9 октября 1971 года в прокат вышел «Французский связной» Уильяма Фридкина — мрачный и медленный детектив о попытках нью-йоркских полицейских поймать марсельских наркодилеров, основанный на реальных событиях. За шесть лет до этого во Франции тоже сняли фильм по этим событиям — развеселую комедию с Луи де Фюнесом и Бурвилем в главных ролях. К юбилею «Французского связного» Ульяна Волохова рассказывает, как так получилось и почему борьба с героином в США оказывалась то драмой, то комедией, то фарсом.
Марсель: киллер убивает полицейского, следившего за боссом местного наркосиндиката. Нью-Йорк: двое детективов из отдела по борьбе с наркотиками, один переодетый в Санта-Клауса, второй — в продавца хот-догов, в результате изнурительной погони ловят мелкого барыгу. Марсель: босс наркосиндиката расширяет пирс марсельского порта и получает от жены в подарок пальто — они собираются в Нью-Йорк, и она переживает, что там может быть холодно. Нью-Йорк: закончив смену, детективы отправляются в ночной клуб пропустить по стаканчику, там они обращают внимание на незнакомого итальянца в компании известных наркодилеров и решают за ним проследить. Спустя 30 минут экранного времени слежка приведет их к прибывшему из Марселя боссу наркосиндиката, а затем к «линкольну», в котором обнаружится 50 с лишним килограммов героина. Еще через час они накроют французского наркобосса после сделки с местной мафией, но задержать так и не смогут — он скроется в заброшенном здании и, как мы узнаем из титров, вернется во Францию. Таков вкратце сюжет «Французского связного» — фильма, принесшего Уильяму Фридкину славу.
К 1971 году 36-летний Фридкин уже был опытным режиссером. В его фильмографии были пара музыкальных комедий, пара документальных фильмов, детективный неонуар по пьесе Гарольда Пинтера и драма про геев, впоследствии ставшая важной вехой в истории квир-кино. Не было только настоящего успеха. Ни один из его фильмов не сумел собрать в прокате достаточно, чтобы хотя бы окупить бюджет, не говоря о том, чтобы превзойти его. «Французский связной» все изменил. При бюджете в $1,8 млн он собрал в прокате $51,7 млн, и это при том, что Американская киноассоциация присвоила ему рейтинг R — вход до 17 лет только в сопровождении взрослых. К внушительным сборам в апреле 1972 года добавился триумф на церемонии вручения «Оскаров» — пять выигранных номинаций, включая лучший фильм, режиссуру, мужскую роль, адаптированный сценарий и монтаж. Никогда прежде фильм с рейтингом R не получал «Оскара» в главной номинации. Впоследствии культовый статус «Французского связного» будет подтвержден Американским институтом киноискусства, который дважды включит его в свой список ста лучших фильмов, и Библиотекой Конгресса, которая внесет его в Национальный реестр фильмов. Все это вполне заслуженно: «Французский связной» действительно был революционным фильмом.
Первое, что вспоминают, говоря о вкладе «Французского связного» в мировой кинематограф,— это невиданный прежде аутентизм. К моменту выхода фильма кодекс Хейса был четыре года как отменен и американский зритель уже успел увидеть на экране и обнаженку, и наркотики, и убийства, и прочие прежде считавшиеся недопустимыми явления реальности, но никто еще не пытался предъявить все это с такой маниакальной достоверностью, какую предлагал «Французский связной». Половина статистов у Фридкина были настоящими полицейскими и настоящими уличными торговцами наркотиками, более того, по воспоминаниям оператора фильма Оуэна Ройзмана, настоящим был даже героин, который преступники дважды проверяют в фильме на качество. Знаменитая сцена, в которой главный герой, пытаясь догнать поезд метро, несется по Четвертой авеню на отобранном у случайного водителя «понтиаке», не замечая ни светофоров, ни встречных машин, практически целиком была снята без оцепления и разрешения властей, с обычными прохожими и обычными водителями на дорогах (женщина с коляской на дороге и столкновения с машинами, разумеется, не в счет). Сам Фридкин говорил, что пытался воспеть город без лишней поэтичности. Кинокритик Роджер Эберт писал, что в этой предельной достоверности — ключ к сцене погони: никаких исключительных обстоятельств, никаких особых правил, но мчащийся по загруженной городской улице автомобиль догоняет едущий по пустым рельсам состав — и зритель этому верит. Чтобы добиться этого, потребовалась сложная операторская работа, но эффект превзошел все ожидания: нарочитая реалистичность «Французского связного» стала образцом для сотен последующих полицейских драм. Немаловажную роль в этом сыграл не только аутентичный антураж, но и выведенный Фридкином на сцену герой.
