Бегущая по волнам инстаграма модель Тина Кунаки по просьбе «Татлера» рефлексирует о роли соцсетей в современном мире, канонах красоты и преимуществах брака с кумиром поколения бумеров Венсаном Касселем. Журчание этого светлого ручейка выслушал Алексей Тарханов («Ъ»).
Вот, сбылось. Я напротив Тины Кунаки.
Вы спросите, кто такая Тина Кунаки? Вы оторвались от жизни. Двадцатидвухлетняя француженка Тина Кунаки – юная жена Венсана Касселя. Модель, студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, просто красавица полтора года назад вышла замуж за мужчину, которого полюбила в восемнадцать лет и который любит ее. И не абы какого мужчину, вон сколько их ходит вокруг спортсменок и красавиц, а за кинозвезду, кумира, одного из друзей Оушена, чудовище из «Красавицы и чудовища» – словом, надежду поколения.
Поколение, которое видело в Касселе надежду, на момент его женитьбы как раз готовилось к выходу в тираж. Это мое поколение. Так вот сейчас это поколение снова видит в нем надежду: Венсан, который на диво подтянут, строен, улыбчив, оставил свою статуарную Монику Беллуччи и женился на юной стройной Тине. А в апреле они даже родили дочку, которую назвали Амазони, то есть Амазония.
Тине приходится, я понимаю, не так уж сладко. Она росла, умнела, брала жизнь в свои ручки, снималась, зарабатывала деньги, путешествовала, была взрослее и самостоятельнее подружек – и вдруг все стало не так. Она, видишь ли, снова маленькая!
А ревность! Куда деть ревность? Вечно молодых пятидесятитрехлетних современниц Касселя – к ней. Ее ревность – к его прошлому. Об этом Тина вам никогда не скажет, но подумайте сами: можно ли простить мужчине, что он пытался, неблагодарный, столько лет жить без вас?
У Тины нежная кожа, тонкая кость, высокая грудь, черные глаза и коричневые вьющиеся волосы, которые не распрямить и утюгом, чуть курносый нос. Красавица, сделанная из неправильностей, – за такое сочетание можно жизнь отдать. Жозефина Бейкер XXI века.
Я жду ее в кафе на бульваре Мальзерб среди людей, обсуждающих за завтраком стратегию продвижения. Волнуюсь, честно. Мне кажется, что, как только она войдет, заиграет гавайский оркестр и все кругом попадают со стульев. Но нет, Тина приходит незамеченной, быстро садится за стол, ее прекрасные волосы спрятаны под вязаную шапочку. Она не одна. С ней ее агент в роли дуэньи. Он должен остановить меня, когда я начну задавать неприличные вопросы: «Ну и? Как у вас там?»
У нас там – хорошо. Не как у вас. – Тина, расскажите о родителях... – Это личное, – вступает агент. – Давайте о профессиональном. О профессиональном. Открытия в физической космологии? Нобелевская по химии? Трактовка партии Жизели? Нет, все не то.
– Когда, дорогая Тина, вы начали работать моделью, и сразу ли к вам обратились большие бренды?
– Конечно, не сразу. Я начала сниматься для местных марок. Меня заприметили на пляже еще в двенадцать лет, но родители тогда не особенно хотели, чтобы я позировала. Ну а в пятнадцать я переехала в Мадрид, потому что влюбилась в парня, который там жил. Подписала свой первый контракт и начала работать.
Сначала более коммерческие проекты, потом более художественные. Тина не просто девочка-картинка. Ей уже приходилось делать коллекцию купальников с Etam, а сейчас она «подруга марки» Messika. Валери Мессика, сама красавица, дает Тине выгулять бриллианты, которые так и сверкают на ее смуглой коже на всяческих красных дорожках.
– Не понимаю, как это вас отпустили одну в чужую страну в пятнадцать лет? Я бы дочку нипочем не отпустил.
– Мне больше повезло с родителями. Я всегда находила с ними общий язык, никогда им не врала, мы все открыто обсуждали. Они понимали, что я взрослая и ответственная, и решили мне довериться.
Тина родилась в Тулузе, выросла в Биаррице. Папа – тоголезец из Марокко, мама с Сицилии, поэтому говорит Тина по-французски, по-английски и по-испански. В семье две девочки (есть старшая сестра Кассандра) и младший брат Закари – тоже красавец, мужская версия Тины, я видел их рядом.
– Этого ли ждала от вас семья?
– По правде говоря, семья ничего не ждала, папа и мама мне всегда повторяли, что я им ничего не должна. Для них было важно одно: чтобы в конце дня я чувствовала себя счастливой, и, мне кажется, это им удалось. Они оставляли мне очень много свободы, но всегда, когда было надо, присутствовали в моей жизни. До сих пор, когда я сталкиваюсь с чем-то, что меня ставит в тупик, я спешу к ним, потому что знаю: они мне хотят добра больше, чем кто-либо. Они никогда не говорили: «Надо, чтобы ты сделала так-то, чтобы ты училась тому-то, с тем-то не ходила». Они всегда спрашивали меня о том, чего хочу я.
