ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Nov. 10, 2016

Мое детство, которое прошло во Пскове, закончилось в 11 лет, когда не стало папы. Это был очень талантливый человек, который не нашел себя в новом времени. К сожалению или к счастью, но мои родители никогда не отличались способностями к бизнесу, к торговле. Они выросли в эпоху социализма, когда все было просто, нужно было отработать энное количество времени и получить за это определенное количество денег, которых хватало на вполне себе достойную жизнь. А вот обманывать, дурить кого-то, чтобы нажиться на этом, они оказались неспособны. Поэтому в нашем доме долгие годы даже макароны по-флотски считались деликатесом. Моя мама по образованию — экономист, она работала бухгалтером в ресторане, потом в детском саду для детей с задержкой развития, порой на двух и трех работах одновременно. Но денег все равно не хватало, платили копейки. Помню, как-то мы шли с ней по центру Пскова и в магазине я увидела куклу в витрине. «Хочу такую!» — сказала я. А мама объяснила, что мы не можем позволить себе такую дорогую вещь. Мне было ужасно стыдно, что я поставила маму в неловкое положение, когда она была вынуждена признаться при чужих людях в том, что у нас нет денег.

Это мое с детства: прятать свои эмоции и переживания от других. Такая защита работала еще в школе, когда я слышала в свой адрес: «обезьяна лопоухая», «страшная», «уродка». Но я знала, что наступит момент, когда те, кто пытался меня обидеть, подойдут и будут вынуждены унижаться перед контрольной, чтобы списать. Гадким утенком я была только внешне, но училась на пятерки и была активисткой, впереди планеты всей. Помню, как мы с педагогом по музыке Александром Валентиновичем и его женой ходили по местным рыбным олигархам, чтобы собрать денег мне на поездку в Москву, на конкурс «Утренняя звезда». Открывалась дверь, и входила я, сразу распевая, чтобы не терять зря времени. «Наташка, Наташка, я словно растеряшка и думаю лишь только о тебе». Тогда нам удалось собрать миллион семьсот тысяч рублей. По нынешним временам это как 17 тысяч, которые можно занять у знакомого. Но тогда для Пскова это была космическая сумма. Мы приехали в Москву, прошли первый тур, но на поездку на второй тур уже не удалось собрать денег. Олигархи не купились ни на «Наташку», ни на еще одну песню, про черного котенка, из моего репертуара.

Мысли стать актрисой не приходило в голову, наверное, вплоть до окончания школы. Меня «штормило» в выборе профессии. Я хотела быть то пожарным, то стоматологом, то военным переводчиком, учитывая то, что мне легко давался немецкий. Это сейчас я понимаю, что мне просто внутренне хотелось сыграть все эти роли. В результате решение поступать в артистки пришло спонтанно. В то время в каждой библиотеке можно было найти справочник с перечнем вузов. Мы с подружкой пошли полистать эту книжку. Нашли список театральных училищ. Но что мы, совсем — в училища поступать, в какие-то там ПТУ? Только МХАТ! Я решила написать туда — рассказала о себе на шести лис­тах, приложила фотографию, которую сделали на одном из школьных вечеров, когда я играла Бабу-ягу. И мне ответили! Прислали бумажку с указанием того, какие басни и стихотворения нужно выучить. Нет, ну раз ждут, то надо же ехать! Отправились в Москву мы с той самой подругой, прошли несколько туров.

