Это был дымный холодный исполинский ангар — цех упраздненного завода у Калужской заставы. У дверей хрустел сеном из торбы Горбунок-переросток: вороной, приземистый, мохноногий, укрытый старым ковром в бурых розанах. В санках при нем стоял цинковый молочный бидон с прорезью в крышке и надписью «Для детского дома города N.».
И никого при копилке! Хотя год шел 2000-й: город был злей и бессовестней, чем сегодня.
В амбаре… то есть в ангаре был мед всех губерний. Пироги, балыки. Монастырский хлеб. Грубый лен из Гаврилова Яма и вологодское кружево. «Антиквары», скупавшие товар в деревнях: шитые рубахи, чугунные утюги, бедные розовые коральки — и 30-метровые свертки «приданого» холста, упорно перележавшие в крестьянских сундуках коллективизацию и войну. Угловой лоток, обставленный четырьмя бочками соленых грибов, поверху — широкая, как троечная дуга, надпись «Крестьянин Соловьев, Новгородской губернии… по благословению архимандрита Агафангела».
…Ладан («Отвешиваем от 1 г»). Елочные игрушки из крашеного соленого теста: агнцы на рогожке. Авторские изразцы, полыхающие кубовой синевой и киноварью Сиринов-Алконостов. «Традиционные татарские сладости из Казани». Китаянка с елочными кольцами перегородчатой эмали и ворохом бус. Монастыри Грузии и Северной Осетии с сукном и чеканкой. Барышня, словно выпавшая за прилавок ярмарки из 3-го читального зала РГБ, на лотке тоже игрушки: деревянные-раскрашенные человечки Москвы 1960-х. Лучше всех — школьница в сером пальтишке и валенках, с крылами за спиной. По подолу пальто гуашью написано «Ангел Соня».
Вот торгует Сергиев Посад: по легенде, там артельных выучил резать игрушки преподобный Сергий. Но эти, на ярмарке-2000, в другой технике: на липовом шаре выжжен контур лавры (стены-купола-елки-снег) и умело раскрашен. Так делали солонки-шкатулки в Талашкине 1910-х.
В руках худощавой женщины учительского вида пылают цветной глазурью имбирные ладьи с парусами, коты, петухи, избы с наличниками. Вывеска над ее лотком — «Архангельские козули».
На хмыканье: «Архангельск? На немецкие пряничные домики похоже», — она спокойно сказала:
— Город наш — ганзейский. Могли когда-то первые пряники и кораблями приплыть.
Над рядами, по радиотрансляции, советует и о книгах духовного содержания не забывать, правит ярмаркой молодой баритон. Время от времени, вздохнув, честно перебивает сам себя:
— Все ж таки и за кошельками следите, братья и сестры…
Это было — словно в цех прогоревшего завода с размаху ссыпали Москву Куприна, Шмелева, Кустодиева. Все, что от нее осталось, битое и потрепанное. Все, что начало снова прорастать. Потом Православная рождественская ярмарка переехала в 70-й павильон ВВЦ, стала еще и Вербной, Троицкой, чуть не еженедельной, обзавелась настойчивой рекламой в метро. Наконец — переместилась из ВДНХ в «Олимпийский» и, говорят, ужалась в размерах. Но дело ее живет.
…Зимой 2000-го я шла к метро, груженная рыжиками, пряниками, шарами с лаврой, перепелами «пылкого морозу» («Их опять разводят?!», «Пробуем. У нас ферма под Воронежем»), бормоча строки Тарковского, с 7-го класса любимые: «Златобит молоток свой забросил, златошвейная кончилась нить. Наблюдать умиранье ремесел — все равно что себя хоронить…»
А наблюдать возрожденье ремесел? Это чему равно? И возможно ли — в наших широтах?
