Главным препятствием для экспорта российского зерна остаются банковские расчеты - из-за этого по итогам сезона недовывезем 2 млн тонн. Доля экспортных сделок за рубли мала, сам механизм пока нерабочий. Вывозная пошлина способствовала снижению прибыльности агробизнеса, но не обнулила ее. Председатель правления Союза экспортеров зерна Эдуард Зернин в интервью "Российской газете" рассказал, есть ли толк нам от зерновой сделки и как будем обходиться без западных семян и техники.
Это главное препятствие для экспорта зерна?
Эдуард Зернин: Да. До сих пор каждая сделка, как рулетка - откроется или нет аккредитив, пройдет или нет оплата. Сегодня банк принимает деньги, а завтра уже нет. А новый канал можно искать недели, а то и месяцы. И все эти маневры влекут дополнительные издержки. Крупные зернотрейдеры могут себе их позволить. А для небольших компаний это большие риски - если платеж не прошел, это может парализовать их работу.
Были намерения задействовать в расчетах американский JPMorgan, также турецкий банк готов был помочь. Дело так ничем и не закончилось?
Эдуард Зернин: Насколько мне известно, JPMorgan был предложен в качестве временной альтернативы SWIFT. Россельхозбанк сделал тестовые платежи, канал работает. Но мы понятия не имеем, сколько он будет работать. Завтра против нас еще один пакет санкций примут - и этот канал по независимым от нас причинам закроется.
Совсем другое дело - если российский банк будет иметь постоянное подключение к SWIFT и пакет лицензий, освобождающих его от ограничений при расчетах за сельхозпродукцию. Но пока, как я понимаю, никаких подвижек в этом направлении нет.
Что касается турецкого банка, учитывая его дружественный настрой, проводить платежи, конечно, было бы проще. Но даже если банк начнет их принимать, он же должен будет каким-то образом поставлять деньги в Россию. Как он это сделает? Как мы их тут получим, в какие сроки? А ведь нам важна оборачиваемость, нам надо рассчитываться за товар с сельхозтоваропроизводителями. Вот этот механизм не до конца проработан.
Насколько велика на данный момент доля расчетов в рублях и национальных валютах за зерно? Глава минсельхоза говорил, что они могут достичь 30%.
Эдуард Зернин: Безусловно, могут. Но пока их доля невелика, причем главный источник рублевых сделок сейчас - внутригрупповые платежи в цепочках экспортеров, они не связаны с рынком.
Мосбиржа обещает запустить экспортные торги за рубли до конца года. Сам механизм уже готов, осталось его утвердить в Центробанке. Но надо понимать, что схема заработает только тогда, когда появятся рыночные покупатели. В новом агросезоне это будет возможно, только если мы найдем источник рублевой ликвидности для торгов. Этим источником могло бы выступить государство. Нам кажется логичным, если российские государственные институты организуют финансирование дружественных стран в российских рублях на закупку российской сельхозпродукции. Так работают наши конкуренты.
Но пока государство в лице минфина нам в этом отказывает, потому что не видит необходимости финансировать коммерческие поставки зерна. А по нашему мнению, смысл есть как минимум по двум причинам. Во-первых, в отсутствии коммерческих поставок вполне вероятно нам придется вскоре решать вопросы безвозмездной гуманитарной помощи некоторым странам. А во-вторых, выделенные на закупки зерна рубли будут потрачены дружественными странами на российское зерно, безусловно, останутся в России и пойдут на финансирование отечественных сельхозпроизводителей.
Неоднократно звучала мысль, что из-за экспортных пошлин аграрии недополучают средства, поскольку из-за нее они вынуждены продавать зерно дешевле его рыночной стоимости. Насколько пошлина повлияла на цену зерна и рентабельность растениеводства?
Эдуард Зернин: После введения плавающей экспортной пошлины внутренние цены скорректировались, на то и был расчет государства.