Смотрим, а все остальные еще куда-то поступают. Мы тоже во ВГИК документы подали. Причем мы обе учили отрывки из Бунина, подруга первой зашла на прослушивание, я следом. «Откуда вы? Из Пскова? Что читать будете? Тоже Бунина? А что это, у нас из Пскова целый поезд с артистками пришел?» Вот тут у меня мой нордический характер и включился. В ногах ползать будете, упрашивать, а в ваш ВГИК я и ногой не ступлю… В Школе-студии МХАТ мы тоже не прошли. Пока домой ехали на поезде, все думали, надо же куда-то поступить. Так с вокзала с сумками и поехали в псковский пединститут. Везде уже экзамены закончились, остался только филфак. Пришли на следующий день, написали сочинения на пятерки и поступили. Стали учиться, тоже на отлично. Педагоги нам сказали, если будем в таком духе продолжать, то получим через два года стипендию от самого Потанина. И так меня скрутило от этого позитива, такой протест внутри против пятерок этих, против стипендии, что я решила забрать документы и снова ехать в Москву. Думаю, пусть — еще один, последний раз попробую. Вот если не получится, то вернусь тогда обратно — и не буду уже никуда дергаться.

В этот раз я выбрала ГИТИС, и, когда увидела своего будущего мастера Олега Львовича Кудряшова, сердце екнуло — вот он, человек, за которым я пойду в огонь и воду, прыгну с крыши самого высокого небоскреба и нырну в любую пропасть. Экзамены я сдала успешно, но так получилось, что два человека с нового курса остались без общежития. Ими оказались я и Наташка Ноздрина. Родственников в Москве нет, денег на съемное жилье тоже. Меня пустила к себе на постой чудесная женщина, бывшая теща моего друга из Пскова. Десятая вода на киселе. Я так благодарна Нине Сергеевне, которая на целый год поселила у себя совершенно незнакомого человека и не взяла с меня ни копейки. Я пыталась отблагодарить ее как могла — выгуливала ее собаку Грея, кормила попугая, убиралась в квартире и веселила в праздники. Повышенной стипендии хватало только на еду, да и то — не на весь месяц. Чтобы заработать, мы с однокурсниками пели в переходе мет­ро с «Кузнецкого Моста» на «Лубянку». На пять голосов или на семь. Иногда подходили милиционеры, но мы показывали студенческие, и нас никто не трогал. Это ведь не было каким-то приколом для нас, пойти попеть в метро. Так мы зарабатывали себе на еду. Курс у нас был не мажорный, собранный со всей страны. Иркутск, Екатеринбург, Псков… В этом весь Кудряшов, сам — бессребреник, он находил родственные души. У одного из наших педагогов был маленький ребенок, так она отдавала нам талоны на молочную кухню, чтобы мы не голодали. Потихоньку зарабатывать мы стали только курса со второго, с третьего, а весь первый репетировали по 24 часа в сутки.

Ближе к концу первого курса моя подруга Лена Николаева сказала, что мы должны поступить в актерское агентство на «Мосфильме». Я взяла домашнюю фотографию на фоне ковра с ромбиками, и мы поехали на киностудию. Это сейчас я прихожу на «Мосфильм» и несусь по коридорам, здороваясь направо и налево. А тогда мне казалось, что в этом жутком месте за каждым углом скрываются маньяки, которые ждут таких дурочек, как мы с Ленкой, чтобы изнасиловать, а потом расчленить. Поэтому, когда в коридоре нам встретился режиссер Саша Баранов, окинул меня с ног до головы взглядом и сказал: «А пройдемте-ка со мной, девушка, сфотографируемся», я набычилась: «Чё? Щас я кому-то сфотографируюсь!» Саша, который оказался впоследствии добрейшим человеком, рассмеялся и подослал ко мне кастинг-директора Веру Николаевну. Женщину, конечно, я уже не испугалась. Пошли, сфотографировали, какие-то вопросы задали, что-то я на них ответила…

