…Скоро полночь по Киеву. Уже несколько часов я нахожусь в Совместном центре по контролю и координации прекращения огня, стабилизации линии разделения и мониторинга за выполнением Минских соглашений. Это Соледар, двадцать пять километров от Дебальцева, санаторий «Соляная симфония». Отсюда хорошо слышно, как ухает музыка войны. Под Дебальцевом, в районе Логвиново, — танковый бой, работает артиллерия.
А в полутемном холле работает телевизор. Президент Украины и главнокомандующий Вооруженными силами страны Петр Порошенко говорит, что до тишины остались считаные минуты. И отдает команды по секторам зоны АТО прекратить огонь.
В холле, с диванчика, президента слушают четверо ребят в камуфляже, с автоматами: украинская охрана центра. Рядом с ними, но все же не вместе, на кресле, на стульях, в похожем камуфляже — гости, представители российской стороны. Посланцы ДНР—ЛНР, которые тоже официально принимают участие в мониторинге, сидят где-то по номерам.
Обстановка здесь если не дружелюбная, то, по крайней мере, внешне далекая от напряженной. До Порошенко, например, кто-то «выступал» на втором этаже: «Пачка сигарет» под гитару.
В финальной части речи, обращаясь к представителям ОБСЕ и международной общественности, Порошенко переходит на английский. Перевод не следует. Потому призыв «Солидарити виз Юкрейн» диван понимает по-своему:
Верьте на слово!
…Генерал-майор Розмазнин показывает «руководство к действию» — приказ, подписанный первым замом руководителя Антитеррористического центра при Службе безопасности Украины. И второй документ — указ Захарченко своему министру обороны «обеспечить незамедлительное и всеобъемлющее прекращение огня в направлении территории, фактически контролируемой вооруженными (с маленькой буквы! — О. М.) силами Украины по состоянию на 00 часов 00 минут по Киевскому времени (01 час 15 февраля по времени самопровозглашенной Донецкой Народной Республики)». Дело Розмазнина сейчас — проследить вместе с ОБСЕ, как участники консультативной группы, которые поставили свои автографы на каждой странице документа, принятого в Минске, на деле стремятся к миру.
— А вот Плотницкий никакой бумаги не прислал, — говорит Александр Петрович.
— ЛНР намерена воевать дальше?
Розмазнин машет рукой.
— Мы им в 22 часа позвонили. Извиняются: «У нас уже рабочий день закончился, все разошлись. Верьте на слово, пожалуйста!»
Генерал принимает нас с коллегой на маленькой кухоньке своего номера. Чай, мед, печенье, конфеты, таблетки «от головы» и «от сердца». Он не в форме, а в «олимпийке», по-домашнему, хоть выходит на связь то с начальником Генштаба, то с министром обороны, то с главнокомандующим. Резонно замечает:
— Они же меня сейчас не видят!
Телефонный звонок на личную мобилку генерала в половине одиннадцатого вечера. Из контекста понятно: российская часть Совместного центра жалуется на сильный обстрел Донецка.
Тут же набирает кого-то:
— Сергей Иванович, вы по Донецку работаете? Ответка? Понял… Ну в одиннадцать — все? Договорились, да.
Достает из шкафа тщательно отстиранную, отглаженную футболку некогда защитного цвета, что порыжела от пота: память.
— Афган?
— Ха. Афган во времена моей юности случился. Прошлое лето, июль-август. Ходил все время в бронике, лазил по щелям, летал на вертолетах. Тогда мы пытались перекрыть границу, и нас с территории России обстреливали, как последних… А ответить?! «Нельзя, иначе война!» Только мне бойцы докладывали: «Товарищ генерал, вырезали такой-то расчет, такой-то расчет». «Молодцы!» — хвалю. А по-другому невозможно было. Иначе половину сел приграничных раздолбали бы артой. Моих пацанов — в пух и прах, 79-ю бригаду, 72-ю. Меня тогда самым бешеным генералом назвали. Потом убыл на время: контузия.