Снижение внутренних цен, безусловно, снизило доходность сельхозпроизводства. Тем более что рост цен на предметы труда - семена, удобрения и агрохимию, сельхозтехнику - до определенного момента никто не сдерживал. Но это снижает маржинальность, а не обнуляет ее. Я не знаю аграриев, которые продавали бы зерно ниже себестоимости. Даже в "проблемных" дальних регионах рентабельность растениеводства положительная. Некоторые аграрии сознательно придерживают продажи зерна, потому что считают его лучшей альтернативой банковским депозитам. У них нет острой необходимости в деньгах.
Правда в том, что мы несколько лет жили в условиях сверхдоходности растениеводства. Некоторым показалось, что это будет длиться бесконечно. Вот они теперь и выступают, подсчитывая мнимые убытки. Но бесполезно сегодня считать выручку в ценах прошлых сезонов или мирового рынка, а потом называть разницу своим убытком. Экономика работает не так.
Кстати, государство понимает проблему роста себестоимости и реагирует на нее, предлагая новые программы господдержки и субсидирования.
Но в чем сейчас смысл пошлины? Цены ведь на зерно ниже некуда.
Эдуард Зернин: Пошлина - это системная мера, в каком-то смысле инструмент управления продовольственной инфляцией. Ее формула позволяет автоматически реагировать на изменение рыночной конъюнктуры зерна. Сегодня мировые цены падают и стремятся к ценам отсечения формулы, а потом могут развернуться и начать рост. Государству что, шарахаться из стороны в сторону, то вводя, то отменяя пошлину? При таком подходе и сегодняшней волатильности рынка вероятность ошибки многократно вырастает и может привести к остановке экспорта вообще. Это будет иметь значительно более вредный эффект для аграриев.
Мы за стабильность регулирования. Рынок уже привык к экспортным ограничениям. Формула расчета пошлины автоматически пересчитывается под его реалии. Если мировая цена упадет ниже цены отсечения, ставка пошлины обнулится сама, ничего не надо будет отменять.
Были бы нормальные цены на зерно - не рухнули бы продажи сельхозтехники. Аграриям просто не за что ее покупать.
Эдуард Зернин: Так ведь цены на технику сильно подскочили. Мне кажется, отечественные производители сельхозтехники серьезно переоценили эффект ухода иностранных игроков и поспешили с пересмотром ценников.
Многие аграрии в прошлые сезоны сформировали достаточно серьезные запасы техники, у многих до сих пор стоит техника чуть ли не в целлофане, которую они купили про запас. Ведь было много акций - производители и дилеры гнались за продажами. Теперь пришло время распаковывать покупки, а заодно осмотреться на предмет альтернативных предложений и цен параллельного импорта. Полагаю, что спад продаж затронет не только этот, но и следующий сезон, потом ситуация нормализуется.
Как повлияет на экспорт уход западных зернотрейдеров с российского рынка?
Эдуард Зернин: Роль западных зернотрейдеров трагически гипертрофирована. Их доля не настолько велика, чтобы влиять на процессы внутреннего рынка. Проблем закрыть выпавший объем не будет совсем: российские экспортеры еще передерутся между собой за эти 15% рынка.
Но есть важный момент: эти компании были нашими союзниками в вопросе снятия негласных санкций с поставок российского продовольствия. Они ведь тоже зачастую оказывались пострадавшей стороной. И теперь мы этих союзников теряем. Вряд ли мы почувствуем это прямо сейчас, но все возможно на следующем витке санкционной эскалации.
Без западных семян тоже обойдемся?
Эдуард Зернин: Из крупных семеноводческих компаний с российского рынка ушла только Corteva. И то ушла условно. В России остались сотрудники, которые продолжают защищать ее авторские права, регистрировать новые сорта и гибриды, продлевать регистрацию старых. Очевидно это делается затем, чтобы была возможность вернуться. Другой вопрос, получится ли это у них. Установка государства: если вы хотите работать в России, вы должны "приземлить" здесь производство семян: завезти чистые линии, вырастить здесь родительские и сделать гибридизацию уже в России.
Уже осенью в России начнут квотировать импорт. Не грозит ли такая трансформация потерей урожайности?
