, молочной кашей и немного кофе.

— Знаете, — говорит Морозов на прощание, — я пошел в педиатрию, вроде как от безысходности, а сейчас понимаю, что это судьба. Я себя взрослым врачом вообще не представляю.

В его темных, как крепкий кофе, глазах отражались теплые лучи вечернего солнца.