ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Aug. 16, 2019

Смена политического вектора

Латинская Америка традиционно была регионом с сильной левой политической традицией и хотя бы поэтому имела с далеким Советским Союзом прочные идейные связи. На ностальгических воспоминаниях и ряде совместных экономических проектов Москва активно вошла в латиноамериканскую политику в начале нового тысячелетия, когда континент совершил впечатляющий левый поворот. Во многих странах в результате вполне прозрачных выборов к власти пришли представители разных спектров левой идеологии: от леворадикальных (как Уго Чавес в Венесуэле) до умеренных левоцентристов (как в Чили или Уругвае). Но этот период оказался недолгим. Трансформация общественных настроений, электоральный успех оппозиционных сил, масштабные выступления, протестное голосование, а также экономические трудности привели к кризису левых режимов.

По итогам завершившегося в 2018 году электорального цикла и начавшегося нового в Латинской Америке сохраняются три группы правительств — левые радикалы из «Боливарианского альянса для народов нашей Америки» (ALBA, альянс стран Латинской Америки и Карибского бассейна, в который входит Боливия, Венесуэла, Куба, Никарагуа, Доминика, Антигуа и Барбуда, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Люсия, Гренада и Сент-Китс и Невис); более умеренные левоцентристы, идеология которых включает в себя элементы социального либерализма и социальной демократии, и представители правой части спектра, выступающие за скорректированную неолиберальную модель и учитывающие необходимость решения острых социальных проблем, прежде всего снижения уровня бедности и уменьшения социальной поляризации.

В Аргентине и Бразилии левые уже покинули президентские кресла. Венесуэла переживает масштабные проблемы в экономике, повлекшие за собой рост общественного недовольства и политический раскол. Весьма драматичным событием для левых радикалов стала смена модели развития в Эквадоре, который вышел из ALBA и присоединился к противникам Николаса Мадуро. Правоцентристы сохранили или укрепили свои позиции в Панаме, Гватемале, Аргентине, Доминиканской Республике, Перу и Гондурасе, а в Венесуэле оппозиционный «Круглый стол демократического единства» (MUD) получил две трети мест в Национальной ассамблее. В Чили победил кандидат правоцентристского блока «Чили, вперед!» миллиардер и экс-президент (2010–2014) Себастьян Пиньера, в Парагвае — Марио Абдо Бенитес, лидер правящей консервативной Национальной республиканской ассоциации — Партии Колорадо, в Колумбии — выступавший с резкой критикой подписанных мирных соглашений с леворадикальными партизанами представитель правой оппозиции Иван Дуке. После победы на президентских выборах в феврале 2019 года антисистемного бизнесмена, кандидата от правоцентристского «Великого альянса за национальное единство» (GANA) Наджиба Букеле, сдвиг вправо ожидается и в Сальвадоре.

Есть и исключения: в ожидании президентских выборов, намеченных на 20 октября 2019 года, на которых вероятна победа действующего президента Эво Моралеса, довольно стабильная ситуация сохраняется в Боливии. Во многом это заслуга взвешенной политики индейского лидера, который сохранил достаточно либеральную монетарную политику и конструктивные отношения с иностранным капиталом. Убедительную победу левые одержали в Мексике. В группу левоцентристских режимов входят также Коста-Рика после победы кандидата правящей партии «Гражданское действие» (PAC) социал-демократа Карлоса Альварадо Кесады (апрель 2018 года) и Лаурентино Кортисо в Панаме (май 2019 года), представляющего Революционно-демократическую партию (PRD), также входящую в Социалистический интернационал. Отдельную нишу занимает Куба, где начатый при Бараке Обаме процесс нормализации отношений с США хоть и приостановился, но все же может привести к трансформации кубинской экономической модели.

В каждой стране были свои причины для смены модели развития и усиления политической поляризации, но можно выделить и ряд общих факторов. В условиях экономического кризиса и падения цен на товары традиционного экспорта левые правительства не смогли выполнять декларированные социальные программы, в результате процесс снижения уровня бедности и социальной поляризации замедлился или пошел вспять. Распределительная экономика привела к чрезмерной бюрократизации и неповоротливости государственного сектора, росту численности госаппарата. Невиданный размах получили коррупционные скандалы, затронувшие ряд действующих или бывших глав государств и завершившиеся арестом известных политиков. Правда, не стоит думать, что раньше масштабы коррупции были меньше, скорее благодаря развитию СМИ и открытых источников информации факты нечистоплотности политиков стало гораздо проще предавать огласке. Коррупционные процессы, в той или иной мере затронувшие большинство правительств региона независимо от их политической ориентации, активно использовались оппозицией во время избирательных кампаний и способствовали ее приходу в власти (в большей степени пострадали левоцентристские главы государств). Снижению популярности действующих правительств способствуют и криминализация общества, рост наркотрафика и насилия, неспособность силовых структур обеспечить личную безопасность граждан и их право на жизнь.