К истории вопроса: порывы кооператоров 1980-х «делать что-нибудь руками и начать бизнес» угасли быстро, выплеснув на улицы Москвы домодельные пирожки, картонные-расписные китайские фонари, «вареные» джинсы. На этом, кажется, никто не озолотился. «Первая волна» лишь жестко показала, насколько мы, общество в целом, не были готовы к новому укладу экономики. К размашистому «берите, сколько унесете», вскоре рухнувшему на всех. В Москве 1990-х и нулевых возникали и лопались «бизнесы с человеческим лицом», «авторские магазинчики», из коих почти никто не дожил до наших дней. Ни чудесный книжный «19 октября» в деревянном особнячке меж Полянкой и Ордынкой, ни многообещающий «Проект О.Г.И.», ни храбрые попытки возить в Россию муслин из Индонезии, винтаж из Бельгии, серебро из США.
Сегодняшние ярмарки хенд-мейда — а их много! — то ли рай, где блуждают тени малых и семейных бизнесов, ателье и артелей, то ли коллекция их семян, которые еще прорастут.
Им помог интернет. Всероссийская (чтоб не сказать всесоюзная: там представлены и Киев, и Минск, и Рига) ярмарка живет онлайн с 2006 года. Сегодня у «Ярмарки мастеров» умно отстроенный портал, три премии Рунета, 330 тысяч подписчиков в Twitter, 6 млн заходов в месяц.
По виртуальным рядам можно блуждать часами: здесь шьют камзолы и фраки, крестьянские рубахи и куртки готов, расписывают шелк и комоды, куют, плетут, обжигают керамику, нижут бусы, варят мыло (этим, похоже, занято полстраны), лепят из папье-маше, пекут пряники.
…Архангельские козули Наташи Русак — самые нарядные пряники, которые я видела. Ноу-хау: орнамент по теплой глазури явно оттиснут куском сурового кружева-мережки. Мастер XXI века перещеголяла и развила традицию. И она не одна такая на виртуальной российской ярмарке. Барышни на качелях, дети в матросках, Филиппки и Герды москвички Веры Крайновой — лучше антикварных ватных елочных игрушек 1910-х: у них совершенно живые, нежные и храбрые лица.
Тенденции по сайту видны. Они те же, что в большом российском мире. Есть одежда изысканная в нарочитой небрежности — и такой мохер с люрексом, что хоть зажмурься. Есть артели (уральских серебряных дел мастеров или московских вязальщиц) и работа в одиночку, почти хобби. Есть цены задранные — и разумные (разлет бывает раз в пять). Почти никто не работает с «нашими» тканями и пряжей (где ж их взять? везут из Европы, Японии, Индии). Почти ни у кого нет шоу-румов и магазинов «в реале»: дорого, особенно в Москве.
И все же: наберите в поиске портала «книжная полка» или «шелковый шарф». Выпадет список: где в 600 предложений, где в девять тысяч. От Волхонки до села Кулебаки Нижегородской губернии, от Пензы до Перми. Это уже — народное движение… Партия делающих дело.
Семь лет существует Рождественская ярмарка Seasons в саду «Эрмитаж» (отсылаю к сайту: от свитшотов-трансформеров до пряничных скалок, от авторских чизкейков до игрушек из липы). Ювелирный торг, православная ярмарка «Сорок сороков», выставка-ярмарка «Дом. Семья. Дети» работают в Сокольниках. На ВДНХ в павильонах 69 и 70, а в начале сентября — во временных пластиковых ангарах, ярмарки до недавнего обновления территории работали годами, собирая примерно один круг мастеров и скромных антикваров-«винтажников» под разными названиями.
В Доме художника на Кузнецком Мосту это действо может называться «Мастерская» (и сопровождаться мастер-классами ремесел), «Самоцветы на Кузнецком» (мастера съезжаются чуть не раз в месяц, по углам ювелирной ярмарки все равно торгуют шляпами, кожей, одеждой), может 3—4 раза в год выглядеть как большая предпраздничная ярмарка в салоне «Подарю». Есть арт-маркет «Синие яблоки» (один из старейших в Москве) — то на дизайн-заводе «Флакон» за Савеловским вокзалом, то в центре дизайна MOD возле Красной Пресни. Есть арт-маркет «Райские яблоки» в Artplay, ярмарка «Четыре сезона» и ярмарка «Ручная работа». Есть Московская международная ярмарка кукол и мишек ручной работы в центре на Тишинской площади (она же Hello Teddy). В 2015 году она прошла в девятый раз, на нее съехались 50 000 кукол (и, кажется, только там можно увидеть стенд мастера, посвятившего себя такому предмету, как обувь для кукол и мишек, — бархатная, сафьяновая, шитая мелким бисером!).
