ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 26, 2017

1

Влад III Цепеш

В декабре 1431 года у валашского господаря Влада II из династии Басарабов родился сын Влад, которому от отца перешло прозвище Дракул — в переводе «дьявол» или «дракон». Став валашским воеводой, Влад III за пристрастие к пыткам получил еще одно прозвище — Цепеш, т.е. «насаживатель на кол». И хотя по степени кровожадности Дракула не сильно превосходил других средневековых правителей, именно он стал прототипом главного вампира всех времен.

2

Михаэль Бехайм

Слух о том, что Влад III по-настоящему пил кровь, появился еще при его жизни. В литературную форму первым эти легенды перевел швабский миннезингер Михаэль Бехайм, сочинивший в 1462 году поэму «О злодее, который звался Дракул и был воеводой Валахии»:

Кровь обожал служитель зла, Смотрел он жадно, как текла Кровь жаркая людская, Любуясь кровью вновь и вновь, Он, погружая руки в кровь, Ел, алого алкая.

3

Федор Курицын

Удивительно, но первое художественное произведение про Дракулу на русском языке появилось всего 20 лет спустя, еще удивительнее, что это вообще было первое непереводное художественное произведение на русском языке. В середине 1480-х годов управляющий посольскими делами при дворе московского князя Ивана III Федор Курицын, вернувшись из поездки с дипломатической миссией по Венгрии и Молдавии, написал «Сказание о Дракуле Воеводе», связав имя валашского князя с историей русской литературы. Впрочем, вампирские особенности Влада III Курицына интересовали мало, свое внимание он сосредоточил на его садистских наклонностях. Курицын в подробностях описывает, как Влад III учил этикету турецких послов, не снявших перед ним по своему обычаю шляп, прибив эти шляпы к их головам железными гвоздиками, как заживо сжигал тех, «кто стар, или немощен, или болен чем, или беден», избавляя их тем самым от болезней и нищеты, как отучал жен от прелюбодейства, вырезая им срамные места и сдирая кожу, и сажал на кол всех подряд, от воинов, раненных в спину, до слуг, которые «затыкали нос от смрада», когда он «обедал среди трупов, посаженных на кол». Своего героя Курицын не осуждал, подчеркивая, что правитель он был не только «грозный», но и «велемудрый», то есть «настолько ненавидел в своей земле преступления, что, если кто совершит какое преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти. Будь он знатным боярином, или священником, или монахом, или простым человеком, будь он несметно богат». Некоторые историки полагают, что «Сказание о Дракуле Воеводе», описывающее «государя, Богом поставленного награждать добродетельных», а творящих зло «по делам своим наказывать», оказало серьезное влияние на Ивана Грозного и стало для него источником не только этических представлений о долге правителя, но и конкретных пыточных практик. Любопытно, что подчеркиваемая Курицыным амбивалентность образа Дракулы окажется важной и для Брэма Стокера: отказавшись от романтической традиции изображать вампиров абсолютным злом, он сделает своего графа жестоким, но по-своему обаятельным убийцей. 

