— Как прошла фотосессия для «ТН», понравилось ли Пете фотографироваться?
— Было непросто. Петр постоянно что-то сооружал из всего, что было в фотостудии. Все это методично превращалось в огромную кучу, которая называлась, допустим, самолет. Потом самолет становился пароходом и так далее. В итоге получилась фотосессия в дизайнерском видении Петра Станиславовича. Вот такой своевольный парень — всегда добивается своего. Наверное, пошел в меня — я в детстве тоже был свободолюбивым, никого не слушал. Правда, был спокойнее.
— Что в свои три года Пете нравится делать?
— Основная часть Петиных игрушек — это конструкторы, он постоянно из них что-то собирает. К сожалению, не могу сказать, что знаю все подробно о своем сыне, — мы не так часто общаемся, как хотелось бы. Он с мамой и бабушкой сейчас живет в Санкт-Петербурге, а я — в Москве. Периодически они приезжают, потом снова расстаемся. Мы долго подбирали Петру садик — с ним сложно из-за его гиперактивности. Но правильное чередование занятий, режим и внимание дают хороший результат — Петя с удовольствием туда ходит, не то что в московский садик, где он постоянно болел. Как рассказала мне Наташа (бывшая жена Стаса Пьехи, модель Наталья Горчакова. — Прим. «ТН»), в силу Петиной сверхподвижности его постоянно задерживали на прогулках и он простывал. И, соответственно, большую часть времени проводил дома.
— Пару месяцев назад вы выложили в «Инстаграм» трогательный снимок — ваш с сыном совместный выход на сцену. Петя в слезах. Он испугался?
— Да, это был наш первый и поэтому не очень удачный выход. Не скажу, чтобы он испугался, просто не хотел делать то, что ему претит. К моменту окончания концерта он очень устал, набегался и не хотел делать ничего из того, что ему предлагалось. За сценой его ждала сестра Василиса (дочь сестры Стаса Эрики. — Прим. «ТН»), и они, как ни в чем не бывало, убежали по своим детским делам.
— Вас сцена манила в детстве или тоже поначалу сопротивлялись?
— Я не понимал, что может быть интересного в том, чтобы стоять на ярком свету перед какой-то ямой и кучей людей вдали. И что можно делать в такой тревожной атмосфере? Меня просто использовали как некое тайное оружие — бабушкин внук, которому все умилялись. У бабушки была песня «Мужчина, которого люблю», и во время ее исполнения все ждали, что выйдет принц. А в конце выходил мальчик в коротких штанишках, и все улыбались. Это был отрепетированный номер, которому я не сопротивлялся.
В каждом городе мне называли имя местного певца, и я говорил, что это мой любимый исполнитель. В Молдавии признавался, что люблю песни Иона Суручану, а где-то мог назвать и Стиви Уандера. В общем, прикалывались надо мной. Не скажу, что мне все это нравилось, но на сцене я вел себя прилично. А вот потом мог похулиганить — залезал на строительные леса, кидался с крыши кирпичами…
Помню, рабочие сцены играли в домино, а я воровал у них одну кость, чтобы они не могли доиграть. Меня тогда не с кем было оставлять, поэтому несколько лет я ездил на гастроли с бабушкой. Самым приятным стало общение с музыкантами, их был целый ансамбль — трубачи, гитаристы, клавишники, большой хор. Мужики вечно со мной тусовались, кормили, спать укладывали, я у них был как сын полка. Бабушка же весьма авторитарна, и я старался держать с ней дистанцию, несмотря на наши теплые отношения. Я видел в ней угрозу своей свободе.
— Со стороны кажется, что вы человек смелый, даже отчаянный, способный на безрассудные поступки. С рождением сына сумели обуздать свой темперамент?
— Это вам кажется, я абсолютно не смелый. И именно поэтому совершал безрассудные поступки — чтобы доказать окружающим, что я на что-то способен. Смелые люди довольно спокойные, а я беспредельничал, лишь бы выйти из зоны комфорта, получить адреналин. Я был совершенно безумен и неподконтролен в какой-то период своей жизни — пил, курил, употреблял наркотики, уходил из дома. Можно сказать, выжил просто чудом. Был спасен коллегиальным семейным советом, а также врачами. Из тех, с кем я отрывался в годы юности, практически никого не осталось в живых. Поэтому я и открыл наркологический центр — для меня важно реализовывать себя там.