И, конечно, есть Измайлово, рынок-ветеран. Но позднейшие ярмарки хенд-мейда (что православные, что хипстерские) лишены навязчивой идеи продать туристу ушанку и матрешку.
Все это в 2013—2015 годы стало выплескиваться под праздники и в обыкновенные ТЦ: между рядами бутиков раскидывают временные столы производители трикотажа, медового суфле, медной посуды, копченой оленины с коньяком и ягодным соком. Иногда это явление обретает постоянные формы: так, в ТЦ «Охотный ряд» открыли магазин русских дизайнеров Matreshka. Там тоже надо бродить вдумчиво и рассматривать вешалки до обалдения, как на ярмарке: вещи — очень разного уровня. Тот же живородящий бульон, из которого, может быть, выйдут бренды.
…И все же — большей частью ярмарки скликают своих в фейсбуке и твиттере, блуждают по Москве «Летучими голландцами», от кризисных невзгод — уже и не привязываясь к праздникам.
В конце января я случайно напоролась на одну из ведущих московских — в Газетном переулке, на задах необъятного здания Центрального телеграфа. Круг вещей и людей на ней пересекался и перекликался с «Мастерской» на Кузнецком, с аккаунтами «Ярмарки мастеров»: те же первые московские попытки создавать одежду из «мятого» шелка (качество несколько уступает маленьким фирмам из Германии и Литвы, занятым тем же… но ведь и по цене московские платья-крэш разошлись с импортными почти в два раза), те же серебряные вещи с неотшлифованными самоцветами и «щетками» кристаллов, керамические броши с отпечатками листьев, цветная кожа ручной работы, сумки, расписанные видами старых переулков, жакеты «бохо» из лоскутов.
И все же, если вглядеться, — честной работы и талантливого дизайна здесь много.
А число продавцов воскресным утром почти равно числу покупателей. Хотя, казалось бы, для «импортозамещения» — самое время.
Есть города в Европе, где таким малым бизнесам, ярмаркам хенд-мейда, отводятся здания: целый комплекс Испанской деревни в Барселоне, на холме Монжуик, ампирный особнячок в центре Хельсинки, между собором и набережной, крытый рынок в Оксфорде, первые этажи старинной узенькой улицы Красильщиков в Авиньоне. И тогда каждый знает, где их найти.
По качеству вещиц московский хенд-мейд за двадцать лет развития вполне догнал собратьев. Видимо, ему нужен такой комплекс. С единым адресом, сроками ярмарок, щадящей арендой. Стыдно за отечественных ремесленников (назови их артелью или дизайн-студией) не будет. Здесь же, рядом с совсем малыми и авторскими производствами, могли бы найти место возрождаемые (и тоже — это феномен последних лет десяти) региональные кустарные промыслы России: та же белевская и коломенская пастила, золотое шитье Торжка, грибы и пряники всех губерний.
Любая ярмарка очеловечивает город: только здесь тебе могут рассказать, что оттенок ткани пытается повторить серо-зелено-голубой отлив еловых лесов Алатау, которые мастер видела в юности. Только здесь застываешь, глядя, как под темно-синим январским небом Москвы сияют, перекликаясь, огромный медный самовар и медные кирасы сицилийских рыцарей-марионеток (их уличный святочный балаганчик раскинут по соседству). Только здесь начинаешь думать: Москва наряжает себя в бесчисленные мелочи ручной работы, точно готовясь к другой жизни.
Утепленной жизни человеческого масштаба.
0
22.00
