ТОП 10 лучших статей российской прессы за
June 13, 2019

Ровно тогда же, когда были усыновлены младшие Авдеевы, в 2012-м, был принят «закон Димы Яковлева», запретивший гражданам США забирать в свои семьи российских детей-сирот. Авдеева как главного в стране и мире отца-героя (он самый, за исключением арабских шейхов, многодетный папа на земле) в каждом интервью спрашивают, как он относится к «закону Димы Яковлева». Авдеев в каждом интервью отвечает: «Закон спорный, но ситуация с усыновлением в стране, безусловно, меняется в лучшую сторону». Детей в детских домах действительно стало значительно меньше. В 2017-м (это пока самая свежая статистика) в России были усыновлены или взяты под опеку почти семьдесят семь тысяч детей. Тогда же в федеральном банке данных числились пятьдесят тысяч двести десять сирот. Когда этот номер сдавался в печать, их в банке данных было сорок семь с небольшим тысяч.

– За малышами сейчас стоят очереди – пятнадцать лет назад, когда я начал усыновлять, такого не было, – говорит Роман. – Правда, в итоге в детских домах теперь находятся в основном подростки. Их там восемьдесят два процента, и это продуцирует новые задачи. С другой стороны, и то, что увеличилось количество приемных семей, приводит к появлению не скажу проблем, но сложностей, которые необходимо решать.

Сам Авдеев тоже брал грудничков-отказников из больниц Москвы и Подмосковья – и смеется теперь, как они, повзрослев, время от времени вспоминают тяготы и лишения своей прошлой жизни.

– Бывает, начинают рассказывать, как им было тяжело, хотя они даже в доме малютки не были, да и в принципе не могут помнить о том, что было до усыновления.

Выполнив и перевыполнив гражданский долг перед российской системой опеки и попечительства, миллиардер, у которого вместо сердца явно пламенный мотор, взялся решать как раз те самые сложности в жизни приемных семей. Он это делает в своем фонде «Арифметика добра», который был создан ровно пять лет назад. Там ищут приемных родителей для сирот и устроили жизнь уже тремстам тринадцати детям. Еще организовали клуб, в котором помогают самим новоиспеченным папам и мамам (семей в клубе состоит уже тысяча триста девятнадцать).

– Усыновлять детей стало буквально модно. В результате растет количество вторичных отказов, – рассказывает Авдеев. – Я больше людей отговорил, чем уговорил. Очень много иллюзий. А нужно лишь, чтобы было принятие ребенка как нормального члена семьи. Кстати, особенно непросто это дается женщинам: отдавать частичку себя, относиться к этим детям как к своим. В некоторых этого просто нет. Я искренне благодарен своей супруге, что у нее это есть. Я слышал недавно, что родители вернули двухлетнего ребенка в детский дом после того, как он у них прожил восемь месяцев. Причиной отказа было то, что «он орет ночью». Если грудной ребенок ночью кричит, это нормально, а если ребенок кричит после года, значит его что-то беспокоит. Дело не в том, что у сирот какой-то особый «ген».

Кандидатов в усыновители и опекуны обучают в школе приемных родителей «Арифметики добра», по итогам тестирования вручают «Свидетельство о прохождении подготовки лиц, желающих принять на воспитание в свою семью ребенка, оставшегося без попечения родителей». После того как ребенок усыновлен, с семьей работают психологи.

Авдеев мечтает, что когда-нибудь в нашей стране примут закон о профессиональных приемных семьях.

– Это лишь звучит пугающе, – говорит Роман, видя, вероятно, мое изменившееся лицо. – Профессиональные приемные семьи – это семьи, с которыми государство заключает договор, помогает им материально, проводит специальную образовательную подготовку и не только. И такие семьи берут детей с особенностями, которых должны растить профессиональные люди, имеющие желание, знания, возможности. Например, чтобы воспитывать ребенка с расстройством аутистического спектра, нужны одни знания и навыки, чтобы воспитывать подростка – другие, для дошколенка с ДЦП – третьи. Такие семьи могут поддерживать контакт с родственниками, которые не лишены прав в отношении ребенка и значимы для него, – например, с бабушкой. И главное – такая схема помогает избежать попадания в детский дом. Это дает кровным родителям возможность, не разрывая связей с ребенком, решать свои проблемы: искать работу, делать ремонт, заниматься с психологами, чтобы встать на ноги и вернуть своих детей.

Спрашиваю, как он в таком случае относится к беби-боксам, которые все собираются запретить, но, к счастью, все никак не запретят.