Закончился первый курс. Еле-еле наскребла денег на общий вагон до Пскова, ехала чуть ли не на третьей полке для багажа. Вернулась домой и вижу, совсем без меня там закисли. Все плохо: нет работы, нет денег. Короче, решила я уже никуда не возвращаться. Поучилась, и хватит, надо своим помогать. Что я, пропаду в Пскове, когда крыша над головой есть? Да хоть певицей в ресторан пойду, народ развлекать. С такими мыслями хотела я выбросить свою московскую сим-карту из мобильного телефона, и вдруг звонок. «Режиссер Александр Баранов утвердил вас на роль в сериале «Участок» с Сергеем Безруковым. Шесть съемочных дней. Утром подъезжайте к «Мосфильму». А я понимаю, что мне билет не на что купить и занять даже не у кого. Отвечаю: «Все отлично! Только я сейчас в Пскове. И у меня нет денег на билет. И я не шучу». В ответ — тишина. Закончилось все тем, что мне прислали срочный банковский перевод, и я поехала в Москву. Когда получила свой первый гонорар, то сразу купила ящик лапши быстрого приготовления про запас. А тут и в ГИТИСе подфартило, нам с Наташкой выделили комнату в общежитии. Как сейчас помню, номер 513. Жилье есть, еда запасена! Что еще нужно? Остаюсь в артистках!

Я заметила, что вся работа, которая находила меня после «Участка», появлялась благодаря бесконечной цепи моих друзей, которые зовут из одного проекта в другой. Несмотря на то что в «Участке» у меня была не самая большая и изощренная роль, оператор Дмитрий Масс при случае рассказал обо мне Месхиеву, который вызвал меня на пробы и утвердил на роль в своем фильме. Потом был другой проект, третий, пятый... Всегда находится человек, который становится связующим звеном. Например, я очень благодарна Денису Евстигнееву, у которого я снималась до этого в «Палаче», что он вспомнил обо мне, когда запускал «Таинственную страсть». Но это касается не только кино, то же самое происходит и в театре. Я не состою ни в одной труппе, у меня нет трудовой книжки, но мне грешно жаловаться на отсутствие работы.

Сразу после окончания ГИТИСа меня пригласили в «Школу современной пье­сы» Райхельгауза, мы ставили спектакль «Холостой Мольер» с потрясающим Альбертом Филозовым в главной роли. Параллельно с ребятами с моего курса мы готовили «Шведскую спичку» по произведениям Чехова. Наш однокурсник Женя Ткачук в это время репетировал в Театре Наций у Жолдака, и мы тайком собирались там по вечерам. Женька давал охранникам бутылку водки, и нас пускали в комнату на чердаке. А потом Кирилл Серебренников пригласил меня в спектакль «Figaro. События одного дня» на роль Сюзанны, где я познакомилась с потрясающим моим другом Евгением Мироновым, который тогда не имел никакого отношения к Театру Наций. И вдруг в декабре 2006 года его назначают худруком туда, где мы тайком по ночам «лепим» нашу «Шведскую спичку». Я молчу. Декабрь молчу, январь молчу, играем «Figaro...». А в феврале, когда был готов наш спектакль, призналась. «Женя, мы там тайком кое-что приготовили, может, посмотришь?» Он поднялся на чердак, мы сыграли минут 40. Давайте, говорит, готовьтесь к премьере. Потом он взял в репертуар еще один наш спектакль — «Снегири». Так и началось сотрудничество нашего курса с Театром Наций.

Женя Миронов — удивительный! Я бы очень хотела, чтобы он стал крестным отцом одной из моих дочерей. Но так как ему из-за безумной занятости было сложно вырваться в Псков, где я крестила и Аню, и Машу, то пришлось отказаться от этой идеи. Но он все равно для меня очень близкий и дорогой человек. Кстати, именно Миронов первым узнал о том, что я жду ребенка…

Я верю в то, что можно завести кошку, собаку или попугая. Но детей нельзя «заводить». Меня коробит, если я слышу, когда так говорят. Как можно планировать детей, по какому такому графику или расписанию? У меня две дочери — Аня и Маша, и я точно знаю, что они мне посланы свыше. Не было даже мысли такой, быть им или нет. Просто для меня любовь не обязательно должна быть связана со свадьбой. Я знаю массу людей, для которых свадьба — это крутое портфолио. Но для меня наличие такого портфолио ужаснее, чем его отсутствие. Свадебное платье — вовсе не моя мечта. И я не собираюсь ни перед кем отчитываться, от кого родила, почему именно от этого мужчины или почему мы не выходим вместе на звездные дорожки. Единственный человек, с которым я веду самый честный и жесткий разговор, — это я сама. Но уж поверьте, сама с собой я как-нибудь договорюсь.

