Тогда, в 1916-м, делили – как скоро выяснилось, преждевременно – Оттоманскую империю, которой принадлежал арабский Ближний Восток. Тогда же и выяснилось, что распад вековых империй обходится миру дорого и кроваво. Насколько дорого обходится он, видим мы сегодня на примере России. Порожденная Первой мировой революция 1917 не только расколола мир надвое (впоследствии этот раскол назвали «холодной войной»), но и привела к тому, что окраины Российской империи побежали от революционного Петрограда, как от чумы. Огнем и мечом, по кусочкам «собрали Русский мир» тогда заново большевики. Но швы остались. И едва закончилась холодная война и рухнуло большевистское царство, история повторилась. И вот опять, столетие спустя, мы оказались свидетелями попытки «собрать Русский мир» заново. Едва ли многие усомнятся, что, как и в конфликте на Ближнем Востоке, имеем мы здесь дело все с тем же роковым наследством Первой мировой.
Безыдейная война
Теперь о ее бессмысленности, о втором уроке. За этой смертельной схваткой великих держав Европы не стояло никаких ИДЕЙ. Сплошная геополитика. Другими словами, имперские амбиции, имперские страхи, месть за давние поражения в имперских войнах – и все. Идеологии, то есть понятного нормальному человеку смысла, Первая мировая была полностью лишена.
Могущественная Германская империя не могла, видите ли, терпеть владычества на морях своей Британской соперницы! И вообще того, что не она хозяйка Европы, что по тогдашним меркам означало – и мира. Фридрих фон Бернгарди, известный немецкий геополитик, так обосновывал это в популярной книге Deutschland und der nächste Krieg (1912): «Либо Германия будет воевать сейчас, либо она потеряет свой шанс на мировое господство». И еще глубокомысленней, – «закон природы, на который опираются все другие ее законы, есть борьба за существование. Следовательно, война есть биологическая необходимость».
Франция не могла смириться с горечью и позором своего поражения в 1870 году. Статуя в Страсбурге на Place de la Concorde так и стояла, задрапированная черной тканью, все эти десятилетия до самого 1914-го. Дети в школах повторяли слова знаменитого патриота Леона Гамбетты: «Не говори об этом никогда, но думай об этом всегда». Такая была имперская мечта – отомстить.
Австро-Венгерская империя боялась Сербии (за которой стояла Россия). Как объяснял кронпринцу Францу Фердинанду начальник Генерального штаба барон Конрад фон Гётцендорф, «судьба Монархии зависит от того, произойдет ли объединение южных славян под ее эгидой или под эгидой Сербии. В последнем случае сербы создадут свою империю, захватив все побережье Адриатики и навсегда отрезав Монархии выход к морю». Кронпринц обещал подумать о том, как сделать Двойственную империю Тройственной, кооптировать южных славян, обезвредив тем самым Сербию.
Для сербов это означало бы распроститься с собственной имперской мечтой о «Великой Сербии». Еще в 1908 году во время своего балканского турне П.Н. Милюков заподозрил, что Сербия готова спровоцировать европейскую войну. Общение с молодыми сербскими военными позволило ему тогда сделать два главных вывода. Во-первых, что «эта молодежь совершенно не считается с русской дипломатией». Во-вторых, что «ожидание войны с Австрией переходило здесь в нетерпеливую готовность сразиться, и успех казался легким и несомненным. Это настроение казалось настолько всеобщим и бесспорным, что входить в пререкания на эти темы было совершенно бесполезно». Попросту говоря, Россия нужна была сербам лишь как инструмент для развала Двойственной империи – и создания собственной, пусть мини-империи.
У англичан были свои соображения. Они не желали ни уступить свое владычество на морях, без которого не могла бы существовать их раскиданная по лицу земли империя, ни допустить немцев стать хозяевами Европы. И ни в коем случае не позволили бы они немцам оккупировать Бельгию – потенциальный плацдарм для высадки на остров. А оккупация Бельгии была составной частью плана германского теоретика молниеносной войны Шлиффена, то есть неизбежна.
Россия вообще была тут сбоку припеку. Ей не угрожал никто. И торопиться ей было некуда. Могла бы и подождать, если не двадцать лет, как завещал ей Столыпин, чтобы привести себя в порядок, то, по крайней мере, три года, чтоб завершить военную реформу. Америка не перестала быть великой державой из-за того, что ждала прежде, чем вмешаться в войну, эти самые три года. И вообще прав, похоже, британский историк Доминик Ливен, что «с точки зрения холодного разума ни славянская идея, ни косвенный контроль Австрии над Сербией, ни даже контроль Германии над проливами ни в малейшей степени не оправдывали фатального риска, на который пошла Россия, вступив в европейскую войну».
Но... если уместен тут уличный жаргон, «жадность фраера сгубила». Живы ведь были славянофильская греза о кресте на Св. Софии в Царьграде (каковой крест и был уже заранее припасен), и мечта о проливах, и – чем черт не шутит! – о теплых водах Персидского залива тоже. Между прочим, в мае 1916 года турки разгромили русскую дивизию на подступах к этому самому заливу. Как львы, дрались тогда турки за свою обреченную империю.
Цена вопроса
Вот за эту гремучую смесь имперских амбиций, фантазий и страхов должна была Европа заплатить страшную, непомерную цену. Девять миллионов (!) солдат, моряков и летчиков пали в ходе этой войны на поле боя. Втрое больше оставила она после себя молодых калек. Сколько разбитых семей, сколько исковерканных жизней! Добавьте к этому пять миллионов гражданских, погибших от тягот оккупации, от бомбежек, да что там – просто от голода. Уже в 1915 году зарегистрировано было в Германии 88 232 голодные смерти, в 1916-м – 121 114. Голодные бунты перестали быть редкостью. Что поделаешь? Блокада. Не забудьте и побочные следствия Первой мировой: геноцид армян в 1915-м в Турции и несчитанное число умерших от «испанки», смертельного гриппа, тоже зачатого несчастной этой войной.