Детектив отдела по борьбе с наркотиками Джимми «Попай» Дойл (Джин Хэкмен) не вписывался в привычный образ полицейского в кино. Он не образец для подражания и не моральный авторитет, он бытовой расист и ксенофоб, он вспыльчив, груб и упрям, ему плевать на правила и, в сущности, плевать на людей, ему вообще на все плевать, кроме работы, но и к ней его тянет не чувство долга, а какой-то темный, охотничий по своей сути инстинкт. Не то чтобы прежде все полицейские на экране являли собой сплошные образцы добродетели: кто-то мог ударить задержанного, кто-то спрятать улику, но все это преподносилось как исключение и оправдывалось высокой целью — у Дойла такой цели нет. В вышедшем за три года до «Связного» «Детективе Буллитте» главный герой во время погони за преступниками останавливался, чтобы убедиться, что пострадавший из-за них мотоциклист остался жив. Джимми Дойл в азарте преследования, обознавшись, расстреливает коллегу из ФБР, но не испытывает по этому поводу ни сожаления, ни раскаяния. Единственное, что это происшествие у него вызывает, это досаду из-за потерянного времени — перезарядив обойму, он отправляется дальше.
За год до награждения «Французского связного» Американская киноакадемия вручила семь «Оскаров» фильму «Паттон». Почти трехчасовой эпик, посвященный герою Второй мировой генералу Джорджу Паттону, открывался его проникновенным монологом о том, как выигрывают войны. Стоя на фоне растянутого на весь экран американского флага, Паттон заявлял в камеру: «Клянусь богом, мне жаль тех ублюдков, против которых мы будем воевать» — и фильм демонстрировал справедливость этих слов. В 1970 году американскому правительству нужно было именно такое кино: Ричард Никсон дважды показывал «Паттона» в Белом доме весной 1970-го, прежде чем дать старт Камбоджийской кампании. Экранный Паттон был не лишен нарциссизма и самодурства, но он являл собой пример военного патриотизма и напоминал о великих победах. На его фоне Джимми Дойл, убивающий честного фэбээровца, но упускающий преступного босса, выглядел недоразумением, а решение киноакадемии выдать фильму пять статуэток — по меньшей мере смелым. В действительности Дойла от Паттона отделяло не так уж много: летом 1971 года, за несколько месяцев до выхода «Французского связного» в прокат, Ричард Никсон объявил войну наркотикам, и детективы из отдела по наркотикам неожиданно стали новыми национальными героями. «Французский связной» вышел в нужное время: он не просто показывал борьбу с наркотиками во всей ее натуральной неприглядности, он к тому же был основан на реальных событиях, и эти события без труда опознавались.
Часть 2. Комедия
История о киноактере и телеведущем, который привозит из Марселя в Нью-Йорк автомобиль, набитый героином, не была выдумкой сценаристов «Французского связного» — все это имело место в действительности. В 1962 году французский телеведущий Жак Анжельван за $10 тыс. согласился переправить в США «бьюик», в котором находилось 52 кг героина. Незадачливого курьера выследила нью-йоркская полиция, как и прибывших с ним двух французских мафиози: актера арестовали, вместе с ним арестовали одного из мафиози, второму удалось скрыться и вернуться во Францию. В 1968 году эту операцию во всех подробностях описал в своей книге специалист по политическому нон-фикшену Робин Мур, чей бестселлер о «зеленых беретах» во Вьетнаме только что экранизировал Джон Уэйн. Книгу о настоящих полицейских и настоящих наркотиках взялся экранизировать Уильям Фридкин. В фильме «бьюик» заменили на «линкольн», а одного из мафиози убили, но зритель без труда мог вспомнить дело телеведущего-наркокурьера, прогремевшее на весь мир. Тем более что за прошедшее с тех пор время французский героин стал в США настоящей национальной проблемой.