– Даже тогда, когда вы были в школе?
– Я бросила школу, ушла за год до экзаменов, мой брат тоже так поступил, когда ему было шестнадцать. Сами видите: никакого давления.
– Настолько не любили школу?
– Это не было ужасно, но это не были лучшие годы моей жизни.
Ну хорошо, пусть родители ничему не сопротивлялись. Но сама-то она как представляла свое будущее? Похоже ли то, что вышло к двадцати двум годам, на то, чего хотелось в детстве?
– Я занималась плаванием и даже участвовала в чемпионатах страны. Моей мечтой было стать Лор Маноду, не меньше.
Лор Маноду – олимпийская чемпионка, гордость Франции на Играх 2004 года в Афинах. Тина простилась с профессиональным спортом, когда уехала в Мадрид. Сначала пережила травму, а потом поняла, что в жизни девочки есть и другие спортивные и неспортивные рекорды. Но плавание не бросила до сих пор.
Тина, похоже, перестает меня бояться, ее спутник расслабляется, и я задаю простой вопрос. – Расскажите о самом важном дне вашей жизни.
– Самом важном? Моей жизни? – удивляется моей наглости Тина. – Ну я-то знаю, чего вы ждете. Но я вам не отвечу!
Ничего такого я как раз не ждал. Мне просто было интересно, ответит ли она, например, как Марк Твен, «день, когда я родился, и день, когда понял, зачем я это сделал». Сочтет ли она самым счастливым днем в жизни что-нибудь, кроме фото с подписью The luckiest day of my life, которое найдется в любом девическом инстаграме?
Тинины посты, кстати, бывают очень откровенны. Их бесконечно обсуждают, ими с удовольствием иллюстрируют всю написанную про нее бульварщину.
– Вот вы пишете вашему любимому, фотографируетесь с ним и обмениваетесь комментами, – говорю я. – То вы ему ролик в сети разместите, то он вам. Не проще ли снять трубку и поговорить без лишних глаз и ушей?
– Даже те, кто жить не могут без инстаграма, продолжают звонить своим друзьям и близким, – отвечает Тина. – Я могу откомментировать фото подружки, просто написав «какая же ты красивая». Но если я хочу ее повидать, я ей наберу и скажу: «Пойдем, что ли, поедим жареной картошки».
Но неужели, настаиваю я, это просто бизнес и ничего личного? Как вообще она строит свою ленту? Расчетливо или наугад, как стих придет?
– Сейчас и то и другое, – отвечает Тина. – Не могу не признать, что инстаграм для меня – рабочий инструмент, но начинался он как настоящая страсть. Тут я честна, потому что несколько лет назад, когда я его завела, он еще не был таким коммерческим, каким сделался для всех сейчас. Просто желание делиться своими переживаниями... Это не было так ответственно, как сегодня. Когда я начинала позировать, у всех были папки с фотографиями. А теперь, даже если у тебя есть такой альбом и ты приходишь на кастинг, смотрят твой инстаграм. Это витрина. Если ты не умеешь ее оформить, ты никому ничего не докажешь.
Ну вот мы и обсуждаем стратегии продвижения. Что за место такое на бульваре Мальзерб? Но инстаграм и вправду лучше портфолио. Он скажет обо всем: не только о внешности, красоте, но и о смелости, доли иронии, визуальной культуре.
– Вы говорите – «красота», – комментирует Тина. – А я не знаю, что это такое, есть ли она на свете. Вот я сочту женщину красивой, другой мне скажет, что она уродина, а то, что я люблю, – чушь, и тоже будет прав.
– Так что же, по-вашему, женская красота – дар или проклятие?
– И то и другое.
Все манекенщицы, все модели обычно хотят сниматься в кино. А тут и Венсан Кассель под боком. Что думает по этому поводу Тина?
– Почему бы нет, я не говорю «никогда». Но правда, я не очень-то умею играть...
Я спрашиваю юную девочку, молодую маму, каким она видит свое будущее через тридцать лет, когда навалится пятидесятилетие. Ведь это невероятное событие рано или поздно все-таки, как ни крути, произойдет.
– Ну это слишком большая дистанция. Я даже представить себе этого не могу. Понимаете, сейчас все слишком быстро меняется. Не скажешь сразу, где я буду на следующей неделе. Появится новая работа, мне позвонят «поезжай туда» или «поезжай сюда». Не знаю, кто в пятьдесят лет будет звонить и куда посылать. Вот вы как себе представляли будущее? О чем мечтали?
– Я? Я надеялся стать журналистом. И взять у вас интервью.