Во время «золотого десятилетия» значительно выросла численность средних городских слоев, не готовых к снижению уровня жизни и часто выдвигающих завышенные требования, которые правительство не в состоянии удовлетворить. Именно средние слои составляют значительную, а в ряде случаев и основную базу массовых антиправительственных акций и протестного электората. Негативную роль сыграли усиление авторитарных тенденций и стремление леворадикальных лидеров продлить свои полномочия на основе реформирования конституций или даже игнорируя действующее законодательство, усиление контроля и ограничение независимых СМИ, нарушения в ходе выборов.

Усилению политической турбулентности способствовали кризис государственных институтов, падение рейтинга политических партий, фрагментация партийно-политических структур, несоответствие партийных и парламентских фракций. Бывший президент Бразилии, видный социолог и экономист Фернанду Энрики Кардозу в своей недавней статье в журнале The Economist охарактеризовал этот процесс так: традиционные партии перестали играть роль приводных ремней между гражданским обществом и властью. В этих условиях происходит чрезмерная персонализация политики, электорат отвергает профессиональных политиков и голосует за деятелей без политического опыта (бизнесменов, шоуменов, артистов и т. д.). Правому дрейфу способствовало и недовольство консервативного сегмента общества либерализацией употребления наркотиков и отказом от традиционных семейных ценностей, что привело к усилению влияния евангелистов, в первую очередь представителей неопятидесятнических сект, которые занимают место в органах власти или лоббируют правые партии.

Политическая и социальная турбулентность вызвана внутренними причинами, однако активно используется в интересах внешних субъектов политики, в первую очередь Соединенных Штатов, которые оказывают беспрецедентное давление на левые режимы.

Равнение на США

В общественном сознании живет расхожее выражение: Латинская Америка — «задний двор» США. Квинтэссенцией этого подхода стала знаменитая Доктрина Монро начала XIX века. И вот недавно Штаты в очередной раз сняли эту идею с полки, только вместо европейских держав основными угрозами в латиноамериканской зоне интересов для Вашингтона названы Китай и Россия.

Поначалу казалось, что у команды Дональда Трампа вообще отсутствовала политика в отношении латиноамериканского региона, если не считать агрессивных популистских выпадов в сторону отдельных режимов. Тогда как у его предшественника были торговые инициативы (Транстихоокеанское партнерство) и нормализация отношений с Кубой. Но спустя два года своего президентства Трамп был вынужден буквально на 180 градусов повернуть свою политику в отношении, скажем, Мексики, практически отказавшись от антимексиканского дискурса. Вашингтон осознал свою зависимость от Мехико в урегулировании миграционной проблемы. Госсекретарь Майкл Помпео не столько требовал, сколько настоятельно просил руководство страны перекрыть южную границу с Гватемалой, через которую идут массы беженцев из Гондураса и Сальвадора. Уже в августе 2018 года неожиданно для многих экспертов США подписали с Мексикой обновленный вариант Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА).

В отношениях с Кубойтоже произошли изменения, но со знаком минус, причем в ряде аспектов кардинальные. Они понравились ряду правых латиноамериканских правительств. Американский президент обвинил кубинское руководство в том, что США сделали целый ряд шагов для смягчения отношений между странами, но взамен ничего не получили. В итоге были отменены практически все меры предыдущей администрации по нормализации отношений с Кубой и, более того, ужесточена торгово-экономическая блокада. Под санкции попали 60 кубинских предприятий, якобы связанных с военно-промышленным комплексом этой страны. А со 2 мая 2019 года активирована статья III Закона Хелмса—Бертона от 1996 года, которую сменявшие друг друга американские президенты клали под сукно в течение более двадцати лет. Эта статья, носящая экстерриториальный характер, предусматривает направление в американские суды исков бывших кубинских граждан, чья земельная собственность была экспроприирована в ходе кубинской революции. Реакция Евросоюза, страны которого выстроили на Кубе целую цепь отелей, была, как и ожидалось, весьма жесткой и предусматривала ответные меры в отношении американских компаний. Однако Трамп все равно пошел на это.