Мой путь выздоровления насчитывает уже восемнадцать лет — с того момента, как я начал превращаться из животного в человека. Понимаю, что в связи с бурной молодостью мой лимит везения исчерпан, поэтому давно не играю жизнью. Сегодня у меня за спиной ребенок, близкие и другие люди, которые от меня зависят, в том числе и финансово.
Осознание того, что ты отец, приходит постепенно. Иногда я забываю об этом, потом вспоминаю, и становится удивительно, но главное — уже не страшно. Страшно было, когда Петя только родился и я взял его на руки. Что-то такое маленькое, беспомощное, хрупкое, боялся оступиться, как-то неловко повернуться.
Я примчался из другого города, когда Петя уже появился на свет. Помню, была большая комната, где лежали роженицы, а в соседней комнате — детишки. И самый маленький — мой, я его сразу узнал.
Известие о том, что я стану отцом, не было неожиданным. Я изначально хотел ребенка. Правда, вслух всегда говорил, что хочу дочку. И был очень рад, когда родилась племянница Василиса. Просто я знаю, что дочка для мужчины — это что-то особенно трепетное и нежное. С мальчиками сложно, по себе сужу. Но зато сын — продолжатель рода, с ним можно разделить мужские интересы и увлечения, мне есть что ему рассказать.
— Внешне Петр — ваша копия, а характером в кого пошел?
— Сходство, конечно, есть, но он больше похож на Наталью — на некоторых детских фотографиях они просто одно лицо. И по характеру он другой — более активный, чем я был в детстве. Я часами мог сидеть на полу, что-то выстраивать, играть сам с собой в войнушку. А он постоянно носится, очень подвижный малый. Как говорят родные, я все-таки поддавался какому-то контролю. Петр пока нет.
— Чему вас научили три года отцовства?
— Чтобы быть хорошими родителями, нужна эмоциональная и духовная зрелость. У нас многие рожают детей в 20-25 лет, будучи еще внутренне незрелыми людьми. Это во многом зависит от того, каким было у человека детство. Мое детство по большому счету прошло без папы и мамы. И я считаю, что эмоционально сильно отстаю от своего биологического возраста.
Сейчас понимаю, что основная задача отца — слушать своего ребенка, пытаться вникнуть в его интересы и общаться на равных. Самое важное — сколько времени ты уделил ему лично, а не просто находился рядом.
— Что главное, на ваш взгляд, в воспитательном процессе?
— Чтобы слова не расходились с делом. И второе: чем меньше слов, тем лучше. Это мое понимание мужского воспитания. Я сам никогда не слушал, что мне говорили взрослые, но смотрел на то, как они поступают. Если они, допустим, курили и пили, а мне говорили, что это плохо, то, разумеется, я тоже курил и пил. Мне кажется, все советы и назидания ребенку должны преподноситься в виде жизненного опыта. Потому что слова, не подтвержденные действием, в одно ухо влетают, в другое вылетают.
— Какие ошибки родителей вы бы не хотели повторить, воспитывая Петю?
— В детстве мне не хватало родительской любви и теплоты. У нас в семье и сейчас нет традиции собираться вместе за большим столом. Мы редко видимся, в основном созваниваемся. И, к сожалению, на сегодняшний день я повторяю историю своих родителей — мало вижусь со своим сыном. Мне очень хочется верить, что скоро Наташа с Петей снова переберутся в Москву. В связи с открытием наркологической клиники («ПС Клиника». — Прим. «ТН») на прошлый год пришлось рекордное количество расходов — провели масштабную реконструкцию здания, наняли лучшую команду специалистов, закупили оборудование. Но дом для Петра купить все-таки удалось — я взял ипотеку, — и теперь дом ждет ремонта.