– Хорошо отношусь: мы должны действовать в интересах ребенка, – отвечает Авдеев. – Я никогда об этом не рассказывал, но у меня в семье есть ребенок, которого нашли на остановке. Я не буду называть, кто это, но он чуть не погиб. Запрет беби-боксов приведет к тому, что детей станут оставлять на остановках и они будут погибать.

Еще одна программа «Арифметики добра» с говорящим названием «Шанс» придумана для того, чтобы помогать воспитанникам детских домов поступить в вузы. В том же 2017 году, по которому есть последняя статистика, из почти двадцати тысяч выпускников детских домов в институты смогли попасть лишь сто пятьдесят девять человек, то есть меньше одного процента. Тридцать один из них прошел через авдеевский «Шанс». При этом, по данным российской Генпрокуратуры начала двухтысячных, лишь десять процентов тех, кто прошел все круги детдома и сумел выйти во взрослую жизнь, не попав в приемную семью, доживают до сорока лет.

Авдеев ежегодно тратит на программу собственные пятьдесят миллионов рублей, еще восемьдесят приносит работа с партнерами. К примеру, в фонд передали часть средств от продажи билетов на ноябрьский концерт Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова в Большом. Бюджеты помогают охватить репетиторством старшеклассников-сирот из ста одного детского дома в двадцати девяти регионах страны. Преподаватели занимаются с ними индивидуально и онлайн. Вдобавок в офлайне проводятся мотивационные тренинги соцнавыков. Лучших раз в году собирают в лагере, с теми, кто окончил школу, остаются в контакте.

– Я встречался с детьми в лагере, – рассказывает Авдеев. – Никто напрямик не сказал, но это витает в воздухе: они страшатся того, что с ними будет после детского дома. Учась в учреждении на всем готовом, они должны выйти в самостоятельную жизнь, многое в которой просто не понимают. У них возникают разные проблемы, начиная с юридических – им положены льготы, а они не знают, куда обратиться, – и заканчивая психологическими. Для этих детей важно чувствовать, что кто-то есть рядом. Вот я рос в совершенно нормальной семье, но всегда чувствовал, что есть друзья, родственники. В общем-то нечасто к ним обращался, но важно само осознание того, что есть человек, к которому можно прийти за советом или просто поговорить.

Большую часть своего детства Авдеев прожил в коммунальной квартире в Одинцово.

– В одной комнате жили я, мама, папа, бабушка. Было не так просто, но я этого не замечал. Была такая атмосфера! Родственники приезжали, друзья ко мне приходили... Но я не думаю, что в коммунальной квартире есть что-то хорошее.

Мама Романа, Галина Борисовна, работала химиком в лаборатории. Отец, Иван Исакович, был столяром, «а потом пошел за квартиру работать – мастером погрузочно-разгрузочных работ». Авдеевым дали еще одну комнату. Теперь мама и папа живут в соседнем поселке и часто приходят к сыну в его большое гнездо пешком.

– Мама – мой главный критик, – с улыбкой рассказывает основной бенефициар седьмого по величине активов банка в стране. – Она мне такие вещи, не стесняясь, говорит! Конечно, бывает обидно. Считает, что я к детям иногда неправильно отношусь. Еще она очень не любит, когда я зимой без шапки хожу.

Галина Борисовна и Иван Исакович воспитывали сына с большой мудростью.

– Подростком я тоже, конечно, говорил родителям: «Да вы меня не любите!» Хлопал дверью. Один раз уехал и ночевал на Белорусском вокзале, но мне это сильно не понравилось. Приехал утром, а они сделали вид, что ничего не было. Хотя, наверное, ночь для них была волнительная. Если такое произойдет со мной и моими детьми, я пойму. Подросткам свойственно отрицать родителей – если этого не происходит, это плохо. Должна в определенном возрасте произойти естественная сепарация, чтобы родилась самостоятельная личность.

Авдеев учился в Московском энергетическом институте, после второго курса ушел в армию, а вернувшись, открыл кооператив по производству декодеров для телевизоров – очень важной вещи в хозяйстве советского человека, желающего посмотреть у себя на диване «Рэмбо» или еще какую «Греческую смоковницу». К 1994-му маржа стала больше у валютных операций, и ради лицензии по объявлению в газете Авдеев купил Московский кредитный банк.

К тому моменту Авдеев уже был отцом двух сыновей, Кирилла и Антона, которые родились в браке с первой женой. Усыновлением он занялся вместе со второй, ныне покойной супругой. В 2002-м взяли двойняшек Катю и Тимура.

