ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Dec. 30, 2014

−На пороге поймал – не успел записаться на приём к дедушке? Говорят, ваша жена, чтобы добиться у вас аудиенции, записывается заранее.

− Да, было однажды. У меня есть помощник. Как-то мы с ним обсуждали расписание на следующий день. И вдруг в графике, который он мне показывал, я увидел: 11.45 − беседа с Натальей Башмет. Оказалось, что уже неделю ей никак не удавалось со мной спокойно поговорить. Действительно, занят я чрезвычайно. Так что пришлось ей добиваться встречи со мной официально. Или так: пришёл как-то домой в шесть утра...

− Во сколько?!

− В шесть утра. Мы с соседом моим, Никитой Михалковым, заядлые бильярдисты. А тогда Никита пригласил меня открыть бильярдный сезон у него дома. Я выиграл две партии. И поскольку был счастлив своей победой, когда пришёл утром домой, написал жене записку: «В честь моей победы приготовь-ка мне с утра шампанского». А когда проснулся, жена уже ушла. Но я нашёл её ответную записку: «Я рада за тебя. Шампанское − в холодильнике». Вот так, бывало, мы с женой Натальей общались.

−Внук ещё не усвоил, видимо, все семейные традиции. Взял и просто перекрыл выход...

− Попросил меня послушать, как играет на скрипке, − шесть лет, и уже было первое выступление на сцене. У него папа − скрипач. Мама, дочь моя Ксения, − пианистка. Причём раньше его нужно было просить – ну сыграй, какие у тебя успехи? А сейчас сам подходит: можно я тебе покажу? У Гранта прекрасная, правильно поставленная правая рука. У него замечательная преподавательница − у неё же начинал Максим Венгеров. Уже видна школа. Посмотрим, что будет дальше.

−А это «дальше» – оно из чего складывается?

− Дальше много чего должно произойти. Должен появиться «Битлз», или Джимми Хендрикс, или кто- то другой. Другие увлечения. Через это тоже необходимо пройти. Был же момент, когда я думал, что буду играть на гитаре, и только на гитаре. У меня во Львове была своя группа. Играли, в основном «Битлз», на выпускных вечерах, в клубах, много где халтурили.

−Были поп-звездой? И девочки, конечно, визжали от восторга?

− Да, рано был избалован известностью. И девочки визжали, ещё и деньги зарабатывали. Помню, как воЛьвов приехал бит-ансамбль из Белоруссии. И мы − я и лидер той группы, усатый парень, он играл на двенадцатиструнной гитаре, − устроили такой джем - сейшн!

−И кто кого переиграл?

− Усатый, признаю, перещеголял меня. Через много - много лет мы с этим парнем встретились в Таллине. У меня были там гастроли и у Мулявина, да, это был он, один из «Песняров». Мы встретились на банкете, и я напомнил ему наше совместное выступление.

−Мальчик с длинными волосами, играющий на гитаре, − конечно, такого девочки больше любят, чем ботаника со скрипочкой. В общем, тогда вам было явно не до классического музицирования.

− Да. На скрипке я играл для мамы.

−А как возник альт?

− Уже и не припомню, кто мне сказал, что альт менее обременительный и затратный по времени инструмент. И я поменял скрипку на альт. Представьте, тогда я даже не знал, как он звучит! Всё, о чём думал, − это как бы побольше времени выкроить для гитары, группы. И вдруг − это было для меня большой неожиданностью, − я полюбил свой альт.

−И как родители реагировали на ваши метания?

− Родители сами очень стремились стать кем-то. У них не получилось. И мама то, что она хотела сама сделать и не успела, отчасти переложила на меня. Я стал целью её жизни. Мама умудрялась талантом, а главное − своей любовью, элегантно вынуждать меня заниматься каждый день. А жутко не хотелось. Она была умницей невероятной. Когда я долго занимался, сама гнала меня на улицу. Она потрясающе меня вела по жизни. К тому же − так совпало – к моменту окончания школы я начал понимать, что классика не имеет, что называется, потолка, в отличие от того, чем я увлекался. И что в классической музыке импровизации заложено не меньше, а может быть, и даже больше, пусть и все ноты выписаны. Но окончательно спас меня Владимир Ильич Ленин.