4

Огюстен Кальме

Дракула Дракулой, но подлинное помешательство на вампирах началось только в XVIII веке. В 1746 году знаменитый теолог Огюстен Кальме опубликовал в Париже «Диссертацию о появлении ангелов, демонов и призраков, а также о проявлениях вампиров в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии». Его целью было опровергнуть существование сосущих кровь мертвецов — к этому времени в Европе уже два десятилетия бушевала «эпидемия вампиров», массовое помешательство на кровопийцах, вызванное страхом быть ими съеденными. Началось все с того, что в 1725 году сербский гайдук Арнольд Паоле погиб, упав с сеновала, а спустя 20 дней восстал из мертвых и убил, высосав кровь, несколько человек. Так, по крайней мере, утверждали его односельчане: они раскопали могилу Паоле, где обнаружили его неразложившийся труп, у которого из носа, ушей и рта текла кровь, и, не сомневаясь, вогнали ему в сердце кол и сожгли, а затем стали вскрывать другие могилы, чтобы нанести потенциальным кровососам превентивный удар. Этот случай был запротоколирован австрийским врачом, который впервые письменно употребил использовавшееся сербскими крестьянами слово «вампир». И хотя врач не подтверждал, что существуют ходячие мертвецы, а только констатировал, что некоторые эксгумированные селянами трупы не имели признаков разложения и содержали кровь во внутренних органах, этого было достаточно, чтобы Европа поверила в вампиров. Кальме в своем трактате намеревался развенчать эту веру, но в итоге собрал так много увлекательных историй, что на их опровержения читатели не обращали внимания и только больше верили в вампиров. Поэтому более просвещенные современники Кальме считали именно его виновным в этом вампирском помешательстве. Даже друживший с ним Вольтер возмущался в «Философском словаре»: «Как! В нашем восемнадцатом столетии существуют вампиры? <...> В царствование д’Аламбера, Дидро, Сен-Ламбера и Дюкло мы верим в вампиров, и почтенный отец Дом Кальме, бенедиктинский священник конгрегации Сен-Ван и Сен-Хидульф, настоятель Сеньона — аббатства с сотней тысяч ливров годового дохода, печатает и перепечатывает историю вампиров с одобрения Сорбонны?» Впрочем, уже в 1755 году эпидемия постепенно сошла на нет. Австрийская императрица Мария-Терезия даже запретила эксгумировать якобы вампирские трупы и расследовать потенциальные случаи вампиризма, получив после очередного такого случая отчет, в котором говорилось, что все это «варварские суеверия». Впрочем, во многом именно благодаря Кальме вампиры тогда же перебрались из румынских деревень в литературу: его трактат, никого уже не пугавший, превратился в своего рода пособие по вампирологии, из которого черпали вдохновение и Гёте, и Полидори, и Толстой, и Ле Фаню, и сам Брэм Стокер.

5

Иоганн Вольфганг Гёте

Наступление на литературу вампиры начали с немецкой поэзии. В 1797 году появилась первая баллада о вампирше, написанная Гёте. «Коринфская невеста» ввела моду на мистические сюжеты в стихах и стала одним из первых произведений готической литературы. Хотя самого слова «вампир» в тексте не было, факт потребления крови не вызывал вопросов:

Знай, что смерти роковая сила Не могла сковать мою любовь, Я нашла того, кого любила, И его я высосала кровь! И, покончив с ним, Я пойду к другим,— Я должна идти за жизнью вновь!

6

Джордж Гордон Байрон

Первое художественное произведение, в котором кровососущий восставший из мертвых романтический аристократ впервые был назван вампиром, вышло во Франции в 1819 году. Автором повести «Вампир» значился лорд Байрон, однако довольно быстро выяснилось, что на самом деле рассказ написал бывший врач поэта Джон Полидори, переработав услышанную несколькими годами раньше от Байрона историю. В 1815 году Байрон, Перси и Мэри Шелли и Полидори путешествовали по Швейцарии и в один из вечеров развлекали друг друга страшными историями: Мэри Шелли придумала тогда «Франкенштейна», а Байрон — нестрашного, но «незаурядного» путешественника Огастуса Дарвелла, которого Полидори переименовал впоследствии в лорда Ратвена и для большей готической убедительности сделал вампиром. Из-за перепутанного авторства разразился скандал, во многом благодаря ему повесть приобрела популярность, а вампир оказался вписан в канон романтической литературы. Что же до Байрона, то в авторы его определили неслучайно: за пять лет до того в «Гяуре» он одним из первых дал поэтическое описание вампира:

Но перед этим из могилы Ты снова должен выйти в мир И, как чудовищный вампир, Под кровлю приходить родную — И будешь пить ты кровь живую Своих же собственных детей.

7

Александр Пушкин

В России вампиры тоже осваивали литературу. В 1834 году Александр Пушкин изобрел русскоязычный аналог вампира — вурдалака. В действительности он с ошибкой переписал сербское слово «волкодлак», т.е. волк-оборотень. Результатом стала одна из «Песен западных славян»:

Ваня стал; — шагнуть не может. Боже! думает бедняк, Это, верно, кости гложет Красногубый вурдалак.