Из-за того, что я не выношу свою личную жизнь напоказ, мне в любовники периодически пытаются приписывать всех, с кем я снимаюсь вместе в кино или играю в одних спектаклях. Считается, что «ради меня» Владимир Машков сделал пластическую операцию перед фильмом «Край». В этот список попал и Женя Миронов, с которым мы играем в нескольких спектаклях, и Митя Хрусталев, поддержавший спектакль «СтихоВаренье» и все акции благотворительного фонда «Галчонок». Но самая забавная история связана с Женей Цыгановым. Был момент, когда все были на сто процентов уверены, что мы живем вместе.

Помню, как однажды я долго пыталась уснуть, накануне был сложный день. Задремать удалось только под утро. В 6.40 зазвонил мобильный телефон. «Юлия, доброе утро! Это журналист такой-то. Простите, что так рано, но что вы можете сказать по поводу Евгения Цыганова?» Я закричала: «Что? Что случилось? Что с Женей? Его дети? Дорога? Авария? Он жив?» Мои крики так напугали человека, который мне звонил, что он бросил трубку. Я включила компьютер и увидела в новостях: «Евгений Цыганов ушел от беременной жены к Юлии Пересильд». Всего лишь? Жив! Какое счастье! А причина была в том, что кто-то пустил слух, что после фильма «Битва за Севастополь» у нас с Женей начался роман. Ну что за глупость?

Через несколько дней у меня был день рождения, Цыганов позвонил с поздравлениями. «Жень, а я что-то не поняла, ты где? — предъявила я ему претензии. — Тут пишут, что ты ко мне ушел, а все никак не дойдешь». Мы с ним посмеялись от души...

Так что меня совершенно не волнуют разговоры о моей личной жизни. Но спокойствие проходит, когда дело касается моих детей. Должна признаться, что когда я в первый раз забеременела, то испытала некоторый страх. Больше всего на свете я боюсь подвести людей, которые на меня рассчитывают. А перед этим режиссер Алвис Херманис позвал меня в спектакль «Рассказы Шукшина». Это был первый режиссер с мировым именем, которого Миронов пригласил посотрудничать с Театром Наций. Идут репетиции, и тут я понимаю, что жду ребенка. Пришла в кабинет к Миронову, встала в дверях. Ничего не говорила. Женя догадался сам. «Ты беременная? Ладно-ладно… Только ничего не говори Алвису!»

До этого я просила, чтобы все костюмы были мне в талию, а когда принесли эскизы, начала уговаривать, чтобы все поменяли и сделали все пошире. Видимо, я пошла в этот момент красными пятнами. Алвис подошел ко мне: «Юля, я все знаю. Не волнуйтесь, это хорошо, что у нас в спектакле будет беременная женщина. Пошейте ей костюмы, как она хочет». Я играла до девятого месяца и собиралась дальше, но Женя сказал: «Так, хватит, я больше не могу на это смотреть. Я все время думаю, а вдруг ты сейчас начнешь рожать прямо на сцене». Меня заменила на какое-то время Наташа Ноздрина — та самая, с которой мы жили в одной комнате в общежитии.