−Это как понимать?

− Объясняю. Я приехал в Москву поступать в Консерваторию. Получил «отлично» по специальности. Знаменитый профессор Борисовский, к которому я поступал, поздравил меня с поступлением, а между тем впереди были другие экзамены. Почти все худо -бедно сдал. Осталось сочинение. И тут на самом экзамене меня обуял ужас, чувствую, что полная чепуха получается. А тема была «Ленин в творчестве Горького». В состоянии полного отчаяния пишу в самом конце: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»

Понимаю, что это фраза Маяковского, и всё равно заканчиваю: «…писал Горький». Я был уверен, что провалился и придётся возвращаться домой. И что вы думаете, мне поставили «четыре». И я не знаю: то ли экзаменаторы были невнимательны, то ли Борисовский замолвил за меня слово. Но для меня это была та самая счастливая случайность: всё сложилось, вынесло ровно туда, куда надо было.

Кинорежиссёр Сергей Соловьёв:

«У Юры был потрясающий отец, я с ним был знаком. И есть история, это уже семейная легенда. Когда Юра закончил Консерваторию, отец созвал гостей. И вот все сидят за большим столом, отмечают. Тосты сводятся примерно к следующему: «Ну, Абрам Борисович, теперь тебе станет значительно легче жить, значительно легче!» Абрам Борисович слушал, слушал, наконец не выдержал: «Консерваторию-то он закончил. Но есть - то он не закончил!»

−А ваша мама успела увидеть результаты своих трудов − застала то время, когда вы уже стали знамениты на весь мир?

−К счастью, да. Когда она ушла, мне было тридцать с небольшим. И… было очень тяжело. Я чуть сам не ушёл. Такая связь с ней была.

Когда мне неожиданно сказали, что она в плохом состоянии, я был на гастролях в Америке. С трудом достал билеты, прилетел во Львов. Не отходя от неё, просидел рядом пять дней и ночей. Потом сам упал в обморок, потому что мне было не по силам столько не спать. Удивительно, но мама умерла в день своей свадьбы. Я очень переживал её уход. И в тот год − первый без неё − не пошёл на новогоднюю встречу к Святославу Рихтеру, как это обычно бывало. Был дома. И моя пятилетняя дочь, почувствовав моё состояние, категорически отказалась идти спать. Она мой большой друг с самого детства. Досидела со мной до трёх часов ночи. Поддерживала, как могла развлекала. А потом сказала: «Ну что же мне с тобой делать? Взять, что ли, бутылку коньяка и вылить тебе на голову?» Это было потрясающе.

Когда она родилась, я её чуть не уронил в роддоме...

Помните анекдот про грузина, который приехал в роддом? Жена на пятом этаже, он внизу, и спрашивает:

«Сын?» Видит, как жена отрицательно качает головой, и вопрошает: «А кто же?!» Я тоже был уверен, что должен быть только мальчик. Вот мне её дают и говорят: «Смотри, какая красавица». Я смотрю – а там обезьянка... И она сделала резкое движение, и я от испуга чуть её не выронил. Тогда мне мой друг, композитор Саша Чайковский, сказал: «Что ты переживаешь? Сейчас за тобой жена ухаживает. Дочь подрастёт, так они обе будут ухаживать. Что ты волнуешься?»

Сейчас я очень ею горжусь. Быть ребёнком знаменитых родителей не шутка. Найти себя в такой ситуации −

это подвиг человеческий. Ксения очень сильная, настоящий профессионал. Она правда очень талантливая.

−Сын не стал музыкантом?

− Нет.

−Жалеете?

− И да и нет. Данные у него были и есть. И сам он тянулся. Он на флейте пытался играть, и на скрипке, и на гитаре. Но уже поздно всё это. Он талантливый, молодой, красивый парень. Вот в Англии учил языки.

Он ещё молод. Пусть ищет себя.

−То есть у вас в семье демократия?