8

Алексей Толстой

Пушкинский вурдалак прижился и в 1839 году появился в прозе — в повести Алексея Толстого «Семья вурдалака». Спустя всего пару лет русский вампир обзавелся наконец и собственным именем: в 1841 году тот же Толстой написал повесть «Упырь»:
«Вы их, Бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь. <...> Но вы спрашиваете, каким образом узнавать упырей? Заметьте только, как они, встречаясь друг с другом, щелкают языком. Это по-настоящему не щелканье, а звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут апельсин».

9

Эдвард Ллойд

Тем временем в Европе вампиры постепенно завоевывали все более широкую аудиторию. В 1845 году лондонский издатель Эдвард Ллойд начал публиковать грошовые брошюры про «Варни-вампира» — первое произведение вампирского канона, которое было доступно массовому читателю. На протяжении двух лет вампир сэр Френсис Варни пытался уничтожить семейство Баннерворт и искал себе невесту, но ни в чем из этого не преуспел и покончил с собой, бросившись в кратер Везувия. Всего за два года вышло 109 историй о приключениях Варни, что превратило вампира в самого популярного литературного героя того времени.

10

Карл Маркс

опулярность Варни-вампира у бедного класса имела и неожиданные последствия: на вампиров обратили внимание ведущие умы современности. Маркс вообще питал пристрастие ко всякой нечисти, и если в «Манифесте коммунистической партии» он прославил призрака, то вышедший в 1867 году «Капитал» кишмя кишел вампирами. Во-первых, сам капитал Маркс называл «мертвым трудом, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд», во-вторых, кровопийцей был капиталист-эксплуататор, и Маркс предупреждал рабочих, что удлинение рабочего дня «лишь до известной степени утоляет вампирову жажду живой крови» и что вампир не отпустит рабочего до тех пор, «пока можно высосать из него еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие». Вампирская метафора оказалась такой удобной, что к кровососущим Маркс причислил и британскую промышленность, и французскую аристократию, и немецкую буржуазию, а также фабричных инспекторов, армию, флот, нотариусов, адвокатов и судебных приставов. Конечно, увидеть во власть имущих инкарнацию вампиров придумал не Маркс: еще в 1732 году в английской газете The Craftsman «настоящим вампиром» называли первого премьер-министра Великобритании Роберта Уолпола, намеревавшегося непомерно увеличить налоги, поэт Роберт Бёрнс сравнивал с кровососами алчных книгоиздателей, а Вольтер в «Философском словаре» называл вампирами «биржевых игроков, трактирщиков, деловых людей, которые средь бела дня пьют кровь народа», а заодно и монахов, «которые едят за счет королей и народа». Но именно Маркс разглядел популистский потенциал этой метафоры и изящно соединил философскую политическую традицию и понятную готическую образность, упростив понимание своего труда для широких масс. (Наглядностью вампирских аналогий спустя 150 лет воспользовались преподаватели Университета Маршалла в Вирджинии, которые придумали спецкурс, разъясняющий основы марксизма на примере вампирских историй от «Дракулы» до «Баффи — истребительницы вампиров». Один из преподавателей, Джейсон Морриссетт, объясняет неконвенциональный подход так: «Тонкости „Манифеста Коммунистической партии” студенты самостоятельно уже не понимают — язык плотный, аргументы сложные, а вот в вампирах, благодаря «Сумеркам» и «Настоящей крови», они разбираются, и раз уж Маркс сам использовал эту метафору, почему не использовать ее еще раз в педагогических целях».)

11

Джозеф Шеридан Ле Фаню

Добравшись до читательских низов, интерес к вампирам начал угасать — они уступали в популярности призракам, мумиям и даже обычным колдунам. Возродил его известный ирландский романист Ле Фаню, опубликовав в 1872 году неоготическую повесть «Кармилла», главная героиня которой была не только вампиршей, но и лесбиянкой. Смелый образ впоследствии оценили кинорежиссеры, с разной степенью откровенности неустанно экранизировавшие повесть Ле Фаню на протяжении XX века.