– Хотели двойню – у таких детей меньше шансов на усыновление. Двойняшек стараются не разлучать, как и братьев и сестер в принципе. Но так называемые паровозики люди берут редко. Когда я принимал это решение, ни с кем не советовался, кроме жены. Если принял решение, ты должен нести ответственность, не надо разделять ее ни с кем. Маме и отцу я сказал, уже когда все для себя решил. Они меня с радостью поддержали, даже забирали из больницы детей, ходили на суд вместе со мной. И старшие дети меня тоже в этом поддержали. Сейчас они уже живут отдельно и берут детей к себе на выходные, общаются с ними, они действительно как братья и сестры.
Двойняшки Катя и Тимур – единственные дети Авдеевых, которых взяли из дома малютки.

– Я часто рассказываю эту историю, расскажу еще раз. Как-то раз я приехал в детдом. Меня попросили помочь сделать там кухню, чтобы девочки готовили. Я сделал. Во мне тогда еще сидело, что нужно изменить систему детдомов, повысить ее эффективность. И вот я туда приехал, попросил воспитателей позвать девочек. Пришли две, двенадцати и четырнадцати лет. Надо было с ними как-то начать разговор, я предложил: «Девчонки, сделайте мне чаю, я слышал, кухня у вас теперь есть». Пью, говорю: «А можно сахара?» А они: «А это что?» Ну у меня первая мысль была, что это администрация, «хорошие люди» своровали сахар. Оказалось, все сложнее и проще. Каждый день им заваривают в чайнике чай, сыпят туда сахар, размешивают и разливают уже сладкий. То есть они просто не знают, что чай сладкий от сахара. В общем, после этого во мне все резко изменилось.

Та же история повторилась и дома. Авдеев зашел к детям на завтрак и увидел, как его домашние воспитательницы, хорошие люди без кавычек, кладут сахар в чайник. С тех пор воспитательницы у Авдеевых так не делают. А девочки, кстати, на домашней кухне тоже готовят сами – как минимум дважды в неделю.

– Повар у нас один, и ему полагается два выходных. Девочки варят макароны, сосиски, пельмени. Утром делают кашу. А сласти у них прямо здорово получаются! Я стараюсь сладкого поменьше есть, но у них так вкусно выходит!

Когда Авдеев в третий раз отправился в загс – с нынешней женой Еленой, преподавательницей английского, – у него уже было двенадцать детей. Теперь их двадцать три. Интересуюсь, в какой момент они говорят детям, что те приемные.

– Разговора как такового нет. Просто, когда им исполняется года три, они уже начинают сами понимать. Это не табуированная тема в нашей семье, дети могут об этом поговорить друг с другом, со мной, с мамой, с воспитателями.

А вот с вопросом «кто мои биологические родители» к Роману и Елене за все эти годы никто ни разу не подошел.

– Если подойдут, я буду искать родителей, помогать им контактировать, – отвечает отец.

Раньше, когда старшие дети еще не стали совсем взрослыми, ими занимались одиннадцать человек. Сейчас восемь, включая повара. Помогают отвести детей в школу, помогают с уроками. Сам Авдеев занимается с девочками математикой и вообще старается проводить свободное время с детьми. Все дети говорят по-английски: «это их второй язык».

– У нас гувернеры-англичане долго жили и до сих по субботам приезжают заниматься.

Младшие ходят в детский сад с билингвальным обучением, средние – в государственные школы.

– Мы обсуждали с супругой, стоит ли водить детей в обычный детсад, как быть со школой, – рассказывает бизнесмен. – Я считаю, что нужно водить именно в государственные учреждения. Мы растим российских детей. Они должны знать наши реалии.

Лишь на каникулы ребята уезжают учиться в Германию или Англию, но всегда возвращаются на родину.

Самый старший сын Антон восемь лет назад подарил Авдееву внука Марка. Раньше Антон был вице-президентом Московского кредитного банка по работе с корпоративными клиентами. Начинал с низов – с компании «Вельский лес» – менеджером по продаже пиломатериалов, работал натурально в глухой архангельской тайге. Теперь Антон развивает собственный бизнес, а у папы работает его младший брат Кирилл. Он тоже стартовал без преимуществ – с позиции консультанта отделения Московского кредитного банка.

В работе папиного фонда дети активно пока не участвуют. В этом году сын Тимур выбрал его для своей школьной практики.