− В основном да. Бывает, что я вынужден проявить власть, волю. И знаете, тогда вспоминаю, как этим пользовалась моя мама, она была мудрым президентом нашей семьи. Всё просто: подвластный тебе должен получить свободу выбора. Даже если он не готов сам принять решение. А власть моя в данном случае – только любовь.

Сергей Соловьёв:

«У Башмета очень смешной рабочий кабинет. Огромная табличка на двери под золото, литая такая: народный артист СССР, руководитель... Первый раз я пришёл и даже оробел, думал, там внутри десять секретарей. Открываешь. А там… типа подсобки, каптёрки. Стоит пианино с какими-то отломанными молотками. И внутри этой подсобки − закуток, где и сидит Башмет. Перед Башметом − пять бутербродов, два надкусаны. Он же не жрёт вообще ничего. Он два бутерброда надкусил и больше ничего не ест. Кофе, сигареты − всё. И на полу ещё бутылки катаются. Абсолютный гламур. И вот в такой обстановке мы как-то с ним разговорились. И речь зашла про учителей. «У меня были замечательные педагоги, − говорит он мне. − Но правильно поставила мне руку, а для альтиста это самое главное, преподаватель в средней музыкальной школе города Львова». Я что-то такое попытался возразить: «Юра, ну что такое правильная рука? Тебе её поставили лет в двенадцать. А потом-то что? Ты же и потом у кого-то учился». Он: «И все были гениями. Но обязан я всем именно этой женщине». И он же её поздравляет с каждым днём рождения, обязательно бывает у неё, когда приезжает во Львов. И вот он это всё мне говорит и вдруг в приказном порядке выдаёт: «Ты ничего не понимаешь! Снимай пиджак!» И начинает ставить мне руку. Он делал это минут тридцать! Естественно, опаздывая куда-то на два часа… Абсолютное было безумие! Наконец спрашивает меня: «Ну, почувствовал лёгкость?» А я правда почувствовал необычайную воздухоподъёмность. Он: «Я на этом и держусь!» И добавляет: «Только руку нужно ещё и уравновесить». А у него на руке два кольца. Я думал – гламур. Нет! «Это всё для уравновешивания руки», − объясняет. Причём однажды он одно кольцо потерял. Мы были вместе в гостях. Он что-то говорил, начал жестикулировать, и кольцо слетело. Дело было глубокой ночью. Он так перепугался. Сразу протрезвел. Начали искать кольцо. И я его нашёл, причём нашёл в бассейне... Более счастливого Башмета я в жизни не видел».

−А в оркестре − у вас их сейчас даже два: «Солисты Москвы» и «Новая Россия»− демократия работает? Или вы для музыкантов царь и бог?

− Задумался...

−Тогда конкретнее спрошу. Был первый состав вашего оркестра «Солисты Москвы». Потом была,

мягко говоря, конфликтная ситуация, вам пришлось уйти. Что подвело?

− Я объясню. Это конец 80-х. Что тогда представлял собой оркестр? Он был как всесоюзная команда по футболу – из лучших музыкантов страны, были замечательные инструменталисты из Ленинграда, Киева, Львова. Первые в своём деле. И все − старше меня, мне было чуть за тридцать, им в районе пятидесяти. Оркестр просуществовал около семи лет. А теперь представьте. Начало 90-х. В смысле быта очень тяжёлое время. И вдруг появилась возможность уехать на Запад. Так многие делали: Володя Спиваков с «Виртуозами Москвы» уехал в Испанию, Лиана Исакадзе с грузинским оркестром – в Германию. И среди музыкантов

моего оркестра начал бродить этот вирус – уехать.

−Очень понятная по-человечески позиция.