В 1960 году, по оценкам Федерального бюро по борьбе с наркотиками, поставки из Франции составили около 2 тонн героина, к 1970 году эта цифра достигла 45 тонн. Выросло и количество потребителей: в 1958 году героин в Нью-Йорке, по официальной статистике, употребляло 20 тыс. человек, к 1968 году эта цифра выросла до 60 тыс. (реальное число в обоих случаях было, конечно, выше). В начале 1960-х рост потребления героина беспокоил в основном благотворительные организации и местные власти, наблюдавшие постепенное ухудшение криминогенной обстановки в неблагополучных районах. К началу 1970-х героин перестал быть наркотиком трущоб: смерть от передозировки Дженис Джоплин в октябре 1970-го и Джимми Моррисона в июле 1971-го сигнализировала, что в США бушует настоящая эпидемия. Справиться с ней не удавалось по нескольким причинам.
Главная проблема вполне наглядно была представлена во «Французском связном»: полицейские арестовывали барыг, но их место немедленно занимали новые, добраться же до верхушки не удавалось. Благодаря показаниям Анжельвана и еще одного арестованного курьера — в 1960 году в Нью-Йорке задержали гватемальского посла в Бенилюксе Маурисио Росаля, за год перевезшего через Атлантику в дипломатическом багаже около 200 кг героина,— было известно, что в Нью-Йорк героин везут из Марселя, но попытки договориться с французским правительством ни к чему не приводили. Во Франции запросы из США игнорировали или переправляли в Центральное подразделение по борьбе с наркотиками — до 1969 года в нем работало 17 человек. Оттуда на все запросы отвечали, что сделать ничего нельзя, лаборатория по изготовлению героина помещается в небольшой чемоданчик и собирается за 20 минут, как ее обнаружишь? Только в пригороде Марселя 15 тысяч вилл, подходящих для производства героина, на то, чтобы их проверить, уйдут годы. Учитывая, что до 1969 года отдел по борьбе с наркотиками в Марселе состоял из восьми человек, это была чистая правда. За 20 лет им удалось прикрыть три лаборатории — по-своему фантастический результат, учитывая все обстоятельства. Американцы, впрочем, впечатлены не были. Легкомысленное отношение французов к трафику героина вызывало у них негодование. Небезосновательное. Блестящую операцию по поимке Анжельвана, в США представленную как арест крупного наркокурьера и раскрытие важнейшего канала поставки героина, во Франции вообще не восприняли всерьез. Яркое свидетельство тому — вышедший в 1965 году фильм «Разиня» Жерара Ури.
По сюжету гангстер, прикидывающийся добропорядочным буржуа, врезается в машину незадачливого коммивояжера, собравшегося в путешествие по Италии, и приводит в негодность его машину. В качестве компенсации он предлагает коммивояжеру билет до Неаполя, 500 тыс. лир и новый «кадиллак», который всего-то надо перегнать из Неаполя в Бордо. Коммивояжер, разумеется, не догадывается, что «кадиллак» под завязку набит контрабандой (бамперы сделаны из чистого золота, в аккумулятор спрятаны бриллианты, под крылья — пакеты с героином), и отправляется в путь. По пятам за ним незаметно следует сам гангстер с помощником, а за ними — еще один мафиози, мечтающий украсть «кадиллак». Гангстера играл Луи де Фюнес, незадолго до того снявшийся в «Фантомасе» и «Жандарме из Сен-Тропе» и пребывавший в расцвете славы. Коммивояжера — Бурвиль, главная звезда французской комедии. Вдвоем они превратили дело Жака Анжельвана в настоящий бурлеск и произвели во Франции фурор. За первый год «Разиню» посмотрели 11,7 млн французов — это был не только самый популярный во французском прокате фильм того года (следовавший за ним «Голдфингер» посмотрели всего 6,6 млн), но и на тот момент самый популярный фильм французского производства в истории.
Расслабленное отношение французов к наркотрафику имело свое объяснение. В отличие от США, где употребление героина приобрело масштаб национальной катастрофы, во Франции это явление не было распространено. До 1968 года полицейские Марселя знали поименно всех жителей города, сидящих на героине, все это были маргиналы. В 1968 году министр внутренних дел Франции на официальный запрос США о содействии ответил: «Это ваши граждане употребляют героин, и это ваши, а не наши проблемы». И дело было не в том, что в 1968 году у французского правительства были дела поважнее: героин в этот момент вообще не входил в список внутренних проблем. У слов «это ваши, а не наши проблемы» был, однако, и еще один, скрытый смысл. В том, что Марсель стал главным поставщиком героина, виноваты отчасти были сами американцы.