12

Брэм Стокер

Пути вампиров и Дракулы когда-нибудь должны были пересечься, и это произошло в 1897 году. Созданный театральным менеджером Абрахамом Стокером бессмертный аристократ-кровопийца станет не только самым популярным отрицательным героем мирового кинематографа, но и квинтэссенцией вампиризма. К реальному господарю Валахии детище Стокера имело мало отношения. В то время Стокер, управляющий лондонского театра Lyceum, подрабатывал тем, что писал третьесортные романы — исчерпав возможности приключенческого жанра, он решил попробовать себя в готическом романе ужасов. Первоначально своего героя Стокер назвал просто «граф Вампир» и поселил его, по примеру других литературных кровососов, в Штирии, и уже придумав сюжетную канву, он наткнулся на исторический очерк о восточноевропейских правителях, где обнаружил Дракулу (по-валашски «дьявол») и Трансильванию («Залесье»), благодаря чему впоследствии возник миф о карпатской вотчине самого известного вампира. Знал ли Стокер что-нибудь о Владе III или нет — история утаивает, поэтому литературоведы предпочитают искать источники его вдохновения в недрах не румынского фольклора, а викторианской литературы и жизни. Среди прототипов его Дракулы называют и Франкенштейна, и мистера Хайда, и Джека Потрошителя, и Дориана Грея, и даже самого Оскара Уайльда, в которого, по мнению некоторых биографов писателя, были влюблены и Стокер, и его жена. Но главным вдохновителем Стокера, судя по всему, был самый знаменитый актер викторианской эпохи Генри Ирвинг, у которого писатель был личным помощником. Считается даже, что внешность Дракулы Стокер списал именно с Ирвинга: «выразительный орлиный профиль, тонкий нос с горбинкой и особым изгибом ноздрей, высокий выпуклый лоб и густые волосы, лишь немного редеющие на висках, нависшие кустистые брови, почти сросшиеся на переносице». После публикации романа Стокер надеялся, что его начальник сыграет Дракулу на сцене, но тот отказался, сказав, что текст «ужасный». С этой оценкой соглашались и тогдашние критики, называвшие его роман сборником гротескных несуразиц. Денег книга Стокеру также не принесла, и хотя сокращенная на треть по настоянию издателей версия пользовалась популярностью и даже переводилась на иностранные языки, по-настоящему культовым произведение Стокера стало с появлением кинематографа: благодаря ему писателя признали мастером викторианской литературы, Влада III — самым кровавым тираном Средневековья, а самого Дракулу — каноническим вампиром.

13

Александр Блок

На русском роман Стокера вышел почти сразу после английской публикации (это был первый его перевод на иностранный язык) и до революции переиздавался как минимум три раза. На рубеже веков это был один из самых популярных романов в Российской империи. Среди его поклонников был и Александр Блок, признававшийся, что именно Стокер вдохновил его на написание статьи «Солнце над Россией», посвященной 80-летию Льва Толстого: «прочел я „Вампира — графа Дракула”. Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял еще и глубину этого, независимо от литературности и т. д. Написал в „Руно” юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это — вещь замечательная и неисчерпаемая». Вдохновленный Дракулой, Блок противопоставляет великого писателя, защищающего народ, царству их притеснителей во главе с уже покойным обер-прокурором Священного синода Победоносцевым, чьими «глазами глядит мертвое и зоркое око, подземный, могильный глаз упыря». Трудно сказать, что сыграло решающую роль в том, что к русскому царю и его приспешникам приросло определение кровопийц — популярность «Дракулы», харизма Блока или распространение марксистских идей. Как бы там ни было, образ ушел в народ: про Григория Распутина сочинили поговорку «вампир, пролезший в ампир», николаевских чиновников и министров называли вурдалаками, а самого царя — «вампиром, удобно расположившимся на сгорбленной спине народа и сосавшим его кровь». Уже после отречения Николая II стали появляться написанные по шаблону резолюции разнообразных рабочих, возмущавшихся тем, что «кровожадный Николай отрекся, но еще находится на свободе», и опасавшихся, как бы «вампир не сделал попытки снова появиться на арене нашей жизни». В 1917 году, когда эти опасения пролетариев были развеяны, Дмитрий Мережковский продемонстрировал, что, в отличие от самодержавия, вампиры никуда не делись: «Когда убивают колдуна, то из могилы его выходит упырь, чтобы сосать кровь живых. Из убитого самодержавия Романовского вышел упырь — самодержавие Ленинское».