— И вернулись уже миротворцем?
Рассказывает историю, как посещал однажды «дэнээровский Донецк», совместное заседание рабочей группы, вместе с международными наблюдателями.
— Предлагаю Захарченко: «Давай вместе с ОБСЕ в аэропорт».
— Так легко после всего с ним общаетесь?
Пожимает плечами. У Розмазнина с Донецком не один десяток лет связан — не чужой край, и настроения понятны. Тех, кто взял в руки оружие, по крайней мере.
— Заезжаем через поселок Смолянку, останавливаемся. Наши лупят по аэропорту. Захарченко: «Петрович, кто стреляет?» Отвечаю правду: «Мы. Мне доложили, четыре танка новый терминал штурмуют». Он: «Пусть прекратят!» «Не могу, — отвечаю. — Сейчас и меня накроет, чтобы тебе не так обидно было». Захарченко вдруг показывает рукой: «Вон дом моей тещи, Александр Петрович. Снаряд попал! От собаки любимой только уши остались». Хороший такой коттедж был, двухэтажный, с гаражом… Смотрю — рядом гильз стреляных немерено лежит. Открываю ворота, а там БМД. И солдатики. Не дэнээровские и не украинские солдатики.
— У вас бы раньше получилось договориться с Захарченко? Пока рубеж не перешли?
— Я считаю, что с нынешними надо садиться за стол переговоров. Террористы, конечно… Ну и что? Я видел растерзанную человеческую плоть много раз. И все равно без ужаса не воспринимаю. Они (Захарченко с Плотницким. — О. М.) по-прежнему обижаются, что Донбасс не слышат. Вожди! А когда надо будет делать канализацию, посевной заниматься, дороги ремонтировать, народ здешний быстро скажет: да вы ничего не умеете. И прогонит к едрене фене. И не надо никакой войны.
В тумане
…После полуночи, кажется, все, кто был в санаторском корпусе, вывалили на улицу: курить и слушать. Под окнами стоял кугуар с буквами «НМ» на борту — «Наблюдательная миссия» собиралась в рейд. И на фонарях висел туман, плотный, как маскировочная сеть.
Обрывки разговоров:
— Гупает?
— Нет вроде.
— Точно нет. Так что, шашлыки жарим сегодня?
Мужчина в бушлате с шевроном сине-желтого цвета — другому, держащему руки в карманах:
— Послушайте, я вас уважаю как офицера…
В двадцать пять минут первого Розмазнину позвонили: со стороны ЛНР обстреляли 17-й блокпост у села Золотое. И Ярош передал, что ему такой мир даром не нужен — он продолжит наступать.
Соледар (Донецкая область)
В последний момент. Утро 15 февраля
Алексей Марков, позывной «Добрый», комиссар отдельного коммунистического отряда бригады «Призрак». Москвич, в Донбасс приехал осенью прошлого года, со 2 января нес службу на блокпосту близ Дебальцева, с 22 января участвовал в наступлении.
За несколько часов до начала перемирия дозвонился до Алексея, и он рассказал мне:
— Сильно сомневаюсь, что наступит перемирие... Может, крупная артиллерия и прекратит долбать… Мы же уже вошли в Дебальцево. Мужиков не остановить, мы столько туда рвались, столько народу положили, друзей…
Договорились созвониться после «нулей». Но после полуночи телефон Маркова был недоступен. Дозвонился только в 10 часов 48 минут утра.
— Обстановка сейчас нормальная. Перемирие длилось около часа. Сейчас стреляют с двух сторон. С обеих сторон… И со стороны Дебальцева, и по Дебальцеву. Но стрельба не такая сильная, как вчера, когда лупили каждую секунду, сейчас нормально, накидывают потихонечку…
— А кто стреляет? Это какие-то формирования, не подчиняющиеся никому?
— Понятия не имею, кто там стреляет, по команде или без команды. Но не сильно. С утра вообще тишина была. Где-то в десять утра началась стрельба…
53.0
22.00