Эдуард Зернин: Ну, по нашему флагманскому экспортному продукту - пшенице - мы же не теряем в урожайности. В пшенице почти все семена наши, а это основная культура озимого сева. Возможно, у каких-то нишевых культур урожайность и снизится - на один-два сезона. До этого, к сожалению, много лет никто толком не занимался прикладной селекцией и семеноводческим бизнесом. Даже те интересные сорта и гибриды, которые выводили наши селекционеры, не доходили до поля. Их никто не размножал и не продвигал на рынке, аграрии про них ничего не знали. Сейчас другая ситуация. У нас нет другой альтернативы, кроме как развивать отечественную селекцию и локализовывать иностранную. Тут уже вопрос национальной продовольственной безопасности.
Квоты на импорт средств защиты растений (СЗР) тоже нужны?
Эдуард Зернин: Вообще я за квоты. Это определенно стимулирует собственное производство. Просто на сегодняшний день рынок СЗР полностью не наш - 100% действующего вещества импортируется. Пусть даже основные объемы и завозятся из дружественного нам Китая. На примере пшеницы мы же видим, что при формально открытом рынке экспорт практически не идет из-за дополнительных защитных мер. С чего вы взяли, что в обратную сторону не может возникнуть таких же защитных мер и мы вдруг не получим действующих веществ? Как бы хорошо там к нам ни относились, но это другое государство со своими интересами и подходами. Надо строить собственные производства действующих веществ, тогда будет что защищать квотами.
Экспорт пшеницы в Китай вообще не идет?
Эдуард Зернин: Экспорт есть, но он измеряется сотнями тысяч тонн. Это мизер, в пределах погрешности и для российской, и для китайской стороны. Дело в том, что у Китая одни из самых жестких санитарных норм. Например, они считают, что озимая пшеница хуже яровой, поэтому не хотят ее покупать. Но у нас пшеница хранится вся вместе - яровая и озимая. Уборочная кампания - практически непрерывный технологический процесс. Строить отдельную инфраструктуру под хранение и продажу яровой пшеницы очень дорого. При этом Китай - очень жесткий переговорщик: как правило их базовая цена покупки самая низкая на рынке. Так какой смысл нам инвестировать в новые мощности хранения, чтобы продавать по низкой цене? У нас есть другие рынки сбыта, где наша пшеница пользуется устойчивым спросом.
Мы надеемся на отмену этих излишне строгих фитосанитарных ограничений со стороны Китая. Потенциал ежегодного экспорта российского зерна в КНР может составлять минимум 5 млн тонн. Российские экспортеры готовы организовать поставки пшеницы большегрузными судами класса "панамакс" и выше из южных портов РФ на условиях CIF в морские порты Китая с оплатой в юанях. Такое предложение мы сделали во время Российско-Китайского бизнес-форума, оно заинтересовало местный бизнес. Мы готовы к конкуренции с Австралией, Канадой, Францией и США - странами, которые сейчас доминируют на китайском направлении.
Кто станет покупателем номер один российского зерна в этом сезоне? Есть ли какие-то сюрпризы в топ-10 импортеров?
Эдуард Зернин: Первая тройка покупателей нашего зерна не поменялась - это Турция, Египет и Иран. Иран снизил закупку пшеницы, но нарастил импорт фуражных культур - за счет этого отставание от темпов предыдущего сезона сократилось. На четвертом и пятом местах оказались Саудовская Аравия и Алжир - у них самый мощный скачок в объемах закупки российского зерна.
Новый сезон будет проще?
Эдуард Зернин: Вряд ли. Нас ждет высокая конкуренция и на мировом, и на внутреннем рынке. Высокий урожай в странах-конкурентах будет этому способствовать. Не исключаю, что некоторые из них вспомнят про политические рычаги для усиления своих рыночных позиций. На внутреннем рынке нас ожидает очередной урожайный год, который с учетом высоких переходящих остатков создаст навес из избыточного предложения. Чтобы навес не обрушился, надо продавать. Выиграет тот, кто будет продавать с начала сезона и вкладывать средства в развитие инфраструктуры. Главное, что у нас есть что предложить мировому рынку. Будем работать и отстаивать престиж страны.