Такова оказалась цена той безыдейной «войны народов».
Кассандры
Нельзя сказать, что никто не предвидел этого кошмара. Первым был Уинстон Черчилль, совсем еще тогда молодой, но уже имевший за спиной опыт войны в Индии, в Судане и в Южной Африке, парламентарий. «Войны народов, – предупредил он 13 мая 1901 года Палату общин, – не похожи на войны королей». И «кончаются они тотальным разгромом побежденных и едва ли менее опасным истощением победителей». А предстоит Европе именно война народов.
Если вспомнить, что в той же битве при Седане в 1870 году, в которой капитулировал Наполеон III и которую столько десятилетий не могли простить Германии французы, пало шесть тысяч (!) человек с обеих сторон, и этим в общем-то ограничились потери во франко-прусской войне на поле боя, начинаешь понимать, с какой зловещей точностью предсказал ужас грядущей «войны народов» Черчилль. И насколько прав был Август Бебель, когда под громовой хохот в Рейхстаге заявил, что европейская война закончится революцией.
Но кто, когда слушал Кассандр?
«Европа сошла с ума»
Когда известный полярный исследователь, англичанин Эрнест Шеклтон, после двух лет изоляции во льдах Антарктики, добрался, наконец, в 1916 году до твердой почвы, он первым делом спросил, чем кончилась заварушка, начавшаяся в дни его отъезда. Ответ был такой: «похоже, она никогда не кончится. Европа сошла с ума».
Многие и впрямь сходили с ума. 28 июля того же года юный пехотинец Джордж Ли-Маллори описал родителям свой вчерашний полузатопленный окоп под Верденом: «Рядом плавали трупы, слышны были стоны умирающих, и никто не мог им помочь, потому что нельзя было поднять голову над бруствером, огонь ураганный. Не представляю, как я смогу жить после этого». Другие отчаянно искали смысл в том, в чем его не было. И, представьте, находили.
Лейтенант Гарольд Макмиллан (будущий премьер-министр) писал матери уже в 1915-м, что его солдаты не вынесли бы напряжения этой войны, «если б не верили, что это не бессмысленная бойня, а крестовый поход – чтоб навсегда покончить с войнами». Вот эта мысль и призвана была играть роль своего рода «заменителя» (substitute) смысла, если хотите, идеологии Первой мировой. Она помогла многим не сойти с ума.
Нет спора, «заменитель» был слабый. Он не остановил предсказанную Бебелем революцию – ни в России, ни в Германии. И подтвердил пророчество Черчилля об «опасном истощении победителей» тоже. Но главное – он оказался ложным. Уже двадцать один год спустя, не успели зажить раны, потрясла Европу новая, еще более кровопролитная война.
Но – вот сюрприз! – Вторая мировая война не породила революций и, в отличие от Первой, не сводила людей с ума. Она не была геополитической бойней, напротив, полна была смысла. Возможно, это была первая в истории «война за идею», за великую идею свободы. И осталась она в истории как легендарная победа сил Добра над силами Зла, как светская версия Евангелия от Иоанна. А Первая так и запомнилась как величайшая геополитическая катастрофа, бессмысленная, как все стихийные бедствия, подобная, допустим, библейскому Потопу...
Спор о наследстве Первой мировой
Я понимаю, что многие не согласятся со столь категоричным суждением. Оппоненты могут сослаться на то, что разрушила все-таки эта война четыре европейские империи – Российскую, Оттоманскую, Австро-Венгерскую и Германскую. И подарила независимость многим народам. Могут даже сослаться на то, что в Сараево до самого распада сербской мини-империи, известной под именем Югославии, стоял монумент Гавриле Принципу, одному из шести террористов, отряженных сербской контрразведкой для убийства кронпринца Франца Фердинанда. Гавриле повезло: он спровоцировал Первую мировую.
Что ж, кому-кому, а сербам, казалось, было, что праздновать. Развалив с помощью России своего извечного врага, Двойственную империю, они создали именно то, чего, как мы помним, боялся начальник ее Генерального штаба Конрад фон Гётцендорф, – свою мини-империю. Только и для них кончилось, как мы знаем, наследство этой войны плохо. Кончилось распадом Югославии, а когда «собиратель сербского мира» Милошевич попытался воссоздать империю силой, – и вовсе позорным судом в Гааге…
Сошлются, быть может, оппоненты на независимость Литвы, Латвии, Эстонии, Венгрии, Чехословакии, Финляндии и Польши, обретенную в результате распада Российской и Двойственной империй. Так и тут ведь все было неоднозначно! И не исключено, что горько пожалели о распаде Двойственной империи Венгрия и Чехословакия, когда оказались сателлитами «второй» Российской империи, которая и сама была, как мы помним, порождением Первой мировой. Особенно Венгрия в 1956-м и Чехословакия в 1968-м. О прибалтийских государствах я уже и не говорю, они просто были этой «второй» империей аннексированы.
В том-то и состоит третий урок Первой мировой, что ВСЁ ее наследство оказалось неустойчивым, зыбким, обманчивым. Начиная с мира в Европе, который зашатался задолго до Мюнхена, едва Гитлер выступил в роли «собирателя германского мира». Тем более, что и сама гитлеровская Германия тоже была косвенным порождением этой войны.