— Как будете сына ограждать от всяких соблазнов?
— Ограждать нужно от напряжения. Дети ведь пробуют курить из любопытства, и кому-то не нравится: «Да ну, фу, противно! Я не буду». А другие говорят: «О, круто, расслабляет!» Это дети, которые в силу своей гиперактивности постоянно находятся в напряжении, их разрывает изнутри. И они пытаются это состояние как-то снимать. Когда они впервые пробуют алкоголь или сигарету, то чувствуют, что их отпускает. Так что родители не должны допустить этого напряжения. И если идеальной модели семьи, увы, не случилось — когда мама-папа вместе, любят друг друга, — то, наверное, стоит обратиться к психологам. В своей клинике я бы тоже хотел видеть хороших специалистов в этой области, занимающихся так называемой детской гештальт-терапией, которая в игровой форме учит ребенка расслабляться.
— Кто воспитывал вас, влиял на вашу подростковую реальность?
— Не в самый удачный период это были петербургские дворы, где существовали свои авторитеты — ребята постарше. Кто-то уже отсидел, мутил всякие криминальные дела. Мне казалось, что равняться нужно на них, ведь их уважают и боятся.
Потом появились музыкальные авторитеты, клубная жизнь. Ну, а на сегодняшний день вокруг меня очень много людей — благодаря тому, что я занимаюсь наркологической реабилитацией и лечением. Я сам очень часто посещаю разные заведения и сообщества, получаю колоссальный опыт. И бывает так, что моими учителями становятся, казалось бы, совершенно случайные люди, которые встали на путь выздоровления.
Если же говорить о конкретных учителях, то в музыке я очень благодарен педагогу Владимиру Коробке. Этот человек во времена «Фабрики звезд» меня, что называется, «переобул» и дал свободу выбора в пении. А вот веру в себя мне внушил Виктор Дробыш. До встречи с ним я, конечно, пел — где-то в кабаках, в хоре, — но не был уверен, что хочу посвятить этому свою жизнь. И Дробыш сказал: «Ты должен петь. У тебя интересный тембр, необычная подача, в тебе чувствуется интеллигентность. Есть все, чтобы стать певцом, нужно просто в себя поверить». Он дал мне волшебный пинок, а человеку ведь только подари надежду, и он попрет, сворачивая все на своем пути. Конечно же, во многом мое мышление, музыкальный вкус, взгляды на жизнь сформировала мама.
— А чему научила бабушка?
— Что есть некие незыблемые вещи на все времена — эстетика нашей работы и поведения на сцене, понимание того, что надо искренне любить свое дело и зрителя и верить в то, что ты избранный. Чего у меня не получается. У бабушки была и есть вера в собственную избранность. У меня этой веры нет, но все остальное я от нее взял: любовь к зрителям и профессии. А вот свистеть своим «фирменным» свистом Эдита меня не научила. Бабушка свистит очень громко, с двумя пальцами. Я много всего странного умею делать в жизни, но вот свистеть так громко, как она, не могу.
— Кто сегодня для вас самый близкий человек в жизни?
— Моя сестра Эрика. Уже года три мы все делаем вместе. Эрика занимается делами клиники, концертными вопросами, всеми творческими моментами — светом, инсталляциями. Она по образованию и пианистка, и архитектор, что позволяет ей разбираться и в музыке, и в визуализации.
Но такие тесные отношения между нами были не всегда. По-настоящему мы сблизились, когда в моей жизни случился кризис. Он случился три года назад, когда я пришел к пониманию, что нахожусь у разбитого корыта. Вроде и работа есть, и деньги, а ничего не нравится, не приносит удовольствия. И мысль одна: уехать куда-нибудь на край света. Я стал разбирать свою жизнь и понял: я сам ее так выстроил. И тут на помощь пришла сестра. Думаю, это сближение было необходимо нам обоим в тот момент. Конечно, у сестры есть муж, дочка — самые важные для нее люди. Но самый близкий, наверное, все-таки я, потому что с 14 лет — с того времени, как она переехала к нам в Москву от бабушки с дедушкой, которые ее воспитывали до этого возраста, — я всегда рядом. Мы с ней пережили разные моменты, были и воспитательные процессы с моей стороны, даже с применением насилия — типа закрывания в комнате, небольших братских затрещин, но с любовью.