− Конечно. Но должен сказать, что у меня был изначальный иммунитет, ко мне этот вирус не попал. Причём, когда меня спрашивали: ну почему же вы не уезжаете, даже так – не эмигрируете на Запад, − я пытался отвечать про патриотизм, но зачем? И я нашёл формулу. Почему? А потому, что моя дочь учится в лучшей консерватории земного шара. Более того, и со своими музыкантами, когда мы ещё в Москве обговаривали детали отъезда, что называется на берегу, все проголосовали за то, что речь идёт именно о контракте на три года. Никто не собирался эмигрировать. И вот я вывез оркестр во французский Монпелье. Было несколько вариантов: Финляндия, Португалия… Я долго колебался, пока мэр Монпелье лично мне не позвонил: «Хватит думать, завтра же приезжай, мы ждём». И я подписал контракт. И надо заметить, что за границу поехали не только музыканты – их жёны, дети, кошки, собаки – все стали обустраиваться. А я приезжал-уезжал, останавливаясь в отеле. И где-то через полгода произошло серьёзное столкновение. Во-первых, музыканты явно потеряли форму. Во-вторых, когда все жили в Москве, а я ездил на гастроли, в «райские кущи», уже это в их глазах давало мне определённый авторитет. И вдруг всё поменялось. Они стали европейцами, а я приезжал из какой-то там Москвы и требовал от них полного подчинения и отдачи. Колышек между нами вбила и местная администрация. Они тоже желали руководить, не считаясь с нашими традициями… Последней каплей стало то, что музыканты отказались ехать со мной на фестиваль моего друга Олега Когана − организаторы не могли оплатить выступление, и никому не оплачивали, не было средств. К сожалению, оркестранты поддержали нового директора. А я понял, что они вообще не хотят гастролировать – им комфортнеепросто сидеть на одном месте… А потом было собрание. Одна треть музыкантов не явилась, кто-то принял нейтралитет. А треть проголосовала против меня. Потому что им сказали: подпишете письмо противБашмета − и юридически вы свободны, не подпишете – завтра же улетите в Москву. Не буду дальше углубляться, закончилось тем, что я был вынужден оставить оркестр. Что стало с ними? В результате оркестрбыстро рассыпался.

Конечно, предательство было. Со стороны человека, не буду называть имени, который был мне очень близок. Конечно, я переживал, потому что этот выпад был именно с его стороны... Просто чем старше становлюсь, тем больше начинаю всех понимать. Вот музыкант приходит домой. А там жена, тёща, которые пилят его с утра до ночи. И в результате он скромно поднимает руку против меня – а что делать?.. По крайней мере, семью он не предал.

А теперь попробуем взглянуть на это вот с какой точки зрения. Это был шикарный оркестр, но возрастной, тугой. У всех музыкантов были уже свои привычки. Мне с трудом удавалось изменить их манеру игры.

Или вовсе не удавалось. Это всё равно, как если бы я бросил курить – не могу, и всё. И вот я остался без оркестра. А у меня концерты расписаны на год и даже больше вперёд. Мне нужно с кем-то выступать.

Я срочно стал собирать новый состав – из молодых ребят, которые схватывали всё на лету, мы очень быстро стали именно командой. Я только тогда и вздохнул с облегчением.

−То есть хотите сказать, что в конечном итоге оказались в выигрыше?

− На самом деле – да.

−Учитывая тот опыт, как теперь подбираете людей в команду? Что важнее – человеческие качества, преданность, наконец, или тут главное, как инструмент звучит, на остальное можно закрыть

глаза?

− Человеческая порядочность, пожалуй, всё-таки важнее профессионализма. Потому что, если плохо относишься к человеку, не может быть настоящего контакта. И на сцене ничего не получится. Так что, не задумываясь, я гадкого человека, будь он отличный музыкант, выгоню, а благородного, пусть в профессиональном смысле немного уступающего, оставлю. Лучше я его научу играть.

Сергей Соловьёв:

«Снимали эпизод «АССА 2» − драка в вертепе. По сценарию все бьют героя Башмета. Я ему говорю: «Юра, смотри, мы снимем крупный план, а дальше можешь ехать домой, за тебя всё сделают трюкачи». «Какие ещё трюкачи?!» Он был просто возмущён. «У меня много знакомых бандитов, − сказал он. – Ещё из 90-х. А если хоть один бандюган увидит потом, что дрался не я? Такого позора я не перенесу». Он был абсолютно серьёзен. И всю ночь его молотила дикая кодла здоровенных качков. Я сам страшно перепугался: «Юра, уезжай! Тебе руки попортят!» «Попортят, не попортят – какая разница? Снимай!» И когда на следующее утро я позвонил ему: «Юра, как ты, миленький?» − он был тишайшим: «Ты знаешь, я в душ пошёл, смотрю – а я весь синий... Никак не думал, что у меня такая нежная конституция. И мало того что я весь синий, я ещё и вспух слегка». – «Как ты играть-то будешь?» − «А хрен его знает! Но куда деваться − буду играть».

