Их замечают только тогда, когда видят впервые. Люди задирают головы, разглядывая застывшего великана, читают надписи на постаменте, обходят вокруг, восхищаются, удивляются или даже негодуют – и на этом все. Потом на памятник уже не обращают особого внимания. Стоит – и ладно. Именно тогда монумент оживает и начинает «работать»: образ его укореняется где-то в подсознании человека и незаметно изменяет картину мира.
Главные для любой нации памятники всегда символические: «Родина-мать», «Христос Спаситель», «Писающий мальчик». До символов дорастают и памятники самым важным людям державы. Сейчас я не буду брать в расчет деятелей культуры и науки, я буду говорить о государственных мужах: о воеводах-основателях, о князьях и царях, об императорах и генсеках, о министрах, генералах и общественных лидерах. В России можно назвать сразу три памятника-символа таким персонам: Медный всадник, Ленин на броневике у Финляндского вокзала и Минин с Пожарским на Красной площади. Они задали формат «провластной» монументальной скульптуры.
Что объединяет эти изваяния, относящиеся к разным художественным стилям? Пафос. В чем он выражается? В характерном жесте. Мы все легко вспоминаем самоуверенно поднятую Петрову десницу, указующий взмах Ильича и патетически воздетую длань нижегородского старосты. В общем, «казенные» памятники машут руками.
Это не просто театральщина, поза трибуна и вожака. Конечно, фигуры на памятниках «отыгрывают» свою историческую роль, но дело не только в этом. Памятники «общаются» с публикой, с «народными массами». Они призывают, направляют, организуют. И тем самым иллюстрируют идею исторического процесса: есть народ и есть лидеры, которые этот народ ведут. Если бы народа не было, кому бы стали махать лидеры? Голубям? Значит, историю надо понимать как народное движение, управляемое властью. Нация – и опора власти, и главный инструмент изменения мира. И не важно, кому установлен памятник – былинному князю или недавнему президенту. Главное – понимание истории, запечатленное эпохой в скульптуре.
Новейшее время оказалось весьма охочим до городской монументалки. Самые разнообразные памятники растут как грибы после дождя. Немало среди них и тех, что напрямую апеллируют к идее власти и истории. Как там у них с позами и жестикуляцией? Чем они заняты на своих пьедесталах?
Я оставлю в покое героев: солдат и казаков, легендарных летчиков и воинов-интернационалистов, милиционеров, пожарных и спасателей. Они жертвовали собою, исполняя свой долг. Но не они определяли пути развития общества. Пути определяли те, кого обобщенно можно назвать политиками.
А памятники политикам – хоть князьям, хоть партийным лидерам – ныне стали довольно странными, если вдуматься. При всем показном традиционализме последних лет эти монументы как-то недотягивают до заданного формата. Монументальные политики перестали махать руками.
Петр I в Нижнем Новгороде утомленно опустил руки, а в Сестрорецке даже присел (2014 год). Руки Екатерины II в Симферополе застыли в умиротворяющем жесте (2016 год). Александр I в Москве (2014 год) хоть и наступает на вражеское оружие, но как-то без энергии (2014 год). Александр II в Москве просто стоит (2011 год). В Новосибирске Александр III тоже просто стоит (2012 год), а в Ялте (2017 год) сидит, опираясь на саблю. Не активнее императоров и их сподвижники. В Серпухове задумчиво сгорбился Столыпин (2014 год). В Москве не решается поднять саблю конный генерал Скобелев (2014 год). Совсем съежился генерал Корнилов в Краснодаре (2013 год). Впрочем, провинциальные государственные деятели выглядят поживее. Простер руку губернатор Муравьев-Амурский в Чите (2014 год), и указывает на Кавказ генерал Ермолов в Пятигорске (2010 год).
Разумеется, можно подобрать и противоположные примеры. Но тренд понятен и очевиден: статуарность как основной принцип. Это касается даже тех персон, кого мы помним в действии, – например, Ельцина (памятник в Екатеринбурге, 2011 год). И даже тех, кто ныне жив: Жириновский в Москве (2016 год). Памятники новейшего времени неудержимо уходят от контакта со средой. Замыкаются в себе. Демонстрируют нынешнее понимание истории и власти: история движется сама по себе, без участия общества, а обществу под видом персонификации предъявляются некие декларативные идеалы. Те, кто ставит памятники, сами того не желая, словно бы говорят: господа, у вас – свое, а у нас – свое, и не мешайте нам, пожалуйста. Увы: нация потеряла возможность влиять на историю, и политики на памятниках окаменели окончательно. Зато пострадавшей нации, как в сказке про Курочку Рябу, дали другое «яичко», не золотое, а простое – городскую скульптуру. Пешеходные улицы заполнили бесконечные Сантехники, Фотографы, Городовые, Лоточники, Влюбленные, Попрошайки, Музыканты и так далее. В буквальном смысле «ушли в народ» обожаемые киногерои: Трус, Балбес и Бывалый, Доцент, Афоня, Мимино, товарищ Сухов, а заодно и Высоцкий с Цоем. Как понимать всех этих Сантехников?
Да, прикольно, креативно, однако этого недостаточно. В виде «малых форм» городская скульптура лишается гражданского звучания. Утрачивает свою семантику. Сантехник – это что? Памятник? Но кому? Аттракцион? Однако в чем он? Как в нем поучаствовать? Потереть бронзовый нос?
По большому счету нет ничего страшного, что городская монументалка разваливается на державных элоев и приватных морлоков. Интересно другое. Нашествие «малых форм» означает, что общественная коммуникация меняет свой характер. Людей теперь объединяют вовсе не пафосные памятники, и объединяются люди теперь вовсе не на площадях. Каждый ныне тихо сидит дома один перед компом, но, спасибо фейсбуку, полагает себя участником социальных процессов. Социальность переходит из регистра публичности в регистр частной жизни. И «малые формы» – это монументы культуры Web 2.0. Общественный обмен мнениями перекодировался с митингов на форумы, перетек из СМИ в соцсети. Однако политика творится все-таки в реале, а не в виртуале. И никакие онлайн-ветра не надуют паруса офлайн-власти.
Раскол среди памятников означает раскол между властью и обществом. Основа его – возможность или невозможность воздействовать на историю. Историей власть занимается сама, а народ пусть себе клокочет в какой-то параллельной вселенной. И власть будет водружать на площадях аутичных истуканов, а общество будет делать веселые селфи с Сантехниками. Кому бы мы ни ставили памятники, мы ставим их себе.
0