— А была ли в вашей жизни любовь, которая вас изменила?
— По-моему, все говорят о любви, но никто не знает, что это такое. Так что я боюсь жонглировать такими понятиями. Другое дело — влюбленность… В моей жизни еще не было такой любви, которая бы сильно на меня повлияла, изменила, — видимо, до нее надо дожить. Да и вообще, я не влюбчивый.
— Поделитесь мужскими правилами, которым вы следуете в отношениях с девушками.
— Они похожи на библейские заповеди, некие духовные принципы. Например, нужно отдавать и желательно ничего не ждать взамен. Вкладывая в человека свой ресурс — чувства, средства и прочее, — ты начинаешь еще больше этот объект любить, потому что отчасти он становится уже твоим. И если ты ничего не ждешь, то вполне можешь быть счастливым. Второе правило: не наносить ущерб никоим образом — ни прямой, ни косвенный, — не делать больно, заботиться о человеке. По сути, очень простые вещи.
— Ваша широкая львиная натура позволяет следовать этим правилам?
— Мне моя широкая львиная натура, наоборот, мешает. (Смеется.) Как раз Львы по гороскопу очень требовательны, а я стараюсь таковым не быть. Хотя иногда меня переклинивает, как любого человека.
— Чем вас может зацепить девушка, какие качества вы цените?
— Ценю женскую харизму как сочетание неких качеств и жизненных принципов. Если девушка живет в рамках своих духовных принципов, то она может меня зацепить. Мне уже не 25 лет, и на малолетних красоток я не бросаюсь, потому что знаю, что в том возрасте еще только формируется личность и мне будет сложно строить отношения. Есть стремление к уже сформированному миру — с ним мне проще соприкасаться, чем самому конструировать чью-то личность. Я могу чем-то делиться, что-то привносить, но воспитывать девушку я не готов.
— С годами меняется отношение к браку и семейной жизни?
— Я вообще не понимаю, для чего нужно идти под марш Мендельсона в непривычной компании. И писать какие-то каракули под плохое актерское сопровождение незнакомых женщин. На сегодняшний день у меня нет уверенности, что мне это нужно, хотя, может быть, все изменится через год-два.
— А может, вы просто не готовы отказываться ради любви от чего-то привычного? Вот и ник у вас в «Инстаграме», Wolfieha, наводит на ассоциации с одиноким волком…
— Считаю, что если есть какие-то основополагающие качества, за которые меня можно любить, то что-то мне можно и прощать. Я тоже со своей стороны готов ради каких-то качеств закрывать глаза на многое. А что касается одинокого волка, то да, раньше были такие сравнения. Помню, и шаманы мне говорили (а я много интересных мест объездил в свое время!): «Ты как волчонок — бежишь, ушами машешь, и никто тебе не нужен. Сам не знаешь, куда бежишь». Сейчас, мне кажется, я уже приблизительно понимаю, куда бегу и зачем. Что я способен быть полезным, давать и получать нечто важное от жизни, от отношений. Существует известная схема — четыре сферы жизни: я сам, мои отношения в семье, мои отношения на работе и мой социум. Если в какой-то из этих сфер стоит пробел, то человек не может быть счастливым. Для баланса и гармонии должны присутствовать все четыре сферы.
— А вы счастливый человек?
— Иногда да. Счастье ведь сиюминутно, пришло — ушло. Мой рок-н-ролл сегодня — во внутренней свободе. В музыке у меня свой бенд, где мы с сестрой максимально самовыражаемся в рамках дозволенного. Сейчас я свободен в своем выборе, не ставлю себе никаких рамок, не стараюсь что-то доказывать и производить впечатление. Я стал свободным в первую очередь от своих внутренних блоков. Очень люблю состояние душевного покоя, когда такая тишина в голове, что хочется улыбаться просто без повода…
0
25.00