Башмет − невероятно умный человек, и у него очень мужской разум, я это ценю и уважаю. Но люблю и обожаю я в Юре именно его безумие. Ну какой взрослый человек с его обязанностями, наконец, контрактами будет так себя вести? А? Только Юра может себе такое позволить. Причём у него уникальное единство ума и безумия. Если бы он был просто безумцем – ну, таких много. И просто умных много. А такого ласкового и волнующе нежного союза ума и безумия я больше не видел в своей жизни. Только у Башмета».

−Ваша многолетняя дружба с Рихтером – что это было за партнёрство?

− Невероятный заряд, какое-то даже излучение от него исходило. Притом что Рихтер был разный – требовательный, в каком-то смысле даже нетерпимый.

Как-то я привёз его на репетицию перед премьерой английской оперы, было это в Пушкинском музее во время Декабрьских вечеров. Начал играть оркестр. И тут Рихтер громко так говорит: «Кларнет! Где кларнет?» Он знал оперу наизусть. Дирижёр начал извиняться – кларнетиста не отпустили на репетицию. Святослав Теофилович так разозлился – как же так, это главная тема! И вдруг снимает очки, бросает на пол, встаёт и каблуком их давит – полная тишина, и только хруст стекла слышен. Все шокированы. Что делать? Я тогда взял свои часы, дал ему в руки: мол, ну, продолжайте в том же духе, бейте уж и часы. Он задумался. Прыснул от смеха. И зашептал мне на ухо – поехали отсюда. И мы быстро умчались.

Вот ещё Рихтер. Едем на машине, я за рулём. Март месяц. Останавливаемся на перекур. Вокруг снег, грязь. И тут он видит прорезающуюся из земли травку. И он − в костюме с иголочки, сама элегантность, − ни на что не обращая внимание, становится на колени перед этой травкой и радуется, у него восторг и удивление от природы.

Рихтер – единственный человек в моей жизни, который был непредсказуем. У него девиз был − постоянное преодоление самого себя. Бесконечно ставил перед собой задачи. Пусть в чепухе даже какой-то. Обойти Москву по Садовому кольцу, пешком дойти до Звенигорода. Или однажды на даче устроил конкурс − кто больше съест пельменей. Я сдался первым. А одному из гостей стало так плохо, что он в невменяемом состоянии улёгся на диван вместе с собакой.

−Вы позволяете себе время от времени пускаться в авантюры?

− Обязательно. Человек растёт, когда совершает смелые, даже авантюрные поступки.

−Съёмки у Соловьёва в фильме «АССА 2» − авантюра?

− Абсолютная.

Сергей Соловьёв:

«Почему главную роль отдал Башмету? С чего именно он забрёл мне в голову? Объясняю. Когда-то Ромм, учитель мой, замечательно говорил, что такое хороший артист, что такое – плохой. «Вот вам морочить будут голову, искать какие-то зёрна по Станиславскому, ещё что-то. Ищите зёрна, если хотите, не хотите − не ищите зёрна, клюйте всё подряд. Просто хороший артист отличается от плохого артиста тем, что вот сидит перед вами человек и, выпучив глаза, жилы напряг на шее, и рассказывает вам Нагорную проповедь. И вы смотрите ему прямо в рот, и вам скучно, невыносимо скучно и даже кажется, что сама по себе проповедь очень даже сомнительна. А другой человек сидит и чешет себе веко, просто веко почёсывает, и вам на это смотреть немыслимо интересно – вот это актёр настоящий. Башмет кроме того, что великолепный музыкант, − он ещё и от природы абсолютно артистичен».

− ...Ничего не получилось бы, если бы Серёжа меня не поймал. Я очень люблю кино. Мне и раньше предлагали сниматься, и пробы были. Практически договорились со Швейцером, я должен был играть главного соблазнителя в «Крейцеровой сонате». Но съёмки день в день совпали с моими гастролями по Японии. И пришлось выбирать. И я понял – нет уж, надо заниматься своим делом.