– Я совершенно не давил, и когда мне об этом сказали, мне было приятно. Старшие дети, я знаю, участвуют в каких-то мероприятиях материально, но, на мой взгляд, благотворительность должна быть делом сугубо добровольным. Я никогда с детьми на эти темы не разговариваю и не подталкиваю.

Проблема отца и детей есть, конечно, и в этой семье.

– С девочками во всех конфликтах я стараюсь держать такую позицию: «Я считаю, что важно сделать так, а не иначе, и этому нужно подчиниться. Но это потому, что ты ребенок, я несу за тебя ответственность. А цель у нас с мамой, чтобы ты стала взрослой и стала жить самостоятельной жизнью». Ребятам я еще добавляю: «Почему я командую? Кроме того что я отец, я еще и физически сильнее», – с улыбкой говорит Авдеев. – Это, кстати, достаточно сильно мотивирует их заниматься физкультурой. А во-вторых, говорю, я самостоятельный, я вас обеспечиваю деньгами. Вы должны учиться, стать самостоятельными, и тогда будете принимать решения.

Время от времени по выходным Авдеевы ездят в Москву, и это уже само по себе развлечение. Сначала загружаются в несколько минивэнов «фольксваген», потом выгружаются. В кинотеатре или цирке папа на кассе говорит: «Дайте мне пятнадцать билетов» – и смеется, видя реакцию кассира.

Летом, «когда хорошая погода», Авдеевы едут на дачу – в деревню в Лебедянском районе Липецкой области. Там Авдеев оказался впервые в середине девяностых. Учился в Липецком государственном техническом университете по специальности «промышленное и гражданское строительство», купил контрольный пакет Лебедянского сахарного завода и земли вокруг него. Надо было где-то жить – купил дом. Через десять лет бизнесмен перестал заниматься сахаром, а любовь к сладкой дачной жизни на берегу Дона осталась. В деревне теперь их ждут четыре коровы, куры, а также вейкбординг, велосипеды, геокэшинг, тарзанка, плот, костры, лазанье по вековым липам.

Авдеевы – и взрослые, и дети – обожают спорт. Зимой по воскресеньям ходят в Мещерском парке на лыжах и играют в хоккей – все вместе, и девочки тоже (оттого «никаких силовых приемов, шайбу поднимать нельзя, у маленьких отбирать шайбу нельзя, пока пас не отдали»). Летом по тем же принципам футбол. В январе Австрийские Альпы.

– Ну вот же! Традиции и распорядок! – говорю я.

– Опять вы о своем! Надоест хоккей – будем играть во что-то другое. Или вообще ничем заниматься не будем, – улыбается Роман.

Это вряд ли. Прошлым летом поехали на Корсику, но и там не сидели на пляже сложа руки. Собрались в поход с рюкзаками и палатками. Прошли часть маршрута GR20: красивого, но трудного.

– Ночевали в горах, пару дней провели дикарями на море, – вспоминает Авдеев. – В этом году хочется чего-нибудь поинтереснее. Чтобы были велосипеды. Мы очень много занимаемся спортом, потому что спорт – это совместное действие, преодоление, а еще игра. Он очень сильно сплачивает.

Сам бизнесмен много лет занимался йогой – каждый день по два часа. Потом перестал, увлекся бегом, причем настолько, что пробежал триатлон в Завидово, а этой осенью собирается участвовать в Берлинском марафоне.

– Летом бежал полумарафон в Лужниках, дети ждали на финише, – рассказывает Роман. – Я прибежал, собрались ехать есть пиццу. А водителя я куда-то отпустил. В общем, все забились в одну машину – все двенадцать человек. Я еду, тут меня милиционер останавливает: «Вас много тут». Я говорю: «Ну да, извините». Он спрашивает: «А это кто?» – «Дети мои». – «Все ваши?» – «Да, все мои». А он: «Счастливой дороги!» Даже штрафовать не стал. Хотя, если бы оштрафовал, я сказал бы: «Правильно».

В 2017 году большое уважение к спорту и нелюбовь к действиям по распорядку даже в таком архиважном деле, как инвестирование, превратили Авдеева во владельца ФК «Торпедо» и стадиона имени Эдуарда Стрельцова. Все вышло случайно. Авдеев купил у Михаила Прохорова девелоперский проект «Торпедо» на Крутицкой набережной. К проекту прилагалось социальное обязательство создать спортивную инфраструктуру. Авдеев приехал на место осмотреться, прошелся по разрушающемуся стадиону, послушал историю команды и решил вернуть ее домой: трехкратный чемпион СССР, обладатель первого Кубка России имел долг в миллиард рублей и опустился до второго дивизиона.