Я, конечно, мечтала о мальчике. А когда узнала, что родится девочка, стала выбирать ей имя. У меня была бабушка Нина. Какое хорошее имя, думала я. Но когда родилась старшая дочка, посмотрела на нее и поняла: ну какая же это Нина? Совсем не Нина, а другой человек. Аня со мной по всем гастролям с первых дней, в переноске я ее за собой таскала — и в театр, и на съемки. Младшей — Маше — уже не так достается, из Пскова в Москву переехала моя мама и помогает с девочками. Наверное, я не самая правильная мать, потому что до сих пор не знаю, как надо — баловать детей или приучать их к дисциплине. Мы с этим пока как-то не определились. Но мои дочери не растут изнеженными. Плохо это или хорошо — я не знаю. Главное, что есть в наших отношениях, — мы не врем друг другу. Я же не могу быть все время милой, улыбчивой, воздушной феечкой. Я тоже устаю, иногда впадаю в отчаяние и не хочу скрывать этого от своих детей. Меня саму так воспитали. Мое убеждение: чем больше ты скрываешь от детей свою жизнь, тем больше ты отдаляешься от них. Хотя, думаю, нам еще предстоят сложные периоды, когда девочки станут взрослее и потребуют от меня советов, как правильно накраситься, какие платья выбрать на выпускной. Вот в этих вопросах мне понадобится помощь!

Я ведь в принципе — пацанка, такая брутальная баба, если можно так выразиться. Если честно, до сих пор чувствую себя той лопоухой страшилкой, которой меня дразнили в школе. Я не стала актрисой потому, что красива, это не мой бонус. И не та козырная карта, которой я умело пользуюсь. Для меня стоит серьезных усилий выйти куда-то в свет. Я же понимаю, что ждут появления дивы. Платья в пол, открытой спины. Но это вообще не моя история! Заниматься своим образом я начинаю за полчаса до мероприятия, когда в панике звоню своим друзьям-дизайнерам и они за пять минут собирают меня на какую-нибудь церемонию. А после нее я, как Золушка, сбрасываю с себя всю эту позолоту, надеваю любимые потертые джинсы, свитер, шапку и бегу в метро. Мне бы очень хотелось, чтобы мои дети умели так же иронично относиться к себе, в особеннос­ти к своей внешности.

Впрочем, мои дети не избалованы, они знают, что в этом мире не все так идеально, что существуют болезни, проблемы. Я горжусь тем, что дочери уже умеют сочувствовать другим людям. Они — главная моя поддержка в благотворительном направлении, которым мы занимаемся с моими друзьями. Наступил момент, когда я задумалась, как я могу оправдать свою популярность, для чего она мне дана? Кто знает, может, это кризис тридцатилетних, но мне хотелось получить ответ на этот вопрос. Улыбки и слезы зрителей — это великое счастье, но как я еще могу использовать свою профессию и свое имя? Для меня всегда примером была Чулпан Хаматова, с которой мы играем в нескольких спектаклях. Она не публичный человек, но использует свою популярность, чтобы поддерживать фонд «Подари жизнь».

Мы были на гастролях, когда Чулпан сказала, что есть такой фонд «Галчонок», которому нужен такой человек, как я. «Только не говори сразу «да», ты не представляешь, какой это ад». Конечно, я согласилась, ведь это был ответ на тот самый мой вопрос самой себе. Благодаря Чулпан моя популярность наконец-то стала полезной и я нашла ей применение, привлекая внимание к фонду «Галчонок». Я даже не ожидала, что наступит такой момент, когда на афишах наших благотворительных спектаклей будут фамилии, которым позавидуют все ведущие театры. Марина Александрова, Ингеборга Дапкунайте, Ирина Купченко, Лиза Арзамасова будут специально переносить все свои дела, чтобы выйти на сцену в спектакле «СтихоВаренье». Причем совершенно бесплатно. В такие моменты я готова плакать от счастья, понимая, что, благодаря Чулпан, приняла, возможно, самое верное решение в своей жизни.