14

Александр Богданов

Расправившись с самодержавием, большевики первыми решили извлечь из вампирских практик пользу. Результатом стало появление института «вечной жизни», где навеянным вампирскими мифами методом — переливанием молодой крови — большевистская элита пыталась достичь бессмертия. Проект учреждения разработал один из идеологов социализма врач и революционер Александр Богданов (1873–1928) — под впечатлением от стокеровского «Дракулы». Еще в середине 1900-х годов он создал теорию «физиологического коллективизма сочеловеков»: по его мнению, по-настоящему бесклассовый строй мог возникнуть только в том случае, когда общими станут не только леса, поля, женщины и дети, но и кровь. На практике коммунизация крови должна была достигаться обменным переливанием между юным пролетарием и пожилым большевиком: первый приобретает опыт, мудрость и иммунитет от болезней, второй — как Дракула — вечную жизнь. Только в терминологии Богданова (преданного читателя Маркса) вампиром является не реципиент крови, а тот, кто от «обновляющего» переливания отказывается — и потому неизбежно превращается из пламенного революционера в ленивого консерватора, паразита, который «берет у жизни больше, чем дает ей». Метафора увлекла Богданова, и еще через какое-то время он пришел к выводу, что «идеи умирают, как люди, но еще упорнее они впиваются в жизнь после своей смерти», и назвал вампиром «абсолютный марксизм», то есть реакционный извод некогда революционного движения, с которым следует поступить «так, как со всякими вампирами поступать полагается: голову долой, и осиновый кол в сердце!» За чрезмерную смелость мысли от участия в политической жизни страны Богданова, старого оппонента Ленина, отстранили, что позволило ему заняться наукой и уже в статусе первого советского гематолога буквально воплотить в жизнь сцены из Брэма Стокера, начав опыты по переливанию крови. Проводимые на частных квартирах операции систематически оказывались удачными — переливанием крови Богданов поднял на ноги сестру Ленина Марию Ульянову и вылечил собственного сына от хронических болезней,— поэтому по указанию Сталина в 1926 году наконец был открыт Институт переливания крови, в котором совместная гемотрансфузия была поставлена на поток. Впрочем, ожидаемой вечной жизни эти переливая так и не обеспечили ни партийным начальникам, ни самому Богданову: он умер в 1928 году после своего одиннадцатого переливания.

15

Теда Бара

«Дракула» Брэма Стокера подвел итог жизни вампиров в викторианскую эпоху. В новом веке им предстояло начать сексуальную эмансипацию и подарить миру новую свободную женщину. Дата рождения женщины-вамп — 12 января 1915 года, когда в американский прокат вышел фильм Фрэнка Пауэлла «Жил-был дурак» с Тедой Барой в роли Вампирши, провозгласивший отказ от викторианской морали. Фильм был снят по стихотворению Редьярда Киплинга «Вампир» 1897 года, вдохновленному в свою очередь картиной Филипа Бёрна-Джонса,— в обоих случаях главная героиня, демонстрируя телесную привлекательность и независимость от мужчин, еще олицетворяла угрозу викторианскому обществу. Спустя 18 лет от всего этого не осталось и следа. Главный американский кинокритический журнал 1910-х годов Moving Picture World объяснял популярность героини Теды Бары тем, что зрительницы, уставшие от викторианской пропаганды целомудренности, воплощенной на экране тогдашними суперзвездами Лилиан Гиш и Мэри Пикфорд, «страстно желали увидеть героиню, равную мужчине»: «Обычная женщина трясется над своим супругом, недовольным тем, как приготовлено яйцо на завтрак, она всегда ведет себя правильно и потому восхищается Вампиршей, смелой настолько, чтобы выкурить настоящую сигарету». Восхищение быстро перешло в подражание: бескровные лица, темно-красные губы, сильно накрашенные глаза, бусы и кольца стали обязательными элементами дресс-кода и аристократок, и домохозяек. После успеха фильма Пауэлла образ Вампирши, редуцированной в прессе до Вамп, стал переноситься на других персонажей, и разнообразные эсмеральды, клеопатры, саломеи, джульетты, кармен и маргариты готье всегда выходили полувампиршами. Так сформировался первый секс-символ эпохи немого кино: мужчин эта демоническая и подчеркнуто сексуальная героиня очаровывала, а женщин вдохновляла, ведь эмансипированная вампирша не ждет, пока мужчина добудет ей пропитание, и находит его сама — в этом самом мужчине. Впрочем, утилитарное отношение к сильному полу довольно быстро сошло на нет: новое поколение уже эмансипированных женщин предпочитало выглядеть вампиршами, но вести себя не столь вызывающе. Сама Теда Бара называла свою героиню «женской местью эксплуататорам», но и она признавала, что с равноправием этот образ имеет мало общего: «В сердце я — феминистка, хотя у меня и лицо вампирши».