Часть 3. Фарс
Эта история началась вскоре после войны. В 1947 году Марсель, главный портовый город, был охвачен забастовками, и это угрожало срывом экспорта во Францию американских товаров, а в перспективе — и всему плану Маршалла. В борьбе с коммунистами, симпатии к которым во Франции были чрезвычайно сильны, американские спецслужбы были готовы на самые радикальные меры. Одной из таких мер стала сделка с местной мафией, во главе которой стояли братья Герини. ЦРУ обеспечило им средства для борьбы с бастующими, и Герини установили в Марселе порядок. В 1950 году ситуация повторилась: бастующие докеры поставили под удар поставки для войны в Индокитае, и ЦРУ вновь обратилось к братьям Герини. В обмен на ящики с оружием и $2 млн те установили контроль над марсельским портом, вернув США канал поставок, но заодно и сами стали использовать порт для того, чтобы принимать опиумное сырье из Индокитая, перерабатывать его в героин и отправлять в США. Так из борьбы с коммунистами возникла сложная схема международной наркоторговли, получившая название French Connection.
Братья Герини вложили средства, полученные от ЦРУ, в первые закупки опиумного сырья и оснащение нескольких лабораторий, наладили поставки, но контролировать весь трафик не стали, предоставив доступ к инфраструктуре другим мафиозным группировкам и оставив за собой надзорные функции. Возникшая в результате этого разветвленная система наркотрафика оказалась практически неуязвима. Когда в США наконец взялись за борьбу с героином и попытались перекрыть поставки, оказалось, что вычислить того, кто заправляет героиновым бизнесом, практически невозможно. Позиции French Connection пошатнулись лишь после того, как братья Герини ушли из криминального мира. 23 июня 1967 года одного из них расстреляли неизвестные, месяц спустя второго арестовала французская полиция. Героиновая сеть продолжила работу, но ее участники допустили фатальную ошибку — пустили героин на улицы Франции. Когда в 1969 году от передозировки героином умерла 17-летняя девушка из благополучной семьи, расслабленное отношение французов к наркотику сменилось возмущением, и французское правительство наконец решило сотрудничать с США.
В феврале 1971 года министр юстиции США Джон Митчелл и министр внутренних дел Франции Раймон Марселен подписали соглашение о совместной борьбе с наркомафией. Вслед за этим в Марселе и его пригороде ликвидировали шесть крупных лабораторий и перехватили больше десятка курьеров. Количество арестов за производство и продажу наркотиков во Франции выросло с 57 в 1970 году до 3016 в 1972-м, арестовывали и нью-йоркских мафиози, которые принимали поставки наркотика, и марсельских, которые отправляли.
Для Никсона, в 1971 году объявившего войну наркотикам, это была настоящая победа. Во многом благодаря ей он сумел выиграть выборы в 1972 году. Существует версия, что масштабная борьба с наркопотреблением и была затеяна им ради выборов: она позволяла нейтрализовать влияние на электорат его главных противников — хиппи-пацифистов, протестовавших против Вьетнама, и черное леворадикальное движение. Советник Никсона по внутренней политике Джон Эрлихман позже описывал эту стратегию так: «Мы понимали, что не можем запретить выступать против войны или быть черным, но мы могли дискредитировать эти движения. Нужно было только заставить людей ассоциировать хиппи с марихуаной, а черных — с героином. Мы получили легитимную возможность арестовывать их лидеров, обыскивать их дома, срывать их митинги и поносить их каждый вечер в новостях». История, как ей свойственно, повторилась дважды: героиновая эпидемия, возникшая из борьбы с коммунистами, оказалась побеждена в борьбе с черными и хиппи. Никсона, впрочем, победа над наркотиками не спасла: весной 1974 года он объявил, что «улицы Америки очищены от марсельского героина», а уже летом из-за Уотергейтского скандала был вынужден подать в отставку.
Кинематографический итог борьбе с французским героином в 1975 году подвел сиквел «Французского связного», в котором Джимми Дойл отправляется в Марсель, чтобы наконец добраться до сбежавшего в первой части наркобарона. Довольно быстро выясняется, что начальство отправило Дойла во Францию не как блестящего детектива, а как приманку, надеясь поймать наркобарона на живца. План с треском проваливается, Дойла сажают на героин, и большую часть фильма он вынужден бороться не с мафией, а с ломкой, но в конце из последних сил все-таки убивает своего врага. В отличие от первого фильма, снятый Джоном Франкенхаймером сиквел отнюдь не был шедевром, но отчасти это и сделало его довольно выразительным финалом.