Несмотря на ряд санкций против руководства Венесуэлы, эмбарго на экспорт венесуэльской нефти, которое, правда, было несколько смягчено 22 мая этого года, а также активную поддержку провозгласившего себя в январе 2019-го временным президентом оппозиционера Хуана Гуайдо, окончательно дестабилизировать ситуацию в этой стране Вашингтону все же не удалось. Режим Мадуро поддержали Китай, Россия, Куба, Индия, Турция и ЮАР. Принять участие в политической и экономической блокаде республики отказались такие влиятельные латиноамериканские государства, как Мексика и Уругвай. К середине года постепенно затихли и неоднократно высказанные Дональдом Трампом угрозы военной интервенции. В данном случае сработали два фактора. Во-первых, даже самые близкие союзники США в Латинской Америке в довольно категоричной форме выступили против какой-либо вооруженной акции. Во-вторых, уже вступив в новую предвыборную президентскую кампанию, Трамп стремился избежать сценария односторонней интервенции.

И все же в целом к началу 2019 года Вашингтону удалось обеспечить себе контуры стратегического партнерства с ведущими государствами Латинской Америки: Аргентиной, Чили, Колумбией и в конечном счете с режимом Жаира Болсонару в Бразилии. При всех немалых усилиях администрациям Джорджа Буша-младшего и Барака Обамы в нынешнем веке этого добиться не удалось. Казалось бы, поле для гегемонии Соединенных Штатов в Западном полушарии было во многом расчищено. Однако сразу же обнаружились и немалые подводные камни. Отнюдь не полностью нейтрализован мощный заряд антиамериканизма, заложенный в политическую культуру сменявших друг друга региональных элит вне зависимости от их политической ориентации. Проявился он и в условиях правого дрейфа. Так, Болсонару, стремившийся реализовать идею «негласного партнерства» между Бразилией и США, выдвинутую видным бразильским государственным деятелем бароном Рио Бранко еще в начале прошлого века, уже на начальном этапе своего президентства столкнулся с немалыми трудностями. По мнению ряда экспертов, «медовый месяц» в отношениях Бразилии и США фактически закончился. И дело не только в реакции бразильского генералитета на идею участия в военной кампании против Венесуэлы. Незадолго до этого, в январе, сразу после своей инаугурации, бразильский президент крайне заинтересовался идеей вслед за Аргентиной предоставить Соединенным Штатам территорию своей страны для размещения на ней американской военной базы. Однако его план оказался нереализованным, так как против него в категоричной форме выступило военное командование. Так же негативно отнеслись аргентинские военные к принятому президентом Маурисио Макри в июле 2018 года решению о размещении в трех провинциях американских военных баз. Аргентинское общество и силовики увидели в этом ущемление суверенных прав, тем более что предоставление военным из США баз официально было мотивировано не защитой государственных границ, которым, кстати, никто не угрожал, и не борьбой с наркотрафиком, а необходимостью «обеспечения внутренней стабильности в стране».

Интересы Китая

Есть и другой источник беспокойства для Вашингтона. «Нашествие» Китая на Латинскую Америку откровенно раздражает американский истеблишмент, но механизмов его сдерживания мало. Китайское руководство предвидело негативное восприятие США своей политики, поэтому изначально старательно подчеркивало отсутствие каких-либо экспансионистских устремлений, в особенности планов вытеснения США из региона. Однако под такие заверения экспансия китайских компаний протекала беспрецедентными темпами.

Доля восточного гиганта в латиноамериканской торговле выросла с 2% в начале 2000-х до 11% в 2018 году. Экспорт в Китай помог латиноамериканским странам в 2007–2008 годах относительно безболезненно пройти через мировой финансовый кризис. Прямые иностранные инвестиции Китая в регион в рекордные годы достигали 17,5 млрд долларов, и это без учета офшорных потоков. Инвестиции направлялись в первую очередь в нефтяной, железорудный сектора, добычу цветных металлов, сельское хозяйство. Китайские кредиты позволили удержать экономику некоторым странам, не желавшим привлекать кредиты МВФ под жесткие условия. Для многих стран КНР стала основным торговым партнером.