Авдеев усыновил и «Торпедо». В прошлом сентябре на спортивной арене провели первый благотворительный турнир клуба и фонда «Арифметика добра». Сборная фонда, составленная из приемных отцов и сыновей, тоже принимала участие.

Тем временем Авдеев разослал по европейским футбольным столицам специалистов – изучать, как устроены современные стадионы. Нанял КБ «Стрелка» для организации международного конкурса по реконструкции. Из двадцати архитектурных бюро победила мастерская Мишеля Ремона Michel Rémon & Associés, которая создала двадцатитысячные стадионы в Реймсе и Дижоне.

Реконструкция начнется в следующем году. Арена на пятнадцать тысяч человек с невиданными раньше козырьками над трибунами откроется в 2023-м – стройку оценивают в восемь миллиардов рублей.

– Можно было построить подешевле, – комментирует Авдеев. – Но мы занимаемся девелоперским бизнесом и такое даже не рассматривали. Хотели, чтобы это был современный стадион. А современный стадион – это еще и современный внешний вид. Театр начинается с вешалки, а футбол – с касс, трибун, козырьков.

Затрат, однако, требуют не только футболисты и болельщики. Авдеев проспонсировал съемки фильма о Стрельцове – опять абсолютно внезапно.

– Алексей Учитель с сыном Ильей решили снимать кино о Стрельцове, пришли к нам. У них было уже готовое понимание, я послушал и сразу решил поддержать.

Двадцатисемилетний Илья Учитель, в активе которого пока единственный полнометражный фильм – комедия «Огни большой деревни» с Дмитрием Дюжевым, – стал режиссером «Стрельцова»; его отец, создатель «Матильды», выступил продюсером. Фильм успели отснять на стадионе имени главного героя до начала реконструкции, он выйдет в прокат в следующем году.

В центре сюжета – триумф и трагедия великого нападающего «Торпедо», одного из лучших советских футболистов, чемпиона олимпийского Мельбурна 1956 года. В 1958-м, накануне первого для СССР чемпионата мира, на котором русский Пеле тоже впервые встретился бы на поле с бразильским, двадцатиоднолетнего Стрельцова арестовали по обвинению в изнасиловании. В обмен на обещание оставить его в сборной перед чемпионатом футболист написал чистосердечное признание. Обещание, конечно, никто не сдержал, Стрельцову дали двенадцать лет, советская сборная проиграла в Швеции в четвертьфинале. Говорили, это месть министра культуры Фурцевой: звезде футбола не приглянулась ее дочь.

После условно-досрочного освобождения Стрельцов работал на ЗИЛе, играл за команду завода, потом новый генсек Брежнев форварда «помиловал». Стрельцов вернулся в «Торпедо» – и клуб тут же во второй раз в своей истории победил в чемпионате СССР.

Не просто кино – готовый блокбастер. Главную роль играет, конечно, вездесущий, как ноги Стрельцова, Александр Петров. Спрашиваю Авдеева, как ему актерская и спортивная игра кинозвезды.

– Мне понравилось, я же не критик, – отвечает бизнесмен. – А вот эстетика пятидесятых, которой в фильме много, меня поразила. Не представлял, что это так красиво.

Думает ли он, что будет лет через двадцать, когда те, кому сейчас по семь лет, тоже уедут из родного гнезда. Стихнет гул в хоккейной коробке, с холодильника исчезнет график дежурств. Герои списка «Форбса» тоже, наверное, плачут, когда из родительского дома уходит даже один ребенок. А тут их сразу двадцать.

– Не знаю, чем займусь, – задумывается Авдеев. – Вот внук бегает, все время: «Деда, деда!» Я думаю: «Это он кому?» Просто он и меня, и моего отца называет «деда». Но я на себя как-то это не прикладываю. Искренне не знаю, что будет через двадцать лет. Надеюсь, буду продолжать вставать в пять утра и ездить на работу.

Одно ясно точно – состояние детям не достанется.

– Лучше всего денег не давать, – считает отец. – Помочь с жильем, с образованием, помочь устроиться – это да. Я готов дать удочку, а не рыбу. Родители должны сделать так, чтобы дети смогли выбрать собственный путь, за который сами будут нести ответственность. Дети вообще могут прожить любую жизнь – главное, чтобы свою.