Я учусь… У Чулпан, у Жени Миро­нова, у всех, кто мудрее меня и терпимее. Я же, к сожалению, не всегда могу совладать с собой. Есть продюсеры и режиссеры, которые мне приятны, и с ними я готова на любую авантюру. Но есть большие продюсеры, с которыми я не буду работать никогда. Бывает, они встречают меня и спрашивают: «А чего же ты не приходишь к нам на проекты, все время отказываешься? Денег и славы не хочешь?» Они ведь не догадываются о том, что я знаю обо всем, что они говорят за моей спиной. Например, репетируем мы с режиссером полгода один проект, а потом он приходит грустный и говорит: «Слушай, только ты не обижайся, но продюсер говорит, что ты не можешь играть легкоатлетку, потому что у тебя грудь слишком большая». Так вот продюсер, который считает, что моя грудь важнее, чем глаза, мне не интересен. Хотя у него очень крутые проекты и очень хорошие гонорары. Но обойдусь! Я хочу оставлять право выбора за собой. В конце концов, я же не скаковая лошадь. Меня не надо выбирать по зубам, ушам, размеру груди, округлости бедер. Я сама буду решать — нужно мне это или нет, даже если кто-то и посчитает, что какое-то мое решение было ошибкой.

Я была готова к тому, что год назад меня смешают с грязью после выхода сериала о Гурченко. Я и сама просто «одичала», когда мне предложили эту роль. Да вы там с ума сошли? Только что про Пугачеву сериал сделали, сейчас про Гурченко. Зачем? Да и какая из меня Гурченко? Три месяца длились эти переговоры. Но потом я прочла книгу «Люся, стоп!», и меня просто пришибло. Ведь это же про меня! Ведь сколько раз я сама себе должна была бы сказать «Юля, стоп!», но — нет, всегда искала справедливость, наживала врагов, ломилась лбом сквозь стены. Хотя не буду скрывать, были моменты отчаяния во время съемок, когда я хотела, чтобы все это прикрыли и меня выгнали к чертовой матери. Но при этом я уже вжилась в эту историю, переняла Люсины манеры, появились ломаные жесты. Я могла даже прикрикнуть на площадке на администраторов и тут же спохватывалась сама: «Что же я делаю?» Но это нормальная актерская реакция: становиться тем, кого ты играешь.

Когда снималась «Таинственная страсть», я тоже стала другой. Пропала Люся, пропала Людмила Павличенко из «Битвы за Севастополь». Я стала немного Катрин Денев из фильма «Дневная красавица», когда ты чуть-чуть по-другому разговариваешь, держишь голову с наклоном, даже иначе берешь ложку. «Таинственная страсть»… Повторюсь, это моя история! Во-первых, прекрасный литературный материал, во-вторых, эпоха, жить в которую я бы мечтала. И конечно же продюсер этого сериала — Денис Евгеньевич Евстигнеев. Мне приятно с ним разговаривать и даже просто молчать. Он не строит из себя Продюсера Продюсерыча. Вот что я ненавижу. «Так! Я — продюсер, все вокруг какашки, щас я сам все распределю, хочу — утвержу, хочу — не утвержу».

Денис Евгеньевич себе никогда такого не позволит. Хотя ему тоже пришлось сообщить мне о том, что в отношении меня у него изменились планы. У меня ведь в сериале была совсем другая роль изначально, я к ней готовилась долгое время. А потом вдруг сказали: «Нет, давай-ка все-таки ты будешь Ралиссой». Я такую героиню, если честно, раньше даже не играла. Чтобы без ярких форм, как в том же «Палаче», а все про любовь. Даже боялась поначалу, что получится «голубая героиня». Не скрою, взбунтовалась. Встретились с режиссером Владом Фурманом, оператором Кириллом Мошковичем и Лешей Морозовым, который сыграл Ваксона (писателя Василия Аксенова), мою экранную любовь. Четыре дня обсуждали, спорили, срывали голоса. Почему меня не выгнали в первый же день — не понимаю. Но я благодарна за то, что никто не сказал мне «Юля, стоп!», что это удивительное путешествие в 1960-е состоялось и у моей Ралиссы проявился бунтарский характер: немного от булгаковской Маргариты, немного от Анны Карениной и немного от меня. Надеюсь…