А с Соловьёвым вышло так. Мы сначала были знакомы с Таней Друбич. Мило общались. А потом поступило предложение от Серёжи, и я ему долго и нудно объяснял: «Это нереально. Начнётся съёмка, а у меня гастроли. Я не готов. У меня два оркестра, я преподаю, сам играю…» А он всё никак не отставал. Однажды позвонил: «А кофе мы можем вместе выпить?» Встретились. Он снова завёл разговор про кино, я снова начал крыть беспроигрышным аргументом про мой график. И тут он достал бумажечку и зачитал: «В этот день ты прилетаешь в Москву, потом концерт, улетаешь, а ночью перед отъездом мы снимаем... Я уже говорил с твоим помощником, я подготовился!» И я поддался. Безумно любопытный был процесс. Очень интересный мир, и, возможно, скажу крамольную мысль − думаю, процесс даже более интересен, нежели конечный результат...

−Вы себе на экране понравились?

− Нет, категорически! Кроме одного эпизода, где молча сижу на насыпи. Вот там − нормально. А так...

Это другие люди – актёры. Как-то встретились на фестивале... не буду называть имён, очень известные - жаловались мне, были страшно обижены на режиссёра, потому что столько времени потратили на съёмки, а когда фильм вышел, оказалось, что все сцены с их участием вырезаны. Им не докажешь, что вообще-то режиссёр имеет на это полное право.

Сергей Соловьёв:

«Башмета бессмысленно утверждать на роль, потому что, если он решил скользнуть и выскользнуть, он выскользнет… А если решил не скользить, значит, очень обязательный и покладистый. Первая наша съёмка. Юра летел из Австралии в Рим, пересадка была в Москве, эти несколько часов мы и использовали. Ночь, Рижский вокзал. Смотрю − Башмет приехал. Кто-то из моих помощников ему сказал – вы вот здесь стойте, скоро начнём. А ему если сказали «стоять», то он и будет стоять. Как в рассказе «Честное слово». Пока не отпустишь. И вот Башмет стоит и стоит. А на нём только лёгкое пальто, шарф и концертные ботинки на тонкой подошве. При этом на улице зима и страшная вьюга. Я в это время занимаюсь Львом Толстым, который на ракете спускается... Чистый сумасшедший дом. А Башмет стоит. Я ему периодически предлагаю: «Зайди в вагончик, там тепло, там подожди». Он долго и упорно отказывается: работа есть работа, потерплю...

Наконец признаётся: «Нужно выпить чего-то, иначе просто дуба дам. Не потому, что выпить хочу, – правда, иначе дуба дам». Я говорю: «Конечно, сейчас тебе водку дадут». В ответ недоумение: «Я водку пить не буду». Я объясняю: «А у нас ничего больше нет».

А он ни в какую, гнёт своё: «Хочу ром. Только ром приведёт меня в тонус». И заметьте, он как стоял на одном месте, так и продолжал стоять. Я послал гонца. Привезли ром. Он выпил. И действительно расцвёл на глазах. Просто расцвёл. Мы быстро его сняли. «Ну теперь я иду в вагон», − говорит Башмет и уходит. Ровно через пять минут я захожу к нему. Мы же часть реплик сняли, а часть-то ещё осталась. Смотрю – он растянулся в кресле и спит без задних ног. И добудиться его уже было вообще невозможно. Проснулся

он ровно тогда, когда пора было ехать в аэропорт и лететь дальше».

−А что это был за розыгрыш с вашим участием, срежиссированный Никитой Михалковым?

− Мне нравится дурачиться. Важно только, чтобы стиль, точнее, вкус не подводил. Тогда на Московский кинофестиваль приехал Джек Николсон, для него и готовился сюрприз: меня одели во всё чёрное, набриолинили волосы. И после того, как Михалков объявил: «К нам неожиданно прибыл Альт Пачино! Встречайте!» − меня вытолкнули на сцену.

−Сюрприз сработал – Николсон бросился на сцену встречать друга?