Изначальная схема присутствия «сырье в обмен на инвестиции» быстро усложняется. КНР пообещала подключить партнеров к своему мегапроекту «Новый Шелковый путь». Китайские компании готовы приносить высокие технологии, способствуя технологическому развитию латиноамериканских стран. Причем в отличие от США Китай абсолютно прагматичен и никогда не сопровождает свое растущее присутствие политическими требованиями или попытками вмешиваться во внутриполитические вопросы. Очень показательна позиция Китая по Венесуэле. Отвергнув логику действий США, признавших Гуайдо, Китай все же стремится занимать позицию над схваткой, официально заявив о своем диалоге со всеми сторонами конфликта. Мало сомнений, что китайские дипломаты сумеют договориться с любой победившей политической силой.

Экономическое будущее региона

Китайские и американские инвестиции, равно как и торговый обмен с этими крупнейшими мировыми державами, сыграли важнейшую роль в развитии экономик латиноамериканских стран. Беспрецедентный рост экспортных доходов для многих стран региона стал важнейшим элементом модели хозяйства, однако одной «внешней проекцией» экономическая политика не ограничивалась. Большинство крупных стран, прежде всего с левой политической ориентацией, предприняли попытки сделать дополнительную опору своего роста в виде развития внутреннего спроса.

Во многом достижения и положительные результаты экономической политики базировались на фундаменте проведенных в 1990-е неолиберальных преобразований. И это касалось не только стран правого лагеря, но и в значительной степени левого. Либерализация монетарной, валютной, внешнеторговой политики, приватизация — все это хоть и имело высокую социальную цену, но создало эффективные механизмы и инструменты для переваривания резко возросших в 2000-е годы экспортных доходов. Хотя были и исключения, например в Венесуэле. Левые элиты после прихода к власти зачастую под лозунгами полного отказа от результатов неолиберальных реформ на деле сохранили многие элементы прежней финансово-экономической политики.

Социальный курс левых элит оказался неэффективным. Росли абсолютные и относительные показатели социальных расходов государств, стратегия левых правительств заключалась в формировании внутреннего рынка и в инвестициях в человеческий капитал. Однако искусственное накачивание населения деньгами за счет различных форм субсидий, директивного повышения оплаты труда бюджетников не сопровождалось сопоставимым ростом эффективности национальных экономик. В результате возник разрыв между стоимостью труда и его производительностью. В Аргентине соотношение этих показателей достигло угрожающих значений, что подорвало конкурентоспособность местной промышленности и хозяйства в целом.

Экономическая модель некоторых левых стран, заключающаяся в искусственном расширении внутреннего рынка в надежде, что он снизит зависимость от внешнеторговой конъюнктуры и станет стабильной основой экономического роста, продемонстрировала свою неустойчивость. В период роста доходов от экспорта внутренние рынки расширялись, но из-за слабой конкурентоспособности национальной промышленности происходил рост доли импорта. В результате при первых признаках кризиса и девальвации национальных валют произошло значительное удорожание импорта, внутренний рынок схлопнулся, не став спасательным кругом для экономического роста. Это и привело к нескольким годам рецессии середины 2010-х во многих латиноамериканских странах.

Однако после двух лет спада, наиболее сильно затронувшего Бразилию, Аргентину и Венесуэлу, с 2017 года в Латино-Карибской Америке начался процесс циклического восстановления, связанный прежде всего с повышением мировых цен на сырьевые товары. Хотя ряд факторов не дают оснований для оптимизма. Главные из них — сохраняющаяся уже упомянутая низкая производительность труда, слабый рост доходов населения и деловой активности, замедленная диверсификация производственной структуры, превалирование сырья и товаров с низкой добавленной стоимостью в экспорте. По оценке Международного валютного фонда, в предстоящее пятилетие потенциал роста в Латинской Америке останется более чем скромным. Темпы экономического роста стран региона в 2019–2024 годах вряд ли превысят 2,7% (при среднемировом показателе 3,6%), что приведет к сокращению их совокупной доли в мировой экономике с 7,5 до 7,0% (для сравнения: в начале 2000-х годов доля ЛКА в мировом ВВП по ППС превышала 9%).