16

Фридрих Вильгельм Мурнау

Сменив литературу на кинематограф, вампиры обрели новую жизнь. Кинематограф от этого союза тоже выиграл: именно благодаря приходу вампира в кино в 1922 году появился первый настоящий хоррор, праотец современных ужастиков «Носферату. Симфония ужаса» Фридриха Вильгельма Мурнау. Так, по крайней мере, утверждала великий немецкий киновед Лотта Айснер, описывая, как, глядя на «невыносимо медленно» идущего прямо на камеру вампира, зрители содрогались от страха, который можно сравнить только с тем, что испытывали очевидцы прибытия люмьеровского поезда, и утверждая, что этот самый вампир обеспечил Мурнау звание величайшего немецкого режиссера межвоенной поры и первопроходца жанра «вампирских ужасов». Хотя последнее и не вполне справедливо: на самом деле создателем Носферату, придумавшим снять первым полнометражный фильм про вампиров и раздобывшим на это деньги, был числившийся на фильме художником по костюмам и декорациям Альбин Грау. Оказавшись во время Первой мировой войны в Сербии, Грау услышал от одного из крестьян традиционную историю о раскопанном местными жителями не тронутом тленом трупе и даже ознакомился с отчетом об эксгумации с довольно убедительным описанием клыков. Впрочем, когда несколько лет спустя Грау решил снимать вампирское кино и открыл студию Prana Film, о сербском крестьянине он не вспомнил, взяв для основы дебютной картины стокеровского «Дракулу». Но хотя нанятый Грау сценарист и сохранил сюжетный каркас романа, картина превзошла литературную основу, превратив вампира в воплощение иррационального зла. Великий немецкий киновед Зигфрид Кракауэр утверждал, что граф Орлок символизировал рост тоталитарных тенденций в Германии 1920-х и предсказывал приход к власти кого-то вроде Гитлера. Так благодаря «Носферату» вампир научился воплощать разнообразное зло — в дальнейшем потомки Орлока становились олицетворением всего на свете, от рабовладельческого строя («Президент Линкольн: Охотник на вампиров», 2012) до наркозависимости («Зависимость», 1994) и кризиса веры («Жажда», 2009).

17

Бела Лугоши

Настоящий триумф вампиров в кино случился в 1931 году, когда ими заинтересовался Голливуд. Блокбастер Тода Браунинга «Дракула» открыл эпоху ужасов в американском кино и превратил исполнителя роли графа Дракулы актера Белу Лугоши в поп-икону.

18

Кристофер Ли

В 1958 году своего «Дракулу» выпустила британская киностудия Hammer. Критики мгновенно признали картину лучшим ужастиком всех времени, а Кристофера Ли — лучшим Дракулой. Граф в исполнении Ли впервые стал секс-символом, что породило кинотрадицию изображать вампиров как героев-любовников.

19

Энди Уорхол

Еще спустя 20 лет Дракула наконец добрался и до мира искусства. Спродюсированная Энди Уорхолом в 1974 году гомоэротическая пародия на роман Стокера «Кровь для Дракулы» с Удо Киром в роли графа и Джо Далессандро в роли его противника-красавца Марио открыла образ вампира для художественных интерпретаций и окончательно вписала Дракулу в канон поп-героев.