− Николсон упал со стула, когда я расстегнул пальто, вытащил альт и заиграл. Всё-таки Аль Пачино звезда, но он не играет, как Юрий Башмет.

−Это и к гадалке ходить не надо. А вот как Юрий Башмет стал тапёром в ресторане – большой вопрос.

− Не знаю, остался ли кто-то в живых из свидетелей. Да, один человек точно может подтвердить...

Случилось это во время гастролей на Канарских островах. После концерта большой компанией отправились в ресторан. За роялем сидел музыкант и очень хорошо музицировал. Когда узнал, что мы из России, наиграл «Подмосковные вечера» и «Очи чёрные». И захотелось его отблагодарить. Я подошёл, узнал, что он из Англии, – решил сыграть в ответ что-то ему близкое. Получилась импровизация на песни «Битлз». И после этого ко мне подошёл владелец ресторана и предложил поработать у него. Я вежливо отказался. А тот настаивает. Стал предлагать гонорар в разы больше, чем у англичанина.

−Этому бедолаге потом объяснили, с кем он имеет дело?

− Да, на выручку пришла организатор наших гастролей, разъяснила, что Башмет обойдётся ему намного дороже, чем он мог предположить.

Сергей Соловьёв:

«Я помню, как в конце 60-х было громкое дело – ограбили скрипача Ойстраха. И все говорили про пропавшие бриллианты… Типун мне на язык, но вот я представляю – ограбили Башмета. У него же украсть нечего! Альт он хрен отдаст. Как и футляр от альта. Конечно, у него есть машина, внедорожник с водителем. Она такая понтярская. Но полное ощущение, когда он в ней сидит и даже иногда пытается принять солидную позу, что это ему дали по большому блату покататься на пятнадцать минут…

Будучи знаменитым человеком, что я в нём очень ценю, он абсолютно антибуржуазный человек. И антигламурный. Максимум его гламура – дайте мне не водку, а ром. Всё! И это абсолютно антигламурное существование его − оно не идеологическое. Оно природное. Он как был львовский уличный пацан − он до сих пор такой».

Однажды друг подарил вам ящик водки «Башметовки». И на этикетке были перечислены узловые моменты: поступление в Консерваторию, женитьба, победа на первом конкурсе, рождение детей… Если бы было право выбора, вы бы не хотели что - то перемонтировать?

− Вы знаете, я в жизни никогда ничего специально не предпринимал. Всегда полагался на случай. На то, что рано или поздно всё встанет по своим местам. Так и выходило. Ну смотрите, у меня всё состоит из случайностей. Начать с того, что я родился у своей талантливой мамы. Или альт – абсолютно случайный был выбор. Встреча, общение с Рихтером – снова случай. А дети замечательные, внуки − всё счастливая случайность. И чем дальше живу, тем всё больше убеждаюсь: всё правильно сложилось.

О нем

Рассказывает Сергей Соловьёв:

«Моя дочка Аня написала к фильму «АССА 2» концерт для альта и фортепиано с оркестром. Договорились с Башметом записать фонограмму в студии. В назначенное время киногруппа, оркестр – все ждут Башмета. Юры нет. Через полтора часа приезжает. А он всегда очень тонко чувствует обстановку. И тут сразу понял – какая-то лажа, нехорошее опоздание. Рядом со студией звукозаписи подсобка. Сел туда. Атмосфера накаляется. Башмет уставился в партитуру. Подзывает своего помощника и пальцем показывает в партитуре: «Что это написано, что за знак?» Тот: «Знак педали». И Башмет мгновенно реагирует: «Ну! И где тут у меня педаль?!» И бьёт нарочито громко пяткой по полу. «Где?!» Подзывает Аню: «Что это за аккорд?!» Аня: «Да, сложный аккорд, Юрий Абрамович». Он: «Конечно, я этот аккорд могу взять, могу. Но двумя руками! А куда я смычок дену?!» Это была... его форма извинения за опоздание. Искреннее негодование: он огромный художник, а тут ещё обижаются, что он опоздал! Когда все выпустили пар, конечно, всё было очень хорошо, всё записали».