Динамика основных макроэкономических показателей Латинской Америки в прогнозный период в значительной степени будет определяться социально-экономической ситуацией в трех ведущих странах региона — Бразилии, Мексике и Аргентине, на долю которых в 2018 году приходилось 67,7% регионального ВВП. Прогнозируется, что экономика Бразилии будет расти на 2,2% в год при условии быстрого осуществления реформ в налогово-бюджетной сфере, а также восстановления потребления и инвестиций до уровня, способного компенсировать сокращение государственных расходов. Темпы экономического роста в Мексике, как ожидается, останутся на уровне 2,3% ввиду политической нестабильности и перспектив сохранения вялой инвестиционной активности, несмотря на уменьшение неопределенности в сфере торговли после заключения нового соглашения между США, Мексикой и Канадой. В экономике Аргентины после спада на 1,2% в 2019 году (вследствие бюджетно-финансовой консолидации) в 2020–2024 годах среднегодовые темпы роста могут повыситься до 3,2%.

Одной из важнейших задач для региона становится рост производительности труда. По данным Межамериканского банка развития, разрыв в производительности труда между Латинской Америкой и центрами мировой экономики продолжает нарастать. Совокупная факторная производительность (эффективность совместного использования труда и капитала) в регионе в 2010 году едва превышала половину соответствующего показателя США, хотя в 1960-м составляла почти три четверти. В текущем десятилетии отставание усилилось. Так, по оценке Организации экономического сотрудничества (OECD), в 2010–2017 годах среди стран региона лишь Чили, Мексике и Колумбии удалось существенно нарастить производительность труда и улучшить позиции в мировом рейтинге. В Бразилии этот показатель за семь лет вырос на всего на 1% и составил 28,9 тыс. долларов США на одного занятого. По этому показателю Бразилия отстает от Чили в 1,6 раза, от среднего уровня 19 стран ЕС — в 2,9 раза, от США — в 3,9 раза (см. таблицу 1).

По мнению большинства латиноамериканских лидеров, перспективы выхода стран региона на новый уровень экономического развития связаны с расширением международной кооперации по линии Север — Юг и прежде всего с США, с более глубоким включением национальных компаний в глобальные цепочки создания добавленной стоимости. При этом можно предположить, что страны региона будут стремиться максимально использовать технологические и финансовые возможности Китая (в первую очередь в сфере модернизации инфраструктуры) для сохранения баланса интересов и снижения негативных последствий роста технологической зависимости от США.

Ориентиры латиноамериканской политики России

Латинская Америка долго не относилась к геополитическим приоритетам России, но сегодня мы можем наблюдать перемены. Нашей стране по экономическому присутствию сложно тягаться с Китаем или США, но по многим острейшим проблемам, в том числе венесуэльскому кризису, мы стали той силой, которая способна искать и проводить решения. В обстановке так называемой новой нормальности латиноамериканские страны видят в России перспективного, а в ряде случаев и стратегического партнера. Для бывших или действующих левых правительств Россия всегда была ключевым союзником как противовес США. Именно этим можно объяснить то, что, не будучи страной с левой политической ориентацией, Россия по-прежнему имеет тесные дружеские отношения со всеми странами этого лагеря.

При этом наша дипломатия демонстрирует абсолютно прагматичный подход. Яркий пример — Аргентина, где правый тогда еще кандидат в президенты Маурисио Макри во время избирательной кампании делал ряд не совсем дружественных заявлений в адрес нашей страны. Однако вместо ожидавшегося похолодания отношений стороны сумели быстро перестроить их на прагматичной, деидеологизированной основе, сохранив практически все прежнее проектное наполнение сотрудничества. Аналогичные подходы РФ демонстрирует и в отношениях с новыми элитами в Бразилии: их проамериканская ориентация и расхождения по проблеме Венесуэлы не становится непреодолимым препятствием на пути развития стратегического сотрудничества.

Даже при усиливающемся давлении Вашингтона, навязывающего латиноамериканским партнерам антироссийскую повестку, странам региона, как правило, удается уклоняться от такого рода «солидарности» с Вашингтоном или Лондоном. Это не означат, что латиноамериканцы обладают «врожденным» иммунитетом против различных форм русофобии. Нашим латиноамериканским партнерам придется действовать с большей оглядкой на Вашингтон и соответствующим образом маневрировать, особенно под угрозой так называемых вторичных санкций минфина США. Российский бизнес уже сейчас сталкивается с определенными сложностями при работе в регионе. А это значит, что предстоит более напряженная работа по продвижению, финансовому, страховому и даже логистическому обеспечению торговых и инвестиционных сделок.