20

Энн Райс

Тогда же случилось и триумфальное возвращение вампиров в литературу. В 1976 году в США было опубликовано «Интервью с вампиром» Энн Райс — самый популярный вампирский роман XX века. Изрядно очеловеченные, вампиры вышли на новый уровень, превратившись из монстров в эгоистичных красавцев и рефлексирующих аутсайдеров.

21

Квентин Тарантино

Кино же, исчерпав многозначность образа, двинулось в сторону упрощения. В 1996 году в прокат вышел главный вампирский экшен в истории кино — «От заката до рассвета» Роберта Родригеса. Автор сценария Квентина Тарантино расквитался со сложными романтическими киновампирами, заменив их тупыми монстрами, главная цель которых — просто сосать кровь.

22

Джосс Уидон

Новую жизнь киновампирам подарила новая аудитория. Если в XIX веке с помощью вампиров Маркс обращался к рабочим, то в конце XX века они стали идеальной темой для разговора с тинейджерами. Устав смотреть, как «юных блондинок раз за разом убивают в конце темной аллеи», телепродюсер и фанат хорроров Джосс Уидон придумал сериал с революционным зачином: блондинка-тинейджер, по всем законам жанра обязанная умереть в первом акте, не только спасается, но и «наконец начинает мочить этих вампиров». Так появилась «Баффи — истребительница вампиров». Целевой аудиторией шоу стали тинейджеры, с которыми впервые всерьез заговорили о волнующих их проблемах: социальном остракизме, сексе, самоубийствах, принятии собственной гомосексуальности, старении родителей и массовых убийствах в школах. Все ужасы средней школы олицетворяли вампиры и монстры, с которыми боролась Баффи — с 1997-го по 2003 годы она была единственным персонажем на телевидении, которому дети могли сочувствовать, потому что для нее школа тоже была в буквальном смысле адом. Раньше подобных героинь в массовом кино не было: прежние популярные киновоительницы вроде лейтенанта Рипли из «Чужого» и принцессы Леи из «Звездных войн» принимали на себя мужскую роль — и только поэтому выглядели сильными. Баффи же была смешной и несуразной школьницей, интересующейся не только тем, как спасти мир, но и платьями и мальчиками. Что еще более важно, Баффи Саммерс, в отличие от предшественниц, была не одинока: уничтожать вампиров ей помогали сестра Дон, ведьма-лесбиянка Уиллоу, демоница Ани и другие подружки. Именно с Баффи критик THR Дэниел Финберг предлагает отсчитывать нынешний золотой век телевидения, утверждая, что без нее не было бы ни «Ходячих мертвецов», ни «Настоящей крови», ни «Дневников вампира», ни даже сериала «Девочки». Его точку зрения разделяют и американские культурологи, давно признавшие «Баффи» значительным поп-явлением и даже посвятившие ей отдельную дисциплину — Buffy studies. Теперь образ героини изучают в феминистском и постмодернистском контексте, на примере оборотней и вампиров из сериала разбирают подростковую агрессию, про новые повествовательные модели, открытые в сериале, придумывают спецкурсы, ученые из Стэнфорда изучают демографический потенциал вампиров в городе Саннидейл, а в Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне и вовсе проводят сопоставительный анализ того, как Баффи борется со злом и США — с терроризмом.

23

Стефани Майер

В XXI век вампир пришел в образе Эдварда Каллена, сентиментального вегетарианца из самой популярной вампирской саги в истории «Сумерки». Книги Стефани Майер о том, как Каллен влюбляется в девочку-подростка Беллу Свон и вместе они начинают бороться за свою любовь, были переведены на 37 языков, а их экранизации суммарно собрали в мировом прокате почти $1,5 млрд, став самыми успешными вампирскими блокбастерами. Несмотря на многочисленные попытки продолжить дело Майер, успех оригинала повторить никому не удалось, так что, возможно, рекордные цифры стоит расценивать не как новую инкарнацию вампиров, а как торжественные похороны. Впрочем, как известно, их в любой момент